С Яаном же они были слишком близки, чтобы брат боялся брата. Другое дело, если у одного из них появились бы явные признаки болезни, но тогда бы они сами сказали это друг другу.
Нет о Яане никакой весточки и на Новый год. Пауль знает, что доля добытчиков спирта в десять раз опасней, чем жизнь обычных моряков. Убегая от пограничников, они вынуждены не считаться ни с жестоким штормом, ни
со льдами. Но Пауль не может поверить, что Яана нет уже в живых. Вот и на Нээме уже заметили, особенно Лийзи, что Яан вроде пропал. И там тоже не верят, что он погиб. На святки Лаэс рассказывает всякие истории о перевозчиках спирта, и все — как они выходят целыми и невредимыми из самых опасных переделок.
— Ты так говоришь, будто сам промышлял спиртом,— вставляет Пауль.
— Ежели я торговал бы спиртом, разве мы сейчас справляли бы рождество здесь, на этом жалком участке?! У нас был бы господский дом, веселье шло на весь остров,— говорит дядюшка Нээме и рассказывает историю, которой Пауль готов верить: что-то подобное, видимо, произошло и с Яаном.
Два спирт торговца из Вийнисту точили зуб на третьего, ударили его веслом по голове где-то в Ботническом заливе и — за борт. Но ударили не так уж сильно, человек выплыл на какой-то доске на остров, где его подобрали шведские рыбаки. Несколько месяцев лежал при смерти в шведской больнице. Рассказал он обо всем, где, на каком суденышке плавал и как его выкинули за борт, а в Швеции суровый закон против виноторговцев. Однажды вернулся он в Вийнисту. В тот же день люди, что бросили его за борт, исчезли из Вийнисту. Говорят, что в страхе перед местью они сбежали в Бразилию и живут теперь там под чужими именами. Один будто бы вызвал к себе сына из Эстонии.
Если на судне, на котором плавал Яан, и произошло что-то подобное, Пауль не верил, что ударил по голове ко- го-то из своих сообщников Яан. Скорее, ему нанесли предательский удар, и он спасся, как этот человек из Вийнисту.
В апреле в газете появилось сообщение, что лед принес на берег Панга остатки судна. По мнению корреспондента, это была крупная моторка, расколовшаяся о льдину. Найдены были остатки каюты.
Только теперь Пауль начинает верить, что брата в самом деле нет в живых. Если бы Яан спасся или скрылся за границей, он бы подал о себе весть. Он же, Пауль, никакой весточки ни от самого Яана, ни от других не получил. Яан погиб. Яан умер.
...До прихода автобуса осталось пять минут. Минутой раньше или позже — это ничего не меняет в судьбе Пауля. Если будут найдены бациллы проказы, он не наложит на
себя руки. А хорошо было бы умереть. Отец был моряк и утонул. Мать умерла... Яан погиб в море, промышляя спиртом. Но никто из них не убежал и не наложил на себя руки. Он не мог погибнуть так, как отец и Яан. Умереть так, как мать, он не хотел. Не умнее ли поступил Яан, не нарочно ли он выбрал для себя такое опасное дело, занимаясь которым смог умереть, не прибегая к самоубийству?.. Он винил брата, но не должен ли был бы и он поступить по примеру брата, бросить учение. Яан нашел бы ему место на яхте спирт торговец. Не нужно было бы сдавать анализы на биопсию... Даже в том случае, если на сей раз бацилл не найдут, он будет в сомнении и не станет таким, как все люди.
Смерть матери в Ватку для обоих братьев была как бы облегчением... Со смертью же брата словно что-то живое отмерло, отвалилось от тела... У него не осталось ни единого друга, ни близкого человека, который мог бы заменить брата. И при Яане еще он искал себе общества в книгах и нотах, а после его гибели они должны были заменить ему друзей и брата. К людям он должен относиться так, чтобы им не в чем было его упрекнуть.
До прихода автобуса — если шофер следит за графиком — осталось только две минуты.
