..
— И вовсе не я,— перебила ее старуха Билинская,— ты, думаю, и сама бы догадалась.
— Тетя обратила мое внимание на неопределенность твоего материального положения. Я хотела бы уладить это...
Тут со своей обычной учтивостью вмешался Шушкевич:
— Покорнейше прошу извинить меня, граф, но я хотел бы знать: чем вы сейчас занимаетесь?
Януш заерзал на стуле.
— Я? — спросил он.— Ничем. После потери Маньковки у нас, пожалуй, ничего не осталось? Не так ли? — обратился оп к сестре.— Ведь банковские бумаги сейчас нельзя принимать в расчет.
— Я выплачиваю ему небольшие суммы от доходов нашего дома в Кракове,— объяснила Мария Шушкевичу.— Думаю, что в конце концов прояснится и судьба закладных Кредитного товарищества...
— Мне этого вполне хватает,— сказал Януш.— В Варшаве осталась часть гардероба моего зятя. Эти вещи недурно служат мне.— И он показал на свой светлый костюм из английского шевиота.
— Хорошо, хорошо,— вставила старуха басом,— но это не может продолжаться без конца. Мария тут как у себя дома, и даже без всяких «как», а просто у себя дома... ты же...
При этих словах у Януша мелькнуло подозрение, не о своих ли интересах печется княгиня Апна. Неужели из-за ломтика сыра как говорила Потелиос...
— Стало быть, в Кракове есть дом, принадлежащий вам обоим? — вежливо спросил Шушкевич.— А ценные бумаги?
— Есть,— поспешно ответила Мария.— Но бумаги — это мертвое дело. Кроме того, есть еще два земельных участка в Мокотове, небольшой пакет акций французских шахт, эти акции помещены в Credit
— Что это за акции? — поинтересовалась княгиня.
— Представьте себе, тетя, я даже не помню. Где-то у меня записано, отец поместил их в Париже на мое имя, хотя принадлежат они нам обоим. Но это небольшая сумма. Наконец, у нас есть еще закладные городского Кредитного товарищества в Киеве... на довольно крупную сумму, но сейчас они не представляют ценности.
— К сожалению,— развел руками Шушкевич.
— И еще есть страховые полисы отца из нью-йоркской компании, но в Петербурге...
— Вот тут мы еще посмотрим,— оживился Шушкевич,— это дело не безнадежное.
Шушкевич принадлежал к породе людей, которым доставляет удовольствие уже одно то, что у кого-то есть деньги. В этих случаях он обретал надежду «поворочать» денежками, как говорил он, потирая руки.
— Одним словом,— подытожил Януш,— у нас ничего нет, как я понимаю.
Мария повернулась к нему. Какое-то волнение отразилось на ее обычно холодном лице. Она даже покраснела.
— Помнишь тот узелок, который отдал мне на крыльце казак Семен, когда я приехала в Маньковку?
— Во время погрома?
— Да, да. Так вот, это был узелок с драгоценностями нашей матери. Я считала их своей собственностью... и продала.
— Продала? Сейчас? — Януш перевел взгляд с Марпи на Шушкевича. Тот опустил глаза и беспомощно развел ладошками, улыбаясь, как ребенок.— За нынешние бумажки? — продолжал Януш> все же раздосадованный непрактичностью сестры.
— Вот мне и пришлось срочно поместить куда-нибудь эти деньги. Я внесла задаток за маленькое поместьице под Сохачевом,— сказала Мария, обнаруживая за внешним равнодушием к деловым операциям сноровку, приобретенную еще в ранней молодости. Так вот, мне хочется, чтобы это имение стало твоим. Завтра будут готовы документы. Ты должен сам подписать...
— Но мне совсем не хочется... Маленькое поместьице?
— Сорок гектаров, дом, сад...— подхватил Шушкевич, видимо, хорошо осведомленный обо всех подробностях этой сделки.
— Это уже моя идея,— вставила княгиня Анна,— чтобы не больше пятидесяти гектаров. На случай земельной реформы...
Шушкевич беспокойно заерзал на стуле, покраснел и молитвенно сложил ручки:
— Помилуйте, княгиня, кто же говорит о земельной реформе?
— Как так? — пробасила княгиня и, встав со стула, начала расхаживать по комнате.— Проект земельной реформы уже принят. Ведь вы это знаете? Мой кузен голосовал за реформу...
— От принятия проекта до его осуществления очень далеко,— прищурив глазки, сказал Шушкевич.
Княгиня показала пальцем на невестку:
— У нее там осуществили реформу. Да еще как!
— Не дай бог,— вздохнул Шушкевич,— побойтесь таких слов, княгиня. Здесь как-никак Польша!
— Польша не Польша,— княгиня ладонью рассекла воздух,— а все-таки лучше купить для Януша эти сорок гектаров.
— Так как же, Януш? — обратилась к нему Мария.
— Что значит как же? — раздраженно сказал Януш.— Вы все без меня решили. А теперь, раз уж задаток внесен...
— У тебя будет свой дом,— смиренно произнесла Мария.
— И это совсем неплохо,— услужливо вставил Шушкевич.
— А это имение... как оно называется?
— Коморов,— ответил поверенный.
— И что же, на это имение,— продолжал Януш,— уйдут все деньги, которые ты получила за те драгоценности?
— О нет! — ответила сестра, покраснев еще больше,— я разделила их на две части...
— Ну, разве что так,— успокоился Януш.
— Там были и те изумруды.
— Как, изумруды ты тоже продала?
— А что в них толку? Я бы их никогда больше не надела, а так тебе хоть кое-что достанется. И мне...— с легкой грустью сказала Мария и снова откинулась в кресле.
Старая княгиня продолжала расхаживать своим драгунским шагом по комнате. В длинном светлом платье а 1а королева Мария, княгиня казалась великаншей. Расхаживая, она иронически, но в то же время благосклонно поглядывала на невестку.
В комнату вошел Станислав.
— Прошу прощения, княгиня, пришел пан Спыхала из министерства иностранных дел.
— Просите в гостиную,— небрежно бросила Мария.
Она лениво поднялась с кресла, набросила на плечи длинную шелковую шаль. И только уголки ее губ дрогнули от сдерживаемой улыбки.— Извините, тетя,— обратилась Мария к свекрови.
— Впрочем, мы как будто покончили с делами,— обратилась Мария к Шушкевичу.— Не так ли?
Старичок вскочил со стула и потер ручки.
— Ну, разумеется. Завтра в двенадцать в ипотечном банке,— напомнил он Янушу.
Все разошлись.
На следующий день Януш воленс-поленс явился в ипотеку, да еще в роли покупателя имения! Об этом он никогда и не мечтал. Впрочем, он подозревал, что вся эта сделка служит Марии лишь предлогом для какой-то другой махинации, и не стал возражать сестре. В общем-то ему было жаль ее.
Варшавская ипотека всегда была барометром экономического и, уж во всяком случае, валютного положения в стране. Стоило заколебаться вере в валюту, как количество сделок сразу же возрастало, а в коридорах этого странного заведения становилось людно. В то время простая публика еще не понимала, что происходит, никто даже не знал слова «девальвация», но рост дороговизны и повышение цен на коммунальные услуги и на железнодорожные билеты уже подрывали доверие к польской марке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
— И вовсе не я,— перебила ее старуха Билинская,— ты, думаю, и сама бы догадалась.
— Тетя обратила мое внимание на неопределенность твоего материального положения. Я хотела бы уладить это...
Тут со своей обычной учтивостью вмешался Шушкевич:
— Покорнейше прошу извинить меня, граф, но я хотел бы знать: чем вы сейчас занимаетесь?
Януш заерзал на стуле.
— Я? — спросил он.— Ничем. После потери Маньковки у нас, пожалуй, ничего не осталось? Не так ли? — обратился оп к сестре.— Ведь банковские бумаги сейчас нельзя принимать в расчет.
— Я выплачиваю ему небольшие суммы от доходов нашего дома в Кракове,— объяснила Мария Шушкевичу.— Думаю, что в конце концов прояснится и судьба закладных Кредитного товарищества...
— Мне этого вполне хватает,— сказал Януш.— В Варшаве осталась часть гардероба моего зятя. Эти вещи недурно служат мне.— И он показал на свой светлый костюм из английского шевиота.
— Хорошо, хорошо,— вставила старуха басом,— но это не может продолжаться без конца. Мария тут как у себя дома, и даже без всяких «как», а просто у себя дома... ты же...
При этих словах у Януша мелькнуло подозрение, не о своих ли интересах печется княгиня Апна. Неужели из-за ломтика сыра как говорила Потелиос...
— Стало быть, в Кракове есть дом, принадлежащий вам обоим? — вежливо спросил Шушкевич.— А ценные бумаги?
— Есть,— поспешно ответила Мария.— Но бумаги — это мертвое дело. Кроме того, есть еще два земельных участка в Мокотове, небольшой пакет акций французских шахт, эти акции помещены в Credit
— Что это за акции? — поинтересовалась княгиня.
— Представьте себе, тетя, я даже не помню. Где-то у меня записано, отец поместил их в Париже на мое имя, хотя принадлежат они нам обоим. Но это небольшая сумма. Наконец, у нас есть еще закладные городского Кредитного товарищества в Киеве... на довольно крупную сумму, но сейчас они не представляют ценности.
— К сожалению,— развел руками Шушкевич.
— И еще есть страховые полисы отца из нью-йоркской компании, но в Петербурге...
— Вот тут мы еще посмотрим,— оживился Шушкевич,— это дело не безнадежное.
