Одна только темнокожая угрюмая девушка с худыми ногами не хотела ни пить, ни танцевать, ни разговаривать. Браммел пододвинул к ней стул. Она метнула на него злой, подозрительный взгляд.
— Чего нужно, фараон? — спросила она. Он дружески улыбнулся.
— Ты здесь недавно, Энни? — спросил он.
— А тебе все надо знать!
— Что-то ты не слишком приветлива.
— Ненавижу фараонов.
— За это я тебя не осуждаю. Она удивленно посмотрела на него. Лицо у него было славное
и приветливое. «Может, и вправду не притворяется»,— подумала она. Конечно, лучше ему не доверять, но все-таки в нем было что-то такое, что отличало его от остальных сыщиков. Он был не такой наглый, не такой развязный, как его приятели, которые вели себя здесь, словно хозяева. Но жизненный опыт настораживал ее.
— Добрые фараоны — хуже всех. Браммел поднял брови.
— Ты их часто встречала, Энни?
— Нет,— сказала она.
— Тогда откуда тебе знать? Она не ответила.
— Выпей-ка лучше,— сказал он, поднимаясь и подходя к столу, чтобы наполнить два стакана.
Но пить она не стала.
— Боишься Милли? — спросил он.— Она мне сказала, что не любит, когда ее девушки здесь пьют.
— Сама хлещет почем зря, старая кляча.
— Не любишь ее?
— Обожаю!
— Зачем же ты на нее работаешь?
— Все они одинаковы.
— Она что-то знает про тебя?
— Хватит меня подлавливать.
— Ты еще очень молоденькая, тебе тут не место. Знаешь, я мог бы тебе помочь.
— Нет уж, скорее я сдохну...
— Напрасно.
В гостинную вошла тетушка Милли. Ее злые глазки остановились на Ламкине и Рите — те обнимались, забыв всякий стыд. — Рита! — возмущенно крикнула она.
— Заткнись,— сказал Ламкин.
Рита пьяно таращила глаза из-за его плеча. Браммел встал со стула и подошел к Милли.
— Что поделаешь, Милли,— молодежь! — сказал он и шепотом спросил: — Говорили с ним?
— Да,— ответила она.
— Ну, теперь успокойтесь и выпейте,— сказал он.
— С вами? — прошипела она.— Чтоб вам подохнуть! Браммел рассмеялся. Он налил себе еще пива и не спеша
выпил. Потом позвал своих помощников.
— Пора по домам, ребята,— сказал он. Милли и девицы проводили их до двери.
— Спасибо за приятный вечер,— галантно раскланялся Браммел.
Девицы захихикали. Тетушка Милли стояла мрачная и злая, ее белое жирное лицо подергивалось.
XVIII
Филдс проснулся рано. Еще до завтрака он поговорил по телефону со старшим сыщиком Филбертом, который на рассвете провел с группой сыщиков несколько налетов. Затем Филдс опросил патрули, позвонил в управление и взялся за утренние газеты. Годфри Беттери пел все ту же песню: правительство должно назначить королевскую комиссию по обследованию работы полиции, особенно сыскного отдела, который, к превеликому сожалению, не справляется со своими обязанностями. Филдс почувствовал раздражение, но и только. В это утро он как никогда был уверен в успешном завершении дела.
Жена и дети ждали его на кухне. Завтрак не начинался, пока он не займет место во главе стола. Возле электрического
тостера сидела его жена Эми — высокая женщина с седеющими волосами, забранными под сетку, и строгим лицом, на котором не было ни следа косметики. Она сидела прямо — будто аршин проглотила. Эми придерживалась таких же твердых моральных убеждений, как и ее супруг, и была одной из наиболее уважаемых прихожанок в их церкви. Однако робостью и застенчивостью она не страдала, а скорее была честолюбива и свысока взирала на весь род людской, особенно на ту его часть, которая обитала на их улице.
Она молча подала яичницу с беконом; из года в год каждое утро он ел яичницу с беконом. Затем, не дожидаясь, когда муж попросит, Эми передала ему масло, джем и все остальное. Она всегда знала, что ему нужно. Только за завтраком Филдс имел возможность поговорить со своими взрослыми детьми: дочерью Маргарет, которая проходила курс физиотерапии, и сыном Джоном, который только что сдал выпускные экзамены по юриспруденции и собирался поступить на работу в какую-нибудь фирму; он подыскивал наиболее подходящую.
— Решил уже, куда пойдешь, Джон? — спросил Филдс.
— Да, папа,— ответил Филдс младший.
Он назвал известную адвокатскую контору, которая специализировалась по уголовным делам.
— Думаешь, они возьмут тебя?
— Конечно. Я уже говорил со старшим компаньоном.
— Я не окажусь для тебя помехой?
— Нисколько, папа. Наоборот, я буду привлекать клиентов. Они будут думать, что я имею какое-то влияние...
— Понятно,— сказал Филдс.— Они будут думать, что ты можешь использовать тайные пружины...
— Именно,— сказал Филдс младший, с циничным видом пожимая плечами.
Филдсу было неприятно, что его сын уже такой хитрый и расчетливый, однако это не мешало ему гордиться им. Если бы он мог начать жизнь сначала, думал Филдс, он бы сам занялся юриспруденцией. Да, собственно, он и сейчас в какой-то мере был юристом, пожалуй, даже посильнее многих их них. Еще ни один адвокат не смог его подловить или опровергнуть его показания. Он был их достойным противником не только в качестве свидетеля. Выступая в низших судебных инстанциях в качестве обвинителя, он больше одержал побед над адвокатами, чем потерпел поражений. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как поспорить с сыном и побить его своими познаниями в юриспруденции.
С Маргарет же он о работе не говорил, хотя она как раз проходила летнюю практику в городской больнице. Его интересовала лишь ее личная жизнь, главным образом поклонники. За этим таился болезненный страх, как бы она не пошла по плохой дорожке — Филдс даже подумать боялся, что какой-
нибудь негодяй может совратить ее. Пока Маргарет не выйдет замуж за человека, которого он одобрит, у него не будет ни минуты покоя.
Филдс спросил дочь, как прошел танцевальный вечер медицинского персонала, на котором она была накануне. Маргарет начала подробно рассказывать, очень спокойно и откровенно. Но Филдс все время думал: правду она говорит или нет? Даже к собственной дочери он испытывал недоверие. Пока она говорила, Филдс внимательно ее разглядывал: смуглое овальное лицо, стройная, очень привлекательная. Глаза, как у него,— смотрят твердо и пытливо. И вообще она похожа на него, подумал он. Однако от этого его недоверие ничуть не уменьшилось.
После танцев она и ее подруга Бет поехали с двумя молодыми врачами из их больницы в ночное кафе поужинать, рассказывала Маргарет. Филдс хорошо знал ночные кафе и не одобрял этой поездки.
— Удивляюсь, зачем они вас туда потащили? — сказал он. Маргарет ничего не ответила. По опыту она знала, что в таких случаях лучше с ним не спорить.
— Ну, и что же вы делали потом? — спросил он более сухо.
— Поехали домой, папа.
Не замечая лукавой усмешки сына, Филдс продолжал допрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Чего нужно, фараон? — спросила она. Он дружески улыбнулся.
— Ты здесь недавно, Энни? — спросил он.
— А тебе все надо знать!
— Что-то ты не слишком приветлива.
— Ненавижу фараонов.
— За это я тебя не осуждаю. Она удивленно посмотрела на него. Лицо у него было славное
и приветливое. «Может, и вправду не притворяется»,— подумала она. Конечно, лучше ему не доверять, но все-таки в нем было что-то такое, что отличало его от остальных сыщиков. Он был не такой наглый, не такой развязный, как его приятели, которые вели себя здесь, словно хозяева. Но жизненный опыт настораживал ее.
— Добрые фараоны — хуже всех. Браммел поднял брови.
— Ты их часто встречала, Энни?
— Нет,— сказала она.
— Тогда откуда тебе знать? Она не ответила.
— Выпей-ка лучше,— сказал он, поднимаясь и подходя к столу, чтобы наполнить два стакана.
Но пить она не стала.
— Боишься Милли? — спросил он.— Она мне сказала, что не любит, когда ее девушки здесь пьют.
— Сама хлещет почем зря, старая кляча.
— Не любишь ее?
— Обожаю!
— Зачем же ты на нее работаешь?
— Все они одинаковы.
— Она что-то знает про тебя?
— Хватит меня подлавливать.
— Ты еще очень молоденькая, тебе тут не место. Знаешь, я мог бы тебе помочь.
— Нет уж, скорее я сдохну...
— Напрасно.
В гостинную вошла тетушка Милли. Ее злые глазки остановились на Ламкине и Рите — те обнимались, забыв всякий стыд. — Рита! — возмущенно крикнула она.
— Заткнись,— сказал Ламкин.
Рита пьяно таращила глаза из-за его плеча. Браммел встал со стула и подошел к Милли.
— Что поделаешь, Милли,— молодежь! — сказал он и шепотом спросил: — Говорили с ним?
— Да,— ответила она.
— Ну, теперь успокойтесь и выпейте,— сказал он.
— С вами? — прошипела она.— Чтоб вам подохнуть! Браммел рассмеялся. Он налил себе еще пива и не спеша
выпил. Потом позвал своих помощников.
— Пора по домам, ребята,— сказал он. Милли и девицы проводили их до двери.