После окончания гимназии он помогает семейству Нээме работать на хуторе Мяннйку; ищет в газете объявления об освободившихся вакансиях учителя начальной школы. Он не хочет уезжать куда-либо, только здесь же, в Харе, надеется найти место; здесь, на той стороне залива, где они когда-то вдвоем с Яаном просиживали штаны за партой и откуда он с помощью директора школы отправился учиться в городскую гимназию. И случилось так, что учительница хараской школы, барышня Гроссхольм, получила из Соединенных Штатов Америки, от бывшего своего жениха, проездной билет — старая любовь не ржавеет,— и он, Пауль Лайд, был выдвинут в кандидаты на освободившееся место учителя.
Не он один претендует на это место, но у него по сравнению с другими кандидатами наилучший аттестат, к тому же директор школы Соосаар обещает замолвить за него слово перед членами волостного управления.
Умереть, уснуть (англ.). Строка из трагедии В. Шекспира «Гамлет» в пер. М. Лозинского.— Ред.
Их по очереди вызывают в волостную канцелярию к членам волостной управы, они рассказывают свою биографию — сколько может сказать о себе только что вылупившийся из яйца птенец. Их пятеро — три девушки и два молодых человека. Члены волостной управы, видимо, относятся к нему по-дружески, но все же место учителя достается Хенриху Паэранду, у которого аттестат очень средненький и который не знает ни здешних людей, ни здешнего житья — Паэранд родом с другого конца Сааремаа.
Директор школы обещал посодействовать ему, поговорить и наверняка говорил, но случилось совсем не так, как ему хотелось. И Пауль, с тяжестью на сердце, спрашивает у Соосааре, почему волостные депутаты решили не в его пользу.
— Почему? Сами знаете почему. Предубеждение. Его преодолеть нелегко.
— Есть ли у меня надежда вообще занять где-нибудь должность учителя?
— У вас хороший аттестат, а педагогов, получивших образование на Сааремаа, уважают. Попытайте счастья где-нибудь на материке, где-нибудь на той половине Эстонии, где ничего не знают о судьбе вашей матери. До начала учебного года время еще есть, а в Выруском и Вильяндиском краях учителя нужны.
И он поступает, как ему посоветовал Соосаар, и выдвигает свою кандидатуру в Алутагусе, где его никто не знает. Другая кандидатка — старшая учительница, в школе же нуждаются в учителе. Ему сообщают, что выбран он. Вначале жаркая радостная волна проходит по нему, он благодарит за избрание и уже выходит из волостной управы. Но какая-то сила тянет его обратно, заставляет вернуться и снова предстать перед теми, кто его избрал. Сначала он не может выдавить ни слова, но потом говорит, задыхаясь:
— Я рассказал вам свою биографию и о своих родителях... Моя мать действительно умерла, но умерла... в Ватку.
— Что за Ватку... это тюрьма?— поправляет его один из членов волостного управления, который никогда не слышал этого названия. Но слово «тюрьма» все еще звучит в помещении волостной управы, и кто-то другой продолжает то, что не успел сказать первый:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Нет о Яане никакой весточки и на Новый год. Пауль знает, что доля добытчиков спирта в десять раз опасней, чем жизнь обычных моряков. Убегая от пограничников, они вынуждены не считаться ни с жестоким штормом, ни
со льдами. Но Пауль не может поверить, что Яана нет уже в живых. Вот и на Нээме уже заметили, особенно Лийзи, что Яан вроде пропал. И там тоже не верят, что он погиб. На святки Лаэс рассказывает всякие истории о перевозчиках спирта, и все — как они выходят целыми и невредимыми из самых опасных переделок.
— Ты так говоришь, будто сам промышлял спиртом,— вставляет Пауль.
— Ежели я торговал бы спиртом, разве мы сейчас справляли бы рождество здесь, на этом жалком участке?! У нас был бы господский дом, веселье шло на весь остров,— говорит дядюшка Нээме и рассказывает историю, которой Пауль готов верить: что-то подобное, видимо, произошло и с Яаном.
Два спирт торговца из Вийнисту точили зуб на третьего, ударили его веслом по голове где-то в Ботническом заливе и — за борт. Но ударили не так уж сильно, человек выплыл на какой-то доске на остров, где его подобрали шведские рыбаки. Несколько месяцев лежал при смерти в шведской больнице. Рассказал он обо всем, где, на каком суденышке плавал и как его выкинули за борт, а в Швеции суровый закон против виноторговцев. Однажды вернулся он в Вийнисту. В тот же день люди, что бросили его за борт, исчезли из Вийнисту. Говорят, что в страхе перед местью они сбежали в Бразилию и живут теперь там под чужими именами. Один будто бы вызвал к себе сына из Эстонии.
Если на судне, на котором плавал Яан, и произошло что-то подобное, Пауль не верил, что ударил по голове ко- го-то из своих сообщников Яан. Скорее, ему нанесли предательский удар, и он спасся, как этот человек из Вийнисту.
В апреле в газете появилось сообщение, что лед принес на берег Панга остатки судна. По мнению корреспондента, это была крупная моторка, расколовшаяся о льдину. Найдены были остатки каюты.
Только теперь Пауль начинает верить, что брата в самом деле нет в живых. Если бы Яан спасся или скрылся за границей, он бы подал о себе весть. Он же, Пауль, никакой весточки ни от самого Яана, ни от других не получил. Яан погиб. Яан умер.
...До прихода автобуса осталось пять минут. Минутой раньше или позже — это ничего не меняет в судьбе Пауля. Если будут найдены бациллы проказы, он не наложит на
себя руки. А хорошо было бы умереть. Отец был моряк и утонул. Мать умерла... Яан погиб в море, промышляя спиртом. Но никто из них не убежал и не наложил на себя руки. Он не мог погибнуть так, как отец и Яан. Умереть так, как мать, он не хотел. Не умнее ли поступил Яан, не нарочно ли он выбрал для себя такое опасное дело, занимаясь которым смог умереть, не прибегая к самоубийству?.. Он винил брата, но не должен ли был бы и он поступить по примеру брата, бросить учение. Яан нашел бы ему место на яхте спирт торговец. Не нужно было бы сдавать анализы на биопсию... Даже в том случае, если на сей раз бацилл не найдут, он будет в сомнении и не станет таким, как все люди.
Смерть матери в Ватку для обоих братьев была как бы облегчением... Со смертью же брата словно что-то живое отмерло, отвалилось от тела... У него не осталось ни единого друга, ни близкого человека, который мог бы заменить брата. И при Яане еще он искал себе общества в книгах и нотах, а после его гибели они должны были заменить ему друзей и брата. К людям он должен относиться так, чтобы им не в чем было его упрекнуть.
До прихода автобуса — если шофер следит за графиком — осталось только две минуты.
После окончания гимназии он помогает семейству Нээме работать на хуторе Мяннйку; ищет в газете объявления об освободившихся вакансиях учителя начальной школы. Он не хочет уезжать куда-либо, только здесь же, в Харе, надеется найти место; здесь, на той стороне залива, где они когда-то вдвоем с Яаном просиживали штаны за партой и откуда он с помощью директора школы отправился учиться в городскую гимназию. И случилось так, что учительница хараской школы, барышня Гроссхольм, получила из Соединенных Штатов Америки, от бывшего своего жениха, проездной билет — старая любовь не ржавеет,— и он, Пауль Лайд, был выдвинут в кандидаты на освободившееся место учителя.
Не он один претендует на это место, но у него по сравнению с другими кандидатами наилучший аттестат, к тому же директор школы Соосаар обещает замолвить за него слово перед членами волостного управления.
Умереть, уснуть (англ.). Строка из трагедии В. Шекспира «Гамлет» в пер. М. Лозинского.— Ред.
Их по очереди вызывают в волостную канцелярию к членам волостной управы, они рассказывают свою биографию — сколько может сказать о себе только что вылупившийся из яйца птенец. Их пятеро — три девушки и два молодых человека. Члены волостной управы, видимо, относятся к нему по-дружески, но все же место учителя достается Хенриху Паэранду, у которого аттестат очень средненький и который не знает ни здешних людей, ни здешнего житья — