Это, пожалуй, верно, до того честная и откровенная, что забыла сказать или не захотела трогать того самого главного, что возмущало меня тогда до темноты в глазах и возмущает сейчас: как избавиться от привычки выпускать детали с недозволенными допусками — «не заклинило, и ладно».
— Она говорит,— продолжал Афоня,— аварий на дорогах в сто раз было бы меньше, если бы все умели так держать руль, как держит Василий Ярцев. Так и сказала при мне редактору газеты и начальнику автоинспекции города, который был приглашен в редакцию на обсуждение статьи...
— Постой, постой,— перебил его Витя Кубанец,— теперь нам ясно, кому ты одолжил свои сапоги.
— Ну и одолжил. А что тут выяснять. Доехали на автобусе до нашей остановки. Сошли. Я уже дома, а ей шагать по грязи вон куда... На ногах туфельки... Как бы ты поступил на моем месте?
— Пригласил бы на ужин,— ответил Виктор. Это почему-то огорчило Афоню.
— Не догадался...— признался он.
— Уж не влюбился ли? Тут поднялся Ярцев:
— Ладно, садимся ужинать. Нашелся босый сын, те церь можно и о себе подумать.
Афоня понял, что друзья не без тревоги ждали его, поэтому легко вскочил с койки, сунул ноги в модельные туфли, что стояли под койкой Ярцева — своих у него еще не было,— и к столу.
После ужина Афоня спросил Витю Кубанца:
— Какую тему дали для сочинения?
— «Творчество Льва Николаевича Толстого».
— Ясно,— Афоня улыбнулся.
Для него автор «Войны и мира» — земной бог человеческой мудрости, который учит чувствовать переживания людей так, как никто до него не учил, что умение чувствовать переживания друга помогает найти ключ к доверию, к сердцу, к откровенности; что откровенность и доверие побуждают в людях стремление к сотрудничеству, к поиску верных путей в жизни, к творчеству, к созиданию. Царство доверия — заветная мечта светлых умов. Вот почему Толстой нужен сегодня и еще нужнее будет завтра.
Ярцев слушал Афоню, а перед глазами мелькали чьи-то торопливые руки, лица со слепыми взглядами, перед которыми сыпались, катились в ящики разные детали с дефектами и без дефектов в общем потоке...
Радоваться бы ему в такой-то час — тысячи людей будут читать о нем завтра в газете! А он будто испугался этого и с грустью думает о завтрашних встречах с товарищами в автопарке. Этот Афоня, как показалось ему, не без умысла затеял разговор о творчестве Толстого, о величии человека, о царстве доверия.
Ярцев еще не знал, что через день его пригласят в управление завода на беседу, а затем состоится встреча с начальником испытательного цеха, который предложит поехать с группой шоферов-испытателей в Италию, в Турин, чтобы познакомиться с практикой выборочных испытаний легковых автомашин фирмы «Фиат».
Прошла еще одна зима. На Крутояре она была похожа На затяжную страду, когда дожди начинают чередоваться со снежной крупой, а люди в летних майках, будто забыв
о холоде и усталости, дни и ночи бьются за хлеб: еще одно усилие, еще... и зерну не угрожает ни зимовка под снегом, ни прелость... К весне семидесятого года тронулась первая линия конвейера, и главный корпус, куда стекались заготовленные в разных цехах детали, напоминал полевой ток с зерном нового урожая. Только здесь люди не выкладывали последние силы, а с удивительной легкостью приращивали одну деталь к другой, которые тут же сами собой стыковались с узлами кузова зарождающегося автомобиля. Перед глазами вершилось то, во что трудно было поверить три года назад. С главного конвейера сходили один за другим красавцы «Жигули».
Первая тысяча, вторая, третья — верь не верь, сразу начали отсчитывать тысячами,— наступая на пятки убегающей от действительности сказке про чудеса в некотором царстве. Вот оно, это царство автоматики и новейшей техники! И для сомнений нет причин — все автомобили удобны в управлении и носятся вихрем, с ветром споря. А когда с главного конвейера сошла стотысячная машина, завод приступил к монтажу второй очереди автосборочных линий.
Именно в этот момент продолговатая площадь, лежащая между управлением строительства и генеральной дирекцией завода, стала ареной состязаний двух ведомств за кадры. Они объяснялись по этому поводу на разных языках: одни отстаивали интересы строительства, другие — своевременный пуск агрегатов. Между тем большие группы строителей перекатывались из одного конца площади в другой, недоумевая: «Мы строили завод, чтобы работать в его цехах, а нас не отпускают, дескать, нельзя оставлять стройку без шоферов. А ведь эта специальность ходовая, и заводу она нужна день ото дня все больше и больше».
Пожалуй, больше всех вымогал этот период Виктора Кубанца. Вместе с товарищами по общежитию он еще зимой уволился из автоколонны — перевода не дали — и поступил в заводской парк автослужбы, где исподволь сколачивались экипажи второй очереди пускового объекта. Казалось, все осложнения позади: мечта стать специалистом передовой техники производства автомобилей стала реальной.
Пришла очередь получать комнату-малометражку по списку молодоженов. Список составлялся и утверждался
в постройкоме, когда Витя работал в автоколонне, а штукатур Полина, ставшая его женой, еще не уходила в декретный отпуск. Жили они в разных общежитиях, и по ходатайству друзей их включили в первоочередной список. Но вот Полина уже в родильном доме, а Кубанца из списка исключили. Кинулся в постройком. Там развели руками:
— Дом ведомственный, а вы уволились от .нас, просите там, где работаете.
Метнулся в завком:
— Исключили из очереди, как быть?
— Не имели права исключить, потому что жена осталась на прежнем месте работы.
— Она в декретном сейчас— Виктор умолчал, что Полина уже в родильном доме: говорят, нельзя оповещать об этом, примета плохая.
— Тем более никто не имел права вычеркивать ее из списка,— попытались успокоить его на новом месте работы.— У тебя есть все основания требовать!..
Виктор Снова прорвался в постройком, затем в партком стройуправления.
— Вот справка: жена ударник бригады штукатуров жилстроя, находится в декретном.
— Ваша жена не просила комнату, ее нет в списке. Был ее муж, Виктор Кубанец, но он уволился с работы, потому и вычеркнут. Пусть она сама напишет заявление, тогда посмотрим.
— Она сейчас в родильном доме,— взмолился Виктор.
— Сочувствуем, но помочь не можем... Решайте этот вопрос по месту работы.
И пока Полина находилась в родильном доме, Витя носился из одного конца площади в другой резвее любого футболиста, влетал в кабинеты взмыленный, но дело не двигалось с места: автозавод еще только планировал строить дом для молодоженов, а жилуправленйе строительства, руководствуясь положением о ведомственных домах, вообще не имело права выдавать ордер на имя человека, который уволился из этого ведомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Она говорит,— продолжал Афоня,— аварий на дорогах в сто раз было бы меньше, если бы все умели так держать руль, как держит Василий Ярцев. Так и сказала при мне редактору газеты и начальнику автоинспекции города, который был приглашен в редакцию на обсуждение статьи...
— Постой, постой,— перебил его Витя Кубанец,— теперь нам ясно, кому ты одолжил свои сапоги.
— Ну и одолжил. А что тут выяснять. Доехали на автобусе до нашей остановки. Сошли. Я уже дома, а ей шагать по грязи вон куда... На ногах туфельки... Как бы ты поступил на моем месте?
— Пригласил бы на ужин,— ответил Виктор. Это почему-то огорчило Афоню.
— Не догадался...— признался он.
— Уж не влюбился ли? Тут поднялся Ярцев:
— Ладно, садимся ужинать. Нашелся босый сын, те церь можно и о себе подумать.
Афоня понял, что друзья не без тревоги ждали его, поэтому легко вскочил с койки, сунул ноги в модельные туфли, что стояли под койкой Ярцева — своих у него еще не было,— и к столу.
После ужина Афоня спросил Витю Кубанца:
— Какую тему дали для сочинения?
— «Творчество Льва Николаевича Толстого».
— Ясно,— Афоня улыбнулся.
Для него автор «Войны и мира» — земной бог человеческой мудрости, который учит чувствовать переживания людей так, как никто до него не учил, что умение чувствовать переживания друга помогает найти ключ к доверию, к сердцу, к откровенности; что откровенность и доверие побуждают в людях стремление к сотрудничеству, к поиску верных путей в жизни, к творчеству, к созиданию. Царство доверия — заветная мечта светлых умов. Вот почему Толстой нужен сегодня и еще нужнее будет завтра.
Ярцев слушал Афоню, а перед глазами мелькали чьи-то торопливые руки, лица со слепыми взглядами, перед которыми сыпались, катились в ящики разные детали с дефектами и без дефектов в общем потоке...