— Спасибо за приятный вечер,— галантно раскланялся Браммел.
Девицы захихикали. Тетушка Милли стояла мрачная и злая, ее белое жирное лицо подергивалось.
XVIII
Филдс проснулся рано. Еще до завтрака он поговорил по телефону со старшим сыщиком Филбертом, который на рассвете провел с группой сыщиков несколько налетов. Затем Филдс опросил патрули, позвонил в управление и взялся за утренние газеты. Годфри Беттери пел все ту же песню: правительство должно назначить королевскую комиссию по обследованию работы полиции, особенно сыскного отдела, который, к превеликому сожалению, не справляется со своими обязанностями. Филдс почувствовал раздражение, но и только. В это утро он как никогда был уверен в успешном завершении дела.
Жена и дети ждали его на кухне. Завтрак не начинался, пока он не займет место во главе стола. Возле электрического
тостера сидела его жена Эми — высокая женщина с седеющими волосами, забранными под сетку, и строгим лицом, на котором не было ни следа косметики. Она сидела прямо — будто аршин проглотила. Эми придерживалась таких же твердых моральных убеждений, как и ее супруг, и была одной из наиболее уважаемых прихожанок в их церкви. Однако робостью и застенчивостью она не страдала, а скорее была честолюбива и свысока взирала на весь род людской, особенно на ту его часть, которая обитала на их улице.
Она молча подала яичницу с беконом; из года в год каждое утро он ел яичницу с беконом. Затем, не дожидаясь, когда муж попросит, Эми передала ему масло, джем и все остальное. Она всегда знала, что ему нужно. Только за завтраком Филдс имел возможность поговорить со своими взрослыми детьми: дочерью Маргарет, которая проходила курс физиотерапии, и сыном Джоном, который только что сдал выпускные экзамены по юриспруденции и собирался поступить на работу в какую-нибудь фирму; он подыскивал наиболее подходящую.
— Решил уже, куда пойдешь, Джон? — спросил Филдс.
— Да, папа,— ответил Филдс младший.
Он назвал известную адвокатскую контору, которая специализировалась по уголовным делам.
— Думаешь, они возьмут тебя?
— Конечно. Я уже говорил со старшим компаньоном.
— Я не окажусь для тебя помехой?
— Нисколько, папа. Наоборот, я буду привлекать клиентов. Они будут думать, что я имею какое-то влияние...
— Понятно,— сказал Филдс.— Они будут думать, что ты можешь использовать тайные пружины...
— Именно,— сказал Филдс младший, с циничным видом пожимая плечами.
Филдсу было неприятно, что его сын уже такой хитрый и расчетливый, однако это не мешало ему гордиться им. Если бы он мог начать жизнь сначала, думал Филдс, он бы сам занялся юриспруденцией. Да, собственно, он и сейчас в какой-то мере был юристом, пожалуй, даже посильнее многих их них. Еще ни один адвокат не смог его подловить или опровергнуть его показания. Он был их достойным противником не только в качестве свидетеля. Выступая в низших судебных инстанциях в качестве обвинителя, он больше одержал побед над адвокатами, чем потерпел поражений. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как поспорить с сыном и побить его своими познаниями в юриспруденции.
С Маргарет же он о работе не говорил, хотя она как раз проходила летнюю практику в городской больнице. Его интересовала лишь ее личная жизнь, главным образом поклонники. За этим таился болезненный страх, как бы она не пошла по плохой дорожке — Филдс даже подумать боялся, что какой-
нибудь негодяй может совратить ее. Пока Маргарет не выйдет замуж за человека, которого он одобрит, у него не будет ни минуты покоя.
Филдс спросил дочь, как прошел танцевальный вечер медицинского персонала, на котором она была накануне. Маргарет начала подробно рассказывать, очень спокойно и откровенно. Но Филдс все время думал: правду она говорит или нет? Даже к собственной дочери он испытывал недоверие. Пока она говорила, Филдс внимательно ее разглядывал: смуглое овальное лицо, стройная, очень привлекательная. Глаза, как у него,— смотрят твердо и пытливо. И вообще она похожа на него, подумал он. Однако от этого его недоверие ничуть не уменьшилось.
После танцев она и ее подруга Бет поехали с двумя молодыми врачами из их больницы в ночное кафе поужинать, рассказывала Маргарет. Филдс хорошо знал ночные кафе и не одобрял этой поездки.
— Удивляюсь, зачем они вас туда потащили? — сказал он. Маргарет ничего не ответила. По опыту она знала, что в таких случаях лучше с ним не спорить.
— Ну, и что же вы делали потом? — спросил он более сухо.
— Поехали домой, папа.
Не замечая лукавой усмешки сына, Филдс продолжал допрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60