Шушкевич принадлежал к породе людей, которым доставляет удовольствие уже одно то, что у кого-то есть деньги. В этих случаях он обретал надежду «поворочать» денежками, как говорил он, потирая руки.
— Одним словом,— подытожил Януш,— у нас ничего нет, как я понимаю.
Мария повернулась к нему. Какое-то волнение отразилось на ее обычно холодном лице. Она даже покраснела.
— Помнишь тот узелок, который отдал мне на крыльце казак Семен, когда я приехала в Маньковку?
— Во время погрома?
— Да, да. Так вот, это был узелок с драгоценностями нашей матери. Я считала их своей собственностью... и продала.
— Продала? Сейчас? — Януш перевел взгляд с Марпи на Шушкевича. Тот опустил глаза и беспомощно развел ладошками, улыбаясь, как ребенок.— За нынешние бумажки? — продолжал Януш> все же раздосадованный непрактичностью сестры.
— Вот мне и пришлось срочно поместить куда-нибудь эти деньги. Я внесла задаток за маленькое поместьице под Сохачевом,— сказала Мария, обнаруживая за внешним равнодушием к деловым операциям сноровку, приобретенную еще в ранней молодости. Так вот, мне хочется, чтобы это имение стало твоим. Завтра будут готовы документы. Ты должен сам подписать...
— Но мне совсем не хочется... Маленькое поместьице?
— Сорок гектаров, дом, сад...— подхватил Шушкевич, видимо, хорошо осведомленный обо всех подробностях этой сделки.
— Это уже моя идея,— вставила княгиня Анна,— чтобы не больше пятидесяти гектаров. На случай земельной реформы...
Шушкевич беспокойно заерзал на стуле, покраснел и молитвенно сложил ручки:
— Помилуйте, княгиня, кто же говорит о земельной реформе?
— Как так? — пробасила княгиня и, встав со стула, начала расхаживать по комнате.— Проект земельной реформы уже принят. Ведь вы это знаете? Мой кузен голосовал за реформу...
— От принятия проекта до его осуществления очень далеко,— прищурив глазки, сказал Шушкевич.
Княгиня показала пальцем на невестку:
— У нее там осуществили реформу. Да еще как!
— Не дай бог,— вздохнул Шушкевич,— побойтесь таких слов, княгиня. Здесь как-никак Польша!
— Польша не Польша,— княгиня ладонью рассекла воздух,— а все-таки лучше купить для Януша эти сорок гектаров.
— Так как же, Януш? — обратилась к нему Мария.
— Что значит как же? — раздраженно сказал Януш.— Вы все без меня решили. А теперь, раз уж задаток внесен...
— У тебя будет свой дом,— смиренно произнесла Мария.
— И это совсем неплохо,— услужливо вставил Шушкевич.
— А это имение... как оно называется?
— Коморов,— ответил поверенный.
— И что же, на это имение,— продолжал Януш,— уйдут все деньги, которые ты получила за те драгоценности?
— О нет! — ответила сестра, покраснев еще больше,— я разделила их на две части...
— Ну, разве что так,— успокоился Януш.
— Там были и те изумруды.
— Как, изумруды ты тоже продала?
— А что в них толку? Я бы их никогда больше не надела, а так тебе хоть кое-что достанется. И мне...— с легкой грустью сказала Мария и снова откинулась в кресле.
Старая княгиня продолжала расхаживать своим драгунским шагом по комнате. В длинном светлом платье а 1а королева Мария, княгиня казалась великаншей. Расхаживая, она иронически, но в то же время благосклонно поглядывала на невестку.
В комнату вошел Станислав.
— Прошу прощения, княгиня, пришел пан Спыхала из министерства иностранных дел.
— Просите в гостиную,— небрежно бросила Мария.
Она лениво поднялась с кресла, набросила на плечи длинную шелковую шаль. И только уголки ее губ дрогнули от сдерживаемой улыбки.— Извините, тетя,— обратилась Мария к свекрови.
— Впрочем, мы как будто покончили с делами,— обратилась Мария к Шушкевичу.— Не так ли?
Старичок вскочил со стула и потер ручки.
— Ну, разумеется. Завтра в двенадцать в ипотечном банке,— напомнил он Янушу.
Все разошлись.
На следующий день Януш воленс-поленс явился в ипотеку, да еще в роли покупателя имения! Об этом он никогда и не мечтал. Впрочем, он подозревал, что вся эта сделка служит Марии лишь предлогом для какой-то другой махинации, и не стал возражать сестре. В общем-то ему было жаль ее.
Варшавская ипотека всегда была барометром экономического и, уж во всяком случае, валютного положения в стране. Стоило заколебаться вере в валюту, как количество сделок сразу же возрастало, а в коридорах этого странного заведения становилось людно. В то время простая публика еще не понимала, что происходит, никто даже не знал слова «девальвация», но рост дороговизны и повышение цен на коммунальные услуги и на железнодорожные билеты уже подрывали доверие к польской марке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178