Тут он спохватился, что, наверно, не следует говорить об этом, и замолчал.
— Товарищи могут заметить, что тебя нет в хате, и начнут разыскивать. Ты должен идти.
— Да-а,— протянул Януш.— Но все они так устали, что сразу же уснут. Никто не станет меня искать.
— Я шел на большой риск, вызывая тебя сюда,— прозвучал голос Володи,— но я хотел узнать... Не получал ли ты весточки от Ариадны?
Януш вздрогнул.
— Получил письмо,— с трудом произнес он.
— Давно?
— Уже давно. Год назад.
— Откуда?
— Из Парижа. Писала, что кое-как устроилась там.
— Не помнишь адреса?
— Нет.
— Ах, черт возьми. Но если будешь писать ей... Ты ведь наверняка будешь писать ей...
— Я на войне. Откуда мне знать?
— Война скоро кончится.
— Это верно. Я надеюсь.
— Так вот... если будешь писать, сообщи ей, что видел меня.
— Видел? Это, пожалуй, будет преувеличением. Володя рассмеялся.
— Ну хорошо, напиши, что разговаривал со мной. Володин смех мгновенно вызвал в памяти Януша давние времена, он увидел комнатку на Вокзальной.
— Володя...— произнес он, все еще дивясь случившемуся.
— Скажи ей, что все в порядке. Я теперь живу в Москве. Напиши, пусть возвращается.
— Напишу,— прошептал Януш.
— Напиши, пусть возвращается,— с ударением повторил Володя,— ведь нет смысла... Чем она занимается в Париже?
— Рисует как будто... Эскизы платьев для салона мод. Володя фыркнул:
— Рисует платья — тьфу, пакость! Януш молчал.
— Ну, тебе пора идти,— неуверенно произнес Володя.
Януш чувствовал, что Володе хочется еще хоть немножко поговорить с ним. Да и сам он не спешил — убежден был, что все уснули, так и не дождавшись вареной курятины.
— Представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя на пороге овина? Тихонечко, тихонечко так раздвигаю солому, гляжу... а на пороге сидишь ты! И словно нарочно насвистываешь вальс из «Евгения Онегина». Просто чудо, что я не закричал...
— Сердце забилось? — улыбнулся в темноте Януш.
— Еще как! Представляешь себе?
— Разумеется.
— Ну и встреча! — будто не веря самому себе, произнес Володя.— Везет же нам па встречи! Помнишь, тогда, в твоем доме?
— Не забуду до конца дней своих,— тихо сказал Януш.
— Мстить собираешься?
— Нет, но и не забуду.
— Раз уж мы вот так встретились, то, может быть, еще доведется встретиться? На общем пути? А?
— Может быть.
— Ты не забыл нашу последнюю беседу перед твоим отъездом в польское войско? Кстати, что с тем войском?
— С тем? Это так, эпизод.
— А нынешнее?
— Знаешь, давай лучше не будем говорить об этом.
— Стихи пишешь? — вдруг громче спросил Тарло.
— Стихи? Откуда тебе известно, что я пишу стихи? Я тебе никогда не говорил об этом.
— Ариадна рассказала.
— Позволь, ведь я и ей не говорил. Но стихи я действительно пишу.
— Романтик!
— Об этом мы однажды уже договорились. Иначе быть не может.
— Граф Генрик!
— Ты знаешь «Небожественную комедию»?
— Читал когда-то. Такое, знаешь, маленькое, копеечное из-миие. Помнишь?
— Помню. В Одессе, на улице... да...
— Граф Генрик. Все еще Маньковка перед глазами? Идете за Маньковку?
— Ну и въедливый же ты! Говорю тебе, что нет!
— Ты, возможно, нет... Но другие...
— Прошу тебя, Володя!
— Хорошо, хорошо. Я тебя почти понимаю, хотя ты...
Януш зашипел.
— До свиданья,— сказал он.
И тут почувствовал на груди прикосновение Володиных рук.
— Как? Ты в одной сорочке? Тебе же холодно. Замерзнешь.
— Тронут вашей заботой,— резко ответил Януш.
— Постыдился бы,— прошептал Володя. Януш схватил его за руку.
— Нет, нет. Володя, я и в самом деле так рад. Пойми, я очень люблю тебя. Ведь ты брат... Ариадны.
— Еще не забыл ее?
— Нет. И никогда не забуду.
— Романтик!
— И это тебе тоже не нравится?
— Нет, почему же!
Володя рывком притянул Януша к себе в угол, за веялку.
— Послушай, послушай,— зашептал он,— помни, что я тебе друг. О, как бы мне хотелось, чтобы ты понял нашу идею. Если нам больше не суждено встретиться... то хоть помни. Задумайся над тем, за что я борюсь.
Януш сознавал, сколь унизительно положение друга, вынужденного скрываться, и, какая масса сложных причин и обстоятельств безнадежно разделяет их.
— Я интервент, это правда,— прошептал он. Володя торопливо заговорил в темноте:
— Януш, пойми же, пойми, за что мы боремся. Ведь ты был уже так близок... Мы тоже хотим Польши, лучшей Польши, а не такой, графской... Все вы там графами заделались, и у тебя, наверно, есть какие-нибудь поместья... И Маньковка тебе улыбается. Вернулся бы ты туда? Вернулся бы?
Этот торопливый шепот заставил Януша отстраниться.
— Нет, пожалуй, не вернулся бы.
— Не пытайся казаться лучше, чем ты есть в действительности. Почему ты в этой армии?
— Я не хотел...
Володя тихонько рассмеялся.
— Не хотел, но оказался.
— Существуют вещи, которые сильнее нас...
— Хорошо, если это вещи правые. А почему ты оказался на стороне неправой?
— Мне кажется, что справедливость на нашей стороне.
— Подумай, Януш, хорошо подумай. Нельзя все время плыть по течению. Помнишь на Вокзальной? Ариадна...
— Да, Ариадна... И убежала... убежала. Володя грубо выругался.
— На,— донесся его голос,— держи.
Януш ощупал пальцами не то тетрадь, не то книжку и взял ее.
— Спрячь на груди,— сказал Володя,— чтобы никто не увидел. И прочти.
Януш рассмеялся:
— Даже здесь агитируешь?
— Я не агитирую,— строго прошептал Володя,— я люблю, люблю тебя... весь мир... Вот мне и хотелось бы...
Он замолчал.
— Может быть, поедешь в Париж,— снова начал он, будто ворочая тяжелый груз.— Поцелуй тогда Ариадну.
Хозяин, видно, потерял терпение. Слышались его беспокойные шаги взад и вперед за воротами. Наконец он тихонько постучал.
— Нужно идти,— сказал Януш и отодвинулся от Володи. Он сделал шаг в темноте, и Володя сразу же растворился в небытии, как будто его и не было. Януш проскользнул в приоткрытые ворота, и хозяин тотчас же налетел на него:
— Чего так долго болтали? К стенке захотелось? Я за вас голову сложить не намерен...
Януш ничего не ответил. Ежась от холода под дождевыми струями, он быстро пробежал от овина к крыльцу хаты. В комнате действительно «все спало» на соломе, которую расстелили на глиняном полу. Только Збышек при его появлении поднял взлохмаченную голову и спросил:
— Что с тобой, Януш? Где ты пропадал так долго? Януш пожал плечами и улегся рядом со Збышеком.
— Черт возьми... у...— ответил Януш.
Впервые в жизни он употребил грубое слово, будто хотел с его помощью отгородиться от всего, что было сказано в овине, и подладиться к друзьям, храпевшим в комнате. Но слово это не помогло. Он долго не мог заснуть, потрясенный свиданием в темноте.
А спустя какое-то время почувствовал, что все еще сжимает в руке книгу, которую дал ему Володя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178