Уходит намного раньше, чем я, и возвращается задолго до того, как я прихожу домой. Окна его комнаты смотрят на улицу и вечерами всегда светятся. Может быть, он печатает фальшивые деньги, а может, решает кроссворды – только он совсем не высовывает носа из своей берлоги, а если высовывает, то в мое отсутствие.
И вот однажды в субботу мы с ним столкнулись у входа.
– Вы товарищ Павлов?
– А вы – товарищ Илиев?
Я почему-то представлял, что он старик, как и два других моих соседа, а он оказался моложе меня. Он был без пиджака, в одной рубашке и в брюках из желто-зеленой ткани военного образца, хотя погода стояла прохладная. Смуглое мужественное лицо, открытый взгляд, волосы каштановые, росту среднего, особые приметы – никаких особых примет.
– Вы ведь журналист, – сказал Илиев. – Мне хотелось бы поговорить с вами.
– Заходите, когда вам удобно, – пробормотал я, надеясь, что это будет не скоро.
Однако он нагрянул ко мне в тот же вечер.
– Выпьете кофе? – спросил я, надеясь услышать: «Нет-нет, я после кофе не смогу уснуть…»
– С удовольствием.
Так что мы пили кофе, курили, а тем временем Илиев рассказывал мне о том, что недавно советские ученые разработали способ использования дыма, выбрасываемого из заводских труб, для получения из него азота.
– До настоящего времени предложение о фильтрации дыма у нас отклонялось – она требует очень дорогого оборудования. Но сама по себе очистка – очень прибыльное дело. Можно получить на миллионы левов азота, понимаете?
Что тут сложного, чтобы не понимать. Единственное, что мне непонятно, – почему своим дымом он забивает голову именно мне. Однако скоро и это прояснилось.
– Вопрос, как видите, интересен с двух точек зрения: с экономической и гуманной. И поскольку сегодня проблема загрязнения среды стоит очень остро, я хотел бы кое-что написать для вашей газеты.
Мне следовало бы сказать, что газета не моя и что упомянутая проблема, при всей ее остроте, меня не касается, так как я работаю в другом отделе, но вместо этого отвечаю: да, разумеется, почему бы не написать, это же так интересно и прочее в этом роде. Словом, я всячески стараюсь его поддержать, только бы он поскорее ушел, но Илиев не обнаруживает такого желания, и мне приходится задавать свои идиотские вопросы:
– Ваши затеи, как видно, причинили вам неприятности? Я слышал, вам крупно не повезло.
Илиев смущенно смотрит мне в глаза. Его загорелые щеки слегка покраснели.
– Уволили. Но не только из-за моих «затей». – Он тянется к моим сигаретам, закуривает и говорит более непринужденно: – В сущности, мера была вполне уместна.
– Хотите сказать – заслужили наказание?
– Конечно. Видно, слишком уж круто я пошел вверх: инженер, главный инженер, директор комбината. Только вот когда я оказался на посту директора, на меня посыпалась такая пропасть вопросов, что я просто не знал, за что хвататься. Наверно, так я устроен – не могу думать о многих вещах одновременно. Пока моя голова занята чем-то одним, другого я касаться не должен.
– У вас ведь были помощники…
– Они-то меня и погубили. Особенно постарался заместитель по экономическим вопросам.
– И вас сняли.
– Да. Может, знаний у меня как у специалиста достаточно, но что касается организации и управления… Уже после первой проверки все стало ясно.
– Вы, похоже, не склонны драматизировать события, – констатирую я с некоторым разочарованием.
– Драматизировать события? Это случается от нехватки воображения. Или когда человек находится в болезненном состоянии.
– Одним словом, «по мне – хоть трава не расти»? Он окидывает меня быстрым взглядом, словно желая
удостовериться, не разыгрываю ли я его.
– Я не то хотел сказать. Но раз уж вы упомянули о траве, должен заметить, что трава бывает разная: одна растет, другая – нет. Чахлая гибнет, здоровая идет в рост – что же тут драматизировать?
– Гибнет не только чахлая, – замечаю я просто так. – К примеру, той, что попадает под колеса, не позавидуешь, а та, что в укромном местечке, растет себе и растет.
– Ну, уж вы слишком углубляетесь в философскую сторону вопроса!
– А почему бы нет?
– Мы всегда чересчур углубляемся, и в этом наша беда. А после начинаем драматизировать: попал под колеса, стал жертвой. Это порождает фаталистов, нытиков, отсюда же начинается мания преследования.
– А вы, кажется, тоже немало над этим размышляли?
