Между ними как будто была железная дверь, которую он не хотел открывать: пусть эта непреодолимая преграда сохраняется.
— Не надо разговаривать со мной таким тоном.— Ся Чжуюнь постучала ручкой веера по валику дивана.
— Мне кажется, ты готова подозревать меня в чем угодно. Ты борешься со всеми женщинами, кроме самой себя. Почему ты выглядишь так легковесно, будто ты законченная бездельница? Я никогда не смогу понять некоторых женщин. Они исправно празднуют Восьмое марта, пекутся о своей эмансипации, а на деле ничем не отличаются от женщин старого типа и во всем зависят от мужа. Особенно смешны деятельницы феминистского движения. Ведь освобождение женщины зависит прежде всего от того, насколько богат ее внутренний мир...— Чжэн Цзыюнь замолчал, вновь окинул взглядом прическу Ся Чжуюнь и ее наряд.— Женщина должна постоянно совершенствоваться, чтобы мужчина мог оценить ее человеческие качества, ум, профессиональные способности, а не превращать себя в какой-то цветок, которым можно только любоваться...
Он хотел сказать еще о том, что попытки посадить мужа на цепь ни к чему хорошему не приводят и скорее свидетельствуют об отсутствии в женщине реальной силы. Если женщина рассчитывает только на общественное воздействие и на нажим, то это лишний раз доказывает ее закрепощенность. В том мире, где царит голый материализм, любовь не может существовать. По словам Энгельса, брак — это не только физическая, но и духовная жизнь человека. Лишь уровень интеллигентности и единство устремлений служат надежной основой для любви.
Но он не стал говорить этого, он знал, что Ся Чжуюнь не поймет или истолкует его слова превратно: он-де хочет с ней развестись, у него на стороне есть женщина.
Смешно сказать, разменял седьмой десяток и вдруг начал философствовать над тем, что может послужить основой для любви. Глупо все это. Если вдуматься, разве это имеет отношение к его жизни и работе?
Помнится, Чехов писал: «Любовь. Или это остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или же это часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное, в настоящем же оно не удовлетворяет, дает гораздо меньше, чем ждешь». Раз так, то лучше всего и не возлагать надежд на любовь.
А может, ему самому нужно в больницу, подлечить нервишки? Что-то он стал сдавать. Черт знает что такое!
Сейчас все его надежды в том, что под любимую работу ему удастся подвести научное обоснование. Наверное, лет через пятьдесят люди действительно смогут обеспечить неразрывную связь теории с практикой. Хотя к чему такой пессимизм? Может быть, уже и лет через двадцать.
Он верит, что в будущем жизнь станет честнее и справедливее, что появится больше таких людей, как Чэнь Юнмин, и исчезнут те, кто с завидным упорством, используя любые грязные способы, пытается утопить других. Эта вера кажется ему более реалистичной, чем тщетная надежда на любовь. В конце концов, каждый делает свое дело. Любовь пусть заботит тех, кто занимается культурными и историческими исследованиями, а не естественными науками и практической деятельностью. А может, любовь — это вообще категория далекого будущего?
Злость и ревность, снедавшие Ся Чжуюнь, уступили место страху. Что собирается делать Чжэн Цзыюнь? Похоже, он намерен помогать какой-то женщине, спасать ее от власти злого мужа. И теперь эта женщина, наверное, мечтает переманить Чжэна к себе. Что же будет?
Ся Чжуюнь знала, что фактически она давно уже потеряла своего мужа, во всяком случае, его душа не принадлежит ей. Вот и сегодня, спустя многие годы совместной жизни, она ясно поняла: все, чем она владеет,— зыбко и призрачно. Тогда чего же она добивается, что охраняет и так страшится потерять? Опять все то же честолюбие, от которого не могут избавиться многие женщины, и боязнь за собственную репутацию.
Она заплакала.
Женские слезы — неотразимое оружие. Ими камуфлируют любую правду или ложь и в конце концов побеждают.
Чжэн Цзыюнь помрачнел. Уйти нельзя. Если человек плачет, это значит, что он слаб, беззащитен; к тому же она все-таки женщина, а мужчина не может оставить женщину в таком состоянии.
Кто-то позвонил в дверь. Половина четвертого. В это время Цзи как раз приносит документы, газеты и почту. Чжэн Цзыюнь с облегчением вздохнул и пошел открывать. Ся Чжуюнь затихла, отправилась в свою комнату. У Чжэн Цзыюня на душе осталось чувство вины перед ней: надо отдать ей должное, в трудных ситуациях жена держится правильно, его честь, например, ни разу не была затронута.