Радоваться бы ему в такой-то час — тысячи людей будут читать о нем завтра в газете! А он будто испугался этого и с грустью думает о завтрашних встречах с товарищами в автопарке. Этот Афоня, как показалось ему, не без умысла затеял разговор о творчестве Толстого, о величии человека, о царстве доверия.
Ярцев еще не знал, что через день его пригласят в управление завода на беседу, а затем состоится встреча с начальником испытательного цеха, который предложит поехать с группой шоферов-испытателей в Италию, в Турин, чтобы познакомиться с практикой выборочных испытаний легковых автомашин фирмы «Фиат».
Прошла еще одна зима. На Крутояре она была похожа На затяжную страду, когда дожди начинают чередоваться со снежной крупой, а люди в летних майках, будто забыв
о холоде и усталости, дни и ночи бьются за хлеб: еще одно усилие, еще... и зерну не угрожает ни зимовка под снегом, ни прелость... К весне семидесятого года тронулась первая линия конвейера, и главный корпус, куда стекались заготовленные в разных цехах детали, напоминал полевой ток с зерном нового урожая. Только здесь люди не выкладывали последние силы, а с удивительной легкостью приращивали одну деталь к другой, которые тут же сами собой стыковались с узлами кузова зарождающегося автомобиля. Перед глазами вершилось то, во что трудно было поверить три года назад. С главного конвейера сходили один за другим красавцы «Жигули».
Первая тысяча, вторая, третья — верь не верь, сразу начали отсчитывать тысячами,— наступая на пятки убегающей от действительности сказке про чудеса в некотором царстве. Вот оно, это царство автоматики и новейшей техники! И для сомнений нет причин — все автомобили удобны в управлении и носятся вихрем, с ветром споря. А когда с главного конвейера сошла стотысячная машина, завод приступил к монтажу второй очереди автосборочных линий.
Именно в этот момент продолговатая площадь, лежащая между управлением строительства и генеральной дирекцией завода, стала ареной состязаний двух ведомств за кадры. Они объяснялись по этому поводу на разных языках: одни отстаивали интересы строительства, другие — своевременный пуск агрегатов. Между тем большие группы строителей перекатывались из одного конца площади в другой, недоумевая: «Мы строили завод, чтобы работать в его цехах, а нас не отпускают, дескать, нельзя оставлять стройку без шоферов. А ведь эта специальность ходовая, и заводу она нужна день ото дня все больше и больше».
Пожалуй, больше всех вымогал этот период Виктора Кубанца. Вместе с товарищами по общежитию он еще зимой уволился из автоколонны — перевода не дали — и поступил в заводской парк автослужбы, где исподволь сколачивались экипажи второй очереди пускового объекта. Казалось, все осложнения позади: мечта стать специалистом передовой техники производства автомобилей стала реальной.
Пришла очередь получать комнату-малометражку по списку молодоженов. Список составлялся и утверждался
в постройкоме, когда Витя работал в автоколонне, а штукатур Полина, ставшая его женой, еще не уходила в декретный отпуск. Жили они в разных общежитиях, и по ходатайству друзей их включили в первоочередной список. Но вот Полина уже в родильном доме, а Кубанца из списка исключили. Кинулся в постройком. Там развели руками:
— Дом ведомственный, а вы уволились от .нас, просите там, где работаете.
Метнулся в завком:
— Исключили из очереди, как быть?
— Не имели права исключить, потому что жена осталась на прежнем месте работы.
— Она в декретном сейчас— Виктор умолчал, что Полина уже в родильном доме: говорят, нельзя оповещать об этом, примета плохая.
— Тем более никто не имел права вычеркивать ее из списка,— попытались успокоить его на новом месте работы.— У тебя есть все основания требовать!..
Виктор Снова прорвался в постройком, затем в партком стройуправления.
— Вот справка: жена ударник бригады штукатуров жилстроя, находится в декретном.
— Ваша жена не просила комнату, ее нет в списке. Был ее муж, Виктор Кубанец, но он уволился с работы, потому и вычеркнут. Пусть она сама напишет заявление, тогда посмотрим.
— Она сейчас в родильном доме,— взмолился Виктор.
— Сочувствуем, но помочь не можем... Решайте этот вопрос по месту работы.
И пока Полина находилась в родильном доме, Витя носился из одного конца площади в другой резвее любого футболиста, влетал в кабинеты взмыленный, но дело не двигалось с места: автозавод еще только планировал строить дом для молодоженов, а жилуправленйе строительства, руководствуясь положением о ведомственных домах, вообще не имело права выдавать ордер на имя человека, который уволился из этого ведомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55