– Как, вероятно, и вы.
– Вероятно. Но мне не свойствен ваш сугубо научный подход.
– Научный подход вас не должен раздражать. Без него не обойтись. Вся эта гамма, именуемая драматическими переживаниями, – душевные муки, печаль, апатия, страх, отчаяние – не что иное, как самые обычные, элементарные ненормальности происходящих в человеке физиологических процессов. Вы слышали про невромедиаторы?
– Нет.
– Все проще простого. Небольшой избыток или нехватка адреналина, норадреналина, дофамина, серотонина – и ваше самочувствие улучшается или, наоборот, возникает стресс, наступает депрессия.
– Именно. Как бы это ни казалось смешно.
– И все же ненормальности возникают не на пустом месте, а порождаются какими-то объективными факторами.
Он смотрит на меня с едва заметной усмешкой, словно потешаясь над моим невежеством.
– Простуду тоже порождает объективный фактор. Но вы же не станете доказывать, что это душевная драма, а поскорее примете аспирин.
– А существует аспирин от страха, или апатии, или печали, например?
– Кое-что существует, кое-что – на стадии эксперимента. Придумают… Ученые для того и существуют, чтобы придумывать.
– Должно быть, и вы собираетесь чем-то таким нас порадовать? Уходите рано, возвращаетесь поздно…
Наверное, сам того не желая, я попал в точку, потому что он вдруг смущается, словно девица.
– Если вы полагаете, что я изобретаю аспирин от душевной боли, то должен вас разочаровать. Но кое-что я действительно делаю. Бьюсь над одной проблемой, которую пришлось было отложить. Хорошо, что уволили – это позволило мне снова к ней вернуться.
И он рассказал, что его интересует использование руд, более полное извлечение содержащихся в них компонентов, особенно тех, на которые до сих пор вообще не обращали внимания, например барита. (Будь он неладен, этот барит: из-за него Илиев может проторчать у меня еще целый час.)
– У вас, наверное, не очень много друзей? – спрашиваю я ни с того ни с сего.
– Почему вы так решили? – усмехается он. – У меня немало друзей. – И добавляет: – Бывших.
– По прежней работе?
– Да. И по прежней должности…
– И вас не мучает одиночество?
Он вроде бы колеблется, стоит отвечать на такой вопрос или не стоит. Потом произносит с безучастным видом:
– Бывают моменты, когда одиночество на пользу.
– Помогает вам уйти с головой в работу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
И вот однажды в субботу мы с ним столкнулись у входа.
– Вы товарищ Павлов?
– А вы – товарищ Илиев?
Я почему-то представлял, что он старик, как и два других моих соседа, а он оказался моложе меня. Он был без пиджака, в одной рубашке и в брюках из желто-зеленой ткани военного образца, хотя погода стояла прохладная. Смуглое мужественное лицо, открытый взгляд, волосы каштановые, росту среднего, особые приметы – никаких особых примет.
– Вы ведь журналист, – сказал Илиев. – Мне хотелось бы поговорить с вами.
– Заходите, когда вам удобно, – пробормотал я, надеясь, что это будет не скоро.
Однако он нагрянул ко мне в тот же вечер.
– Выпьете кофе? – спросил я, надеясь услышать: «Нет-нет, я после кофе не смогу уснуть…»
– С удовольствием.
Так что мы пили кофе, курили, а тем временем Илиев рассказывал мне о том, что недавно советские ученые разработали способ использования дыма, выбрасываемого из заводских труб, для получения из него азота.
– До настоящего времени предложение о фильтрации дыма у нас отклонялось – она требует очень дорогого оборудования. Но сама по себе очистка – очень прибыльное дело. Можно получить на миллионы левов азота, понимаете?
Что тут сложного, чтобы не понимать. Единственное, что мне непонятно, – почему своим дымом он забивает голову именно мне. Однако скоро и это прояснилось.
– Вопрос, как видите, интересен с двух точек зрения: с экономической и гуманной. И поскольку сегодня проблема загрязнения среды стоит очень остро, я хотел бы кое-что написать для вашей газеты.
Мне следовало бы сказать, что газета не моя и что упомянутая проблема, при всей ее остроте, меня не касается, так как я работаю в другом отделе, но вместо этого отвечаю: да, разумеется, почему бы не написать, это же так интересно и прочее в этом роде. Словом, я всячески стараюсь его поддержать, только бы он поскорее ушел, но Илиев не обнаруживает такого желания, и мне приходится задавать свои идиотские вопросы:
– Ваши затеи, как видно, причинили вам неприятности? Я слышал, вам крупно не повезло.