В Цзи Хэнцюане пропадал хороший сыщик, он сразу почувствовал, что в доме что-то неладно. Его взгляд быстро обшарил все углы. На чайном столике пусто — это значит, что в гости никто не заходил. Все вещи вроде бы стоят на своих местах, выходит, скандала не было, посуды не били. Чжэн Цзыюнь как ни в чем не бывало просматривает документы, но словно ничего не видит — это не похоже на него, обычно он спокоен и сосредоточен.
Чжэн отложил документы и спросил секретаря:
— В министерстве уже утвердили состав комиссии, которая отправится с проверкой на «Рассвет»?
— Утвердили.
Цзи Хэнцюань старался сообщить начальнику как можно меньше, ему хотелось, чтобы тот попал впросак. Он напоминал одного из тех вредных мальчишек, которые, видя, как человек с плохим зрением ступает не туда, куда нужно, и может попасть ногой в коровью лепешку или, того хуже, свалиться в пруд, хладнокровно наблюдают и даже не помышляют о том, чтобы предупредить. Воистину злые намерения подчас совершенно необъяснимы!
— Кто возглавит комиссию?
— Чжу Ипин, завотделом руководящих кадров.
Даже начальника управления не сочли нужным послать!
И все для того, чтобы продемонстрировать неуважение к Чэнь Юнмину. Ведь на такой огромный завод можно было бы направить и заместителя министра. Все шито белыми нитками! Конечно, это подстроил Сун Кэ.
— Из отдела управления предприятиями есть кто-нибудь?
— Нет.
Совершенно ясно, что и это сделано специально. Неужели все еще не забыли очерка? Всю жизнь будут помнить, что ли? Ведь в прошлых комиссиях отдел управления всегда участвовал, проверка — это его прямая работа!
Разве Тянь Шоучэн не знает об этом? Прекрасно знает, только притворяется.
— Есть еще какие-нибудь вопросы? — Цзи Хэнцюаню не хотелось общаться с Чжэн Цзыюнем в нерабочее время, да и не было нужды слишком усердствовать, все равно не оценит. Чтобы угодить ему, достаточно доложить четко, сухо, по пунктам, и все.
— Нет, вопросов больше нет. Спасибо.
Почему люди так скупятся на добрые дела? Просто зло берет. Чжэн Цзыюнь и сам с удовольствием поехал бы на «Рассвет», но вынужден устраниться, не показывать своего отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Не надо разговаривать со мной таким тоном.— Ся Чжуюнь постучала ручкой веера по валику дивана.
— Мне кажется, ты готова подозревать меня в чем угодно. Ты борешься со всеми женщинами, кроме самой себя. Почему ты выглядишь так легковесно, будто ты законченная бездельница? Я никогда не смогу понять некоторых женщин. Они исправно празднуют Восьмое марта, пекутся о своей эмансипации, а на деле ничем не отличаются от женщин старого типа и во всем зависят от мужа. Особенно смешны деятельницы феминистского движения. Ведь освобождение женщины зависит прежде всего от того, насколько богат ее внутренний мир...— Чжэн Цзыюнь замолчал, вновь окинул взглядом прическу Ся Чжуюнь и ее наряд.— Женщина должна постоянно совершенствоваться, чтобы мужчина мог оценить ее человеческие качества, ум, профессиональные способности, а не превращать себя в какой-то цветок, которым можно только любоваться...
Он хотел сказать еще о том, что попытки посадить мужа на цепь ни к чему хорошему не приводят и скорее свидетельствуют об отсутствии в женщине реальной силы. Если женщина рассчитывает только на общественное воздействие и на нажим, то это лишний раз доказывает ее закрепощенность. В том мире, где царит голый материализм, любовь не может существовать. По словам Энгельса, брак — это не только физическая, но и духовная жизнь человека. Лишь уровень интеллигентности и единство устремлений служат надежной основой для любви.
Но он не стал говорить этого, он знал, что Ся Чжуюнь не поймет или истолкует его слова превратно: он-де хочет с ней развестись, у него на стороне есть женщина.
Смешно сказать, разменял седьмой десяток и вдруг начал философствовать над тем, что может послужить основой для любви. Глупо все это. Если вдуматься, разве это имеет отношение к его жизни и работе?
Помнится, Чехов писал: «Любовь. Или это остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или же это часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное, в настоящем же оно не удовлетворяет, дает гораздо меньше, чем ждешь». Раз так, то лучше всего и не возлагать надежд на любовь.
А может, ему самому нужно в больницу, подлечить нервишки? Что-то он стал сдавать. Черт знает что такое!
Сейчас все его надежды в том, что под любимую работу ему удастся подвести научное обоснование. Наверное, лет через пятьдесят люди действительно смогут обеспечить неразрывную связь теории с практикой. Хотя к чему такой пессимизм? Может быть, уже и лет через двадцать.
Он верит, что в будущем жизнь станет честнее и справедливее, что появится больше таких людей, как Чэнь Юнмин, и исчезнут те, кто с завидным упорством, используя любые грязные способы, пытается утопить других. Эта вера кажется ему более реалистичной, чем тщетная надежда на любовь. В конце концов, каждый делает свое дело. Любовь пусть заботит тех, кто занимается культурными и историческими исследованиями, а не естественными науками и практической деятельностью. А может, любовь — это вообще категория далекого будущего?
Злость и ревность, снедавшие Ся Чжуюнь, уступили место страху. Что собирается делать Чжэн Цзыюнь? Похоже, он намерен помогать какой-то женщине, спасать ее от власти злого мужа. И теперь эта женщина, наверное, мечтает переманить Чжэна к себе. Что же будет?
Ся Чжуюнь знала, что фактически она давно уже потеряла своего мужа, во всяком случае, его душа не принадлежит ей. Вот и сегодня, спустя многие годы совместной жизни, она ясно поняла: все, чем она владеет,— зыбко и призрачно. Тогда чего же она добивается, что охраняет и так страшится потерять? Опять все то же честолюбие, от которого не могут избавиться многие женщины, и боязнь за собственную репутацию.
Она заплакала.
Женские слезы — неотразимое оружие. Ими камуфлируют любую правду или ложь и в конце концов побеждают.
Чжэн Цзыюнь помрачнел. Уйти нельзя. Если человек плачет, это значит, что он слаб, беззащитен; к тому же она все-таки женщина, а мужчина не может оставить женщину в таком состоянии.
Кто-то позвонил в дверь. Половина четвертого. В это время Цзи как раз приносит документы, газеты и почту. Чжэн Цзыюнь с облегчением вздохнул и пошел открывать. Ся Чжуюнь затихла, отправилась в свою комнату. У Чжэн Цзыюня на душе осталось чувство вины перед ней: надо отдать ей должное, в трудных ситуациях жена держится правильно, его честь, например, ни разу не была затронута.
В Цзи Хэнцюане пропадал хороший сыщик, он сразу почувствовал, что в доме что-то неладно. Его взгляд быстро обшарил все углы. На чайном столике пусто — это значит, что в гости никто не заходил. Все вещи вроде бы стоят на своих местах, выходит, скандала не было, посуды не били. Чжэн Цзыюнь как ни в чем не бывало просматривает документы, но словно ничего не видит — это не похоже на него, обычно он спокоен и сосредоточен.
Чжэн отложил документы и спросил секретаря:
— В министерстве уже утвердили состав комиссии, которая отправится с проверкой на «Рассвет»?
— Утвердили.
Цзи Хэнцюань старался сообщить начальнику как можно меньше, ему хотелось, чтобы тот попал впросак. Он напоминал одного из тех вредных мальчишек, которые, видя, как человек с плохим зрением ступает не туда, куда нужно, и может попасть ногой в коровью лепешку или, того хуже, свалиться в пруд, хладнокровно наблюдают и даже не помышляют о том, чтобы предупредить. Воистину злые намерения подчас совершенно необъяснимы!
— Кто возглавит комиссию?
— Чжу Ипин, завотделом руководящих кадров.
Даже начальника управления не сочли нужным послать!
И все для того, чтобы продемонстрировать неуважение к Чэнь Юнмину. Ведь на такой огромный завод можно было бы направить и заместителя министра. Все шито белыми нитками! Конечно, это подстроил Сун Кэ.
— Из отдела управления предприятиями есть кто-нибудь?
— Нет.
Совершенно ясно, что и это сделано специально. Неужели все еще не забыли очерка? Всю жизнь будут помнить, что ли? Ведь в прошлых комиссиях отдел управления всегда участвовал, проверка — это его прямая работа!
Разве Тянь Шоучэн не знает об этом? Прекрасно знает, только притворяется.
— Есть еще какие-нибудь вопросы? — Цзи Хэнцюаню не хотелось общаться с Чжэн Цзыюнем в нерабочее время, да и не было нужды слишком усердствовать, все равно не оценит. Чтобы угодить ему, достаточно доложить четко, сухо, по пунктам, и все.
— Нет, вопросов больше нет. Спасибо.
Почему люди так скупятся на добрые дела? Просто зло берет. Чжэн Цзыюнь и сам с удовольствием поехал бы на «Рассвет», но вынужден устраниться, не показывать своего отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99