Материальная жизнь идет вперед, развивается, а возможности человеческого организма все меньше соответствуют требованиям окружающей среды. Зато растет изворотливость, духовное приспосабливание.
Что-то он явно расклеился. Отчего? Последнее заседание парткома вряд ли могло так его расстроить, да и можно ли его сравнивать с тем, что уже пришлось пережить. Кампания по «упорядочению стиля» в сорок втором, кампания пятьдесят второго года, борьба с «правыми» в пятьдесят седьмом, с правым уклоном в пятьдесят девятом, «великая культурная революция», тянувшаяся с шестьдесят шестого года целое десятилетие... Солидно получается, если посчитать!
Он еще продолжает верить в единение людей, в понимание, поддержку друг друга. А Юаньюань как-то сказала: «Глупо повторять одно и то же! Времена меняются, а ты все листаешь пожелтевший календарь».
Неужели история — действительно пожелтевший календарь? Нет, дочка не права. Нынешние молодые люди слишком горячи и часто необъективны.
Одиночество, растет одиночество. Эта разогретая жарким летним днем улица наводит на мысль об Аравийской пустыне.
Как хочется, чтобы кто-нибудь пришел в гости, постучал в дверь или позвонил по телефону. Поболтать бы с кем-нибудь просто так, ни о чем.
За стеной зазвонил телефон. Чжэн Цзыюнь улыбнулся — легок на помине.
Телефон звонил долго, пока не подошла Ся Чжуюнь. Она говорила сухо, недоброжелательно. Он расслышал только цепь коротких вопросов:
— Алло?
— Куда вы звоните?..
— Кто вам нужен?..
— А кто вы?..
— Какое у вас дело к нему?..
Звонивший, наверное, даже дыхание не успевал перевести. Она поливала его огнем, словно из пулемета, давая понять этому человеку, рискнувшему без каски и брони выбраться на незнакомую местность, что прежде, чем пробиваться к ним, необходимо иметь защитное обмундирование или хотя бы противогаз.
Наконец Ся Чжуюнь крикнула:
— Чжэн, это тебя: Нет, это и в самом деле может надоесть — опять та журналистка!
Кричала она так громко, что Е наверняка все слышала. Он взял трубку. Голос Е Чжицю звучал нервно:
— В редакции мне передали анонимное письмо.
— О чем?
В комнату вошла Ся Чжуюнь с веером в руке и, перестав обмахиваться, навострила уши.
— В письме сказано, что я аморальная женщина. Что у меня были близкие отношения и с соавтором, и с главным героем очерка, и с заместителем министра, то есть с вами. Короче, всякие сплетни. А в результате вывод, что редакция не должна была печатать очерк такого безнравственного автора.
— Я просто вне себя! — Чжэн Цзыюнь почувствовал, что его бросило в жар, словно он повинен в том, что ее оскорбили.
— Вам это удивительно? На самом деле ничего нового. Даже широко известный журналист, написав очерк в защиту хорошего человека, обязательно получит порцию всей этой ерунды.
— Что я могу для вас сделать?
Веер из рук Ся Чжуюнь с треском упал на чайный столик. Чжэн невольно прикрыл телефон рукой, как будто жена собиралась его разбить.
— Нет, ничего не надо! Спасибо! Я сказала вам об этом только для того, чтобы вы остереглись. Думаю, письмо написано кем-то из людей Тянь Шоучэна. До свидания!
— До свидания.
Это переходит все границы. Сколько уже было неприятных дел, о которых Чжэн Цзыюнь предпочитал не думать. Но не думать о каком-нибудь деле не означает избавиться от него.
Похоже, что речь Чжэна на симпозиуме вызвала пристальное внимание не только теоретиков, но и практических работников. Из разных мест в министерство приезжают люди, чтобы подробнее поговорить о докладе, узнать, какие именно исследования ведутся в министерстве тяжелой промышленности. Встречи и беседы с такими посетителями — прямая обязанность сотрудников научно-исследовательского отдела, потому что именно в этой сфере они могут сыграть какую-то ощутимую роль, понять окружающую обстановку. Они прочли немало книг, провели массу исследований, побывали на многих заводах, и когда Чжэн Цзыюнь делал свой доклад, он использовал их обобщения.
Но министр с самого начала был против симпозиума, а потом высказывал недовольство тем, что во время заседаний не изучался опыт Дацина и даже нашлись выступавшие против лозунга «Возродить пролетариат, уничтожить буржуазию». Вскоре люди проведали, что он дал секретариату распоряжение отправлять всех, кто будет интересоваться материалами симпозиума, к своему доверенному Линь Шаотуну.
Круг замкнулся. Не хотелось бы сводить все происходящее к чему-то пошлому и вульгарному, но постоянные ухищрения этих товарищей, хочешь не хочешь, наводят именно на такую мысль.
Вот и сейчас подло напали на женщину, которая беззащитна, поскольку не имеет ни силы, ни власти и не может противостоять им. Сами они перед другими подлецами робеют и малодушничают, а перед слабой одинокой женщиной чувствуют себя сильными и храбрыми. Какая низость!
Ся Чжуюнь затрещала, точно многозарядная хлопушка:
— Почему ты извинялся перед ней? Что ты обещал для нее сделать?
О небеса, и эта туда же! Чжэн Цзыюнь пристально смотрел на жену.
В тапочках с блестками женские ножки, о которых с таким чувством писал Пушкин и которые многих сводили с ума. Теперь эти ножки в импортных нейлоновых чулках. На теле — тонкий белый пеньюар, по которому вышиты красные птицы-фениксы. Фиолетовый веер, расписанный серебристыми цветочками, опущен, прикрывает пухлую коленку.
Ничего не скажешь, все изящно, со вкусом. Достижения современной материальной культуры: натуральные вещества для окраски волос, да и химия на службе у прически. А вот покрывало на диване, на который присела жена, при сравнении сильно проигрывает, кажется старым и совсем некрасивым.
В этой простой, без претензий обставленной гостиной его супруга кажется нездешней, небесной гостьей. Глядя на нее, он вспоминает «семерых небожительниц», «человечков из картины» и разных других сказочных персонажей.
Они женаты уже сорок лет. И всякий раз, думая о ней, Чжэн Цзыюнь ощущает, как велико отчуждение.
— Ты, кажется, собиралась в больницу, на обследование? — спросил он.
Ся Чжуюнь очень хорошо изучила своего мужа — человека, занимающего высокий пост. Опытные женщины чувствуют себя в семейных интригах как рыбы в воде и всегда стараются бросить тень на соперницу, чтобы поскорее отвадить ее. Как все недалекие люди, Ся Чжуюнь не подозревала о существовании высоких, идеальных отношений между мужчиной и женщиной, о взаимном уважении, которое может быть даже сильнее любви. Ей хотелось думать о собственной значимости в жизни мужа, о своей исключительной роли в семье. Еще больше ей нравилось разыгрывать эту роль перед посторонними. Однако Чжэн Цзыюнь, словно китайский чиновник старых времен, все время демонстрировал пренебрежение к жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Что-то он явно расклеился. Отчего? Последнее заседание парткома вряд ли могло так его расстроить, да и можно ли его сравнивать с тем, что уже пришлось пережить. Кампания по «упорядочению стиля» в сорок втором, кампания пятьдесят второго года, борьба с «правыми» в пятьдесят седьмом, с правым уклоном в пятьдесят девятом, «великая культурная революция», тянувшаяся с шестьдесят шестого года целое десятилетие... Солидно получается, если посчитать!
Он еще продолжает верить в единение людей, в понимание, поддержку друг друга. А Юаньюань как-то сказала: «Глупо повторять одно и то же! Времена меняются, а ты все листаешь пожелтевший календарь».
Неужели история — действительно пожелтевший календарь? Нет, дочка не права. Нынешние молодые люди слишком горячи и часто необъективны.
Одиночество, растет одиночество. Эта разогретая жарким летним днем улица наводит на мысль об Аравийской пустыне.
Как хочется, чтобы кто-нибудь пришел в гости, постучал в дверь или позвонил по телефону. Поболтать бы с кем-нибудь просто так, ни о чем.
За стеной зазвонил телефон. Чжэн Цзыюнь улыбнулся — легок на помине.
Телефон звонил долго, пока не подошла Ся Чжуюнь. Она говорила сухо, недоброжелательно. Он расслышал только цепь коротких вопросов:
— Алло?
— Куда вы звоните?..
— Кто вам нужен?..
— А кто вы?..
— Какое у вас дело к нему?..
Звонивший, наверное, даже дыхание не успевал перевести. Она поливала его огнем, словно из пулемета, давая понять этому человеку, рискнувшему без каски и брони выбраться на незнакомую местность, что прежде, чем пробиваться к ним, необходимо иметь защитное обмундирование или хотя бы противогаз.
Наконец Ся Чжуюнь крикнула:
— Чжэн, это тебя: Нет, это и в самом деле может надоесть — опять та журналистка!
Кричала она так громко, что Е наверняка все слышала. Он взял трубку. Голос Е Чжицю звучал нервно:
— В редакции мне передали анонимное письмо.
— О чем?
В комнату вошла Ся Чжуюнь с веером в руке и, перестав обмахиваться, навострила уши.
— В письме сказано, что я аморальная женщина. Что у меня были близкие отношения и с соавтором, и с главным героем очерка, и с заместителем министра, то есть с вами. Короче, всякие сплетни. А в результате вывод, что редакция не должна была печатать очерк такого безнравственного автора.
— Я просто вне себя! — Чжэн Цзыюнь почувствовал, что его бросило в жар, словно он повинен в том, что ее оскорбили.
— Вам это удивительно? На самом деле ничего нового. Даже широко известный журналист, написав очерк в защиту хорошего человека, обязательно получит порцию всей этой ерунды.
— Что я могу для вас сделать?
Веер из рук Ся Чжуюнь с треском упал на чайный столик. Чжэн невольно прикрыл телефон рукой, как будто жена собиралась его разбить.
— Нет, ничего не надо! Спасибо! Я сказала вам об этом только для того, чтобы вы остереглись. Думаю, письмо написано кем-то из людей Тянь Шоучэна. До свидания!
— До свидания.
Это переходит все границы. Сколько уже было неприятных дел, о которых Чжэн Цзыюнь предпочитал не думать. Но не думать о каком-нибудь деле не означает избавиться от него.
Похоже, что речь Чжэна на симпозиуме вызвала пристальное внимание не только теоретиков, но и практических работников. Из разных мест в министерство приезжают люди, чтобы подробнее поговорить о докладе, узнать, какие именно исследования ведутся в министерстве тяжелой промышленности. Встречи и беседы с такими посетителями — прямая обязанность сотрудников научно-исследовательского отдела, потому что именно в этой сфере они могут сыграть какую-то ощутимую роль, понять окружающую обстановку. Они прочли немало книг, провели массу исследований, побывали на многих заводах, и когда Чжэн Цзыюнь делал свой доклад, он использовал их обобщения.
Но министр с самого начала был против симпозиума, а потом высказывал недовольство тем, что во время заседаний не изучался опыт Дацина и даже нашлись выступавшие против лозунга «Возродить пролетариат, уничтожить буржуазию». Вскоре люди проведали, что он дал секретариату распоряжение отправлять всех, кто будет интересоваться материалами симпозиума, к своему доверенному Линь Шаотуну.
Круг замкнулся. Не хотелось бы сводить все происходящее к чему-то пошлому и вульгарному, но постоянные ухищрения этих товарищей, хочешь не хочешь, наводят именно на такую мысль.
Вот и сейчас подло напали на женщину, которая беззащитна, поскольку не имеет ни силы, ни власти и не может противостоять им. Сами они перед другими подлецами робеют и малодушничают, а перед слабой одинокой женщиной чувствуют себя сильными и храбрыми. Какая низость!
Ся Чжуюнь затрещала, точно многозарядная хлопушка:
— Почему ты извинялся перед ней? Что ты обещал для нее сделать?
О небеса, и эта туда же! Чжэн Цзыюнь пристально смотрел на жену.
В тапочках с блестками женские ножки, о которых с таким чувством писал Пушкин и которые многих сводили с ума. Теперь эти ножки в импортных нейлоновых чулках. На теле — тонкий белый пеньюар, по которому вышиты красные птицы-фениксы. Фиолетовый веер, расписанный серебристыми цветочками, опущен, прикрывает пухлую коленку.
Ничего не скажешь, все изящно, со вкусом. Достижения современной материальной культуры: натуральные вещества для окраски волос, да и химия на службе у прически. А вот покрывало на диване, на который присела жена, при сравнении сильно проигрывает, кажется старым и совсем некрасивым.
В этой простой, без претензий обставленной гостиной его супруга кажется нездешней, небесной гостьей. Глядя на нее, он вспоминает «семерых небожительниц», «человечков из картины» и разных других сказочных персонажей.
Они женаты уже сорок лет. И всякий раз, думая о ней, Чжэн Цзыюнь ощущает, как велико отчуждение.
— Ты, кажется, собиралась в больницу, на обследование? — спросил он.
Ся Чжуюнь очень хорошо изучила своего мужа — человека, занимающего высокий пост. Опытные женщины чувствуют себя в семейных интригах как рыбы в воде и всегда стараются бросить тень на соперницу, чтобы поскорее отвадить ее. Как все недалекие люди, Ся Чжуюнь не подозревала о существовании высоких, идеальных отношений между мужчиной и женщиной, о взаимном уважении, которое может быть даже сильнее любви. Ей хотелось думать о собственной значимости в жизни мужа, о своей исключительной роли в семье. Еще больше ей нравилось разыгрывать эту роль перед посторонними. Однако Чжэн Цзыюнь, словно китайский чиновник старых времен, все время демонстрировал пренебрежение к жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99