Илиев смущенно смотрит мне в глаза. Его загорелые щеки слегка покраснели.
– Уволили. Но не только из-за моих «затей». – Он тянется к моим сигаретам, закуривает и говорит более непринужденно: – В сущности, мера была вполне уместна.
– Хотите сказать – заслужили наказание?
– Конечно. Видно, слишком уж круто я пошел вверх: инженер, главный инженер, директор комбината. Только вот когда я оказался на посту директора, на меня посыпалась такая пропасть вопросов, что я просто не знал, за что хвататься. Наверно, так я устроен – не могу думать о многих вещах одновременно. Пока моя голова занята чем-то одним, другого я касаться не должен.
– У вас ведь были помощники…
– Они-то меня и погубили. Особенно постарался заместитель по экономическим вопросам.
– И вас сняли.
– Да. Может, знаний у меня как у специалиста достаточно, но что касается организации и управления… Уже после первой проверки все стало ясно.
– Вы, похоже, не склонны драматизировать события, – констатирую я с некоторым разочарованием.
– Драматизировать события? Это случается от нехватки воображения. Или когда человек находится в болезненном состоянии.
– Одним словом, «по мне – хоть трава не расти»? Он окидывает меня быстрым взглядом, словно желая
удостовериться, не разыгрываю ли я его.
– Я не то хотел сказать. Но раз уж вы упомянули о траве, должен заметить, что трава бывает разная: одна растет, другая – нет. Чахлая гибнет, здоровая идет в рост – что же тут драматизировать?
– Гибнет не только чахлая, – замечаю я просто так. – К примеру, той, что попадает под колеса, не позавидуешь, а та, что в укромном местечке, растет себе и растет.
– Ну, уж вы слишком углубляетесь в философскую сторону вопроса!
– А почему бы нет?
– Мы всегда чересчур углубляемся, и в этом наша беда. А после начинаем драматизировать: попал под колеса, стал жертвой. Это порождает фаталистов, нытиков, отсюда же начинается мания преследования.
– А вы, кажется, тоже немало над этим размышляли?
– Как, вероятно, и вы.
– Вероятно. Но мне не свойствен ваш сугубо научный подход.
– Научный подход вас не должен раздражать. Без него не обойтись. Вся эта гамма, именуемая драматическими переживаниями, – душевные муки, печаль, апатия, страх, отчаяние – не что иное, как самые обычные, элементарные ненормальности происходящих в человеке физиологических процессов. Вы слышали про невромедиаторы?
– Нет.
– Все проще простого. Небольшой избыток или нехватка адреналина, норадреналина, дофамина, серотонина – и ваше самочувствие улучшается или, наоборот, возникает стресс, наступает депрессия.
– Именно. Как бы это ни казалось смешно.
– И все же ненормальности возникают не на пустом месте, а порождаются какими-то объективными факторами.
Он смотрит на меня с едва заметной усмешкой, словно потешаясь над моим невежеством.
– Простуду тоже порождает объективный фактор. Но вы же не станете доказывать, что это душевная драма, а поскорее примете аспирин.
– А существует аспирин от страха, или апатии, или печали, например?
– Кое-что существует, кое-что – на стадии эксперимента. Придумают… Ученые для того и существуют, чтобы придумывать.
– Должно быть, и вы собираетесь чем-то таким нас порадовать? Уходите рано, возвращаетесь поздно…
Наверное, сам того не желая, я попал в точку, потому что он вдруг смущается, словно девица.
– Если вы полагаете, что я изобретаю аспирин от душевной боли, то должен вас разочаровать. Но кое-что я действительно делаю. Бьюсь над одной проблемой, которую пришлось было отложить. Хорошо, что уволили – это позволило мне снова к ней вернуться.
И он рассказал, что его интересует использование руд, более полное извлечение содержащихся в них компонентов, особенно тех, на которые до сих пор вообще не обращали внимания, например барита. (Будь он неладен, этот барит: из-за него Илиев может проторчать у меня еще целый час.)
– У вас, наверное, не очень много друзей? – спрашиваю я ни с того ни с сего.
– Почему вы так решили? – усмехается он. – У меня немало друзей. – И добавляет: – Бывших.
– По прежней работе?
– Да. И по прежней должности…
– И вас не мучает одиночество?
Он вроде бы колеблется, стоит отвечать на такой вопрос или не стоит. Потом произносит с безучастным видом:
– Бывают моменты, когда одиночество на пользу.
– Помогает вам уйти с головой в работу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111