Рядом с генеральным директором сидел начальник управления строительства. На его груди поблескивали значок депутата Верховного Совета и Золотая Звезда Героя Социалистического Труда. С ними обменялся взглядом секретарь горкома и, помолчав, сказал:
— Рассаживайтесь, товарищи, послушаем сначала партком строительного управления.
— Заместителя секретаря парткома,— уточнил виноватым голосом начальник управления строительства.
— Ну что ж, товарищ Шатунов, вы готовы?
— Готовы,— четко ответил тот,— со мной еще член парткома Жемчугов. Но мы не знаем, в каком аспекте докладывать, что вас больше интересует?
— Не интересует, а волнует,— поправил Шатунова секретарь горкома.— Вот сейчас генеральный директор вместе с секретарем парткома, затем начальник управления строительства делились думами о практике партийной работы с молодыми коммунистами, а вы, заместитель секретаря парткома, говорят, здорово разбираетесь в марках бетона. С бетона и начинайте, если не поняли, зачем вас сюда пригласили... Дело Ярцева, нас интересует. Так, Федор Федорович, или не так?
Шатунов поискал глазами, кого это секретарь горкома назвал по имени и отчеству. Не заметив, что рядом с ним поднялся и снова сел комендант молодежного общежития, ответил с нескрываемым раздражением:
— С какой поры стало зазорным для партийного работника заниматься технологией, в том числе и марками бетона?
— С той,— быстро подсек его секретарь горкома,— когда партийные работники начинают подменять собой хозяйственников и специалистов;
— Значит, можно мириться с тем, что специалисты будут продолжать втирать нам очки, а мы... хлопать глазами.
— Вы уже прохлопали: нет сейчас таких инженеров, которых вы можете уличить в неграмотности. Не уводите нас в дебри придуманных сложностей... Мы просим
рассказать: за что исключен из партии Василий Ярцев? Где он сейчас, что е ним?
Шатунов недоуменно развел руками, резко сказал:
— Не знаю. У нас нет нянек, чтобы следить за ним. Более проницательным оказался Олег Викторович
Жемчугов, который приступил к изложению персонального дела Ярцева. Говорил он спокойно, без лишних жестов. В руках у него была папка. Из нее он извлекал лист за листом и, с разрешения присутствующих, зачитывал строчку за строчкой, комментируя их. Отдельные факты и примеры Жемчугов оценивал довольно объективно и, казалось, не сгущал красок. Федор Федорович, слушая его, уже стал сомневаться: может, в самом деле, Ярцеву еще просто рано носить высокое звание коммуниста? Логика суждений докладчика вела именно к этому. Но вот секретарь горкома попросил Жемчугова повторить один пункт из его выводов о дерзких выпадах Ярцева против установок партии.
— В чем конкретно они выразились?
— Он, Ярцев, безответственно и без контроля за логикой своего мышления утверждает...— Жемчугов вынул из папки очередной лист.— Вот запись его выступления на заседании совета по управлению производством. Цитирую: «Зачем обманываем себя, что мы ударники коммунистического труда? Какой же это коммунистический труд, если каждый из нас получает за него больше, чем другие, гоним количество, не думая о качестве? Запарываем технику ради лишнего червонца в свой карман. Собираемся объявить завод заводом коммунистического труда. Коллективный обман государства...» — Жемчугов выжидающе помолчал, но возгласов возмущения не последовало.
— Дерзкий парень, ничего не скажешь,— заметил секретарь горкома и спросил: — А вы, товарищ Жемчугов, думали о том, как ответить этому молодому коммунисту? Ведь он не согласен с тем, что его называют ударником коммунистического труда.
— Разумеется, думал,— ответил Жемчугов,— но Ярцев, побывав в Турине, привез сюда вирусы недоверия к нашей действительности. Трудный он человек, тяжело с ним разговаривать, дерзит...
— Вы нашли легкий ход против такой трудности: предложили исключить его из партии?
Поднялся Шатунов. Поднялся быстро, решительно. У него, как видно, был в запасе весомый козырь против Ярцева.
— Вы забыли решение вышестоящих партийных инстанций о борьбе с летунами с одного производства на другое. Ярцев не только сам ушел из автоколонны нашего управления, но и увел за собой целую группу шоферов, своих дружков с сомнительной репутацией.
— Значит, вы исполняете это решение обкома задним числом? Коммунист уже ушел на другое предприятие, и вы выставляете этот документ как щит против попыток уличить вас в отсутствии воспитательной работы с Ярцевым?..
После такого замечания секретаря горкома Федор Федорович считал, что дело Ярцева будет возвращено в партком строительного управления на пересмотр, однако присутствующий здесь председатель партийной комиссии горкома, пожилой, с большим стажем партийной работы коммунист, взял из рук Жемчугова папку — «Персональное дело В. В. Ярцева» — и, полистав несколько страниц, сказал:
— Бумаги оформлены обстоятельно. Обвинений много: «дебошир», «скандалист», «аварийщик», «идеологически не выдержан»... А формулировка об исключении довольно странная: «считать Ярцева В. В. выбывшим из партии согласно Уставу». Исключили по Уставу, не указав параграфа.
— Указывать номера параграфов? Это же формализм,— возмутился Шатунов.
— Посмотрим,— замедленно произнося слог за слогом, ответил ему председатель партийной комиссии и заключил: — Прошу поручить партийной комиссии рассмотреть персональное дело Ярцева и результаты доложить на бюро горкома.
Секретарь горкома согласился с ним.
— Подключите к работе по этому делу Федора Федоровича Ковалева.
— Нельзя, не имеем права,— резко возразил председатель партийной комиссии.— Ковалев давал Ярцеву рекомендацию в партию. Быть может, мы самого Ковалева будем привлекать к ответственности — кого он рекомендовал?..
Прошло немного времени, и в папку «Персональное дело В. В. Ярцева» легла одна тетрадь, затем вторая, третья... В них назревал ответ на вопрос, который волновал Федора Федоровича: кому он дал рекомендацию в партию? Когда партийная комиссия стала докладывать свои выводы на бюро горкома, в руках председателя было уже девять таких тетрадей...
Около последнего вагона скорого поезда Москва — Куйбышев, остановившегося на станции Сызрань, сгрудились любопытные. Все смотрели на лобастого парня в тесной для него гимнастерке без ремня. Ремень с массивной пряжкой он накручивал вокруг ладони, поглядывая себе под ноги, где валялись похожие на спелые апельсины поджаренные пончики. Чуть поодаль, у подножки вагона, поблескивала струнами разбитая гитара. Пончики собирала девушка в белом колпачке — лоточница вокзального буфета..
— Заступник нашелся,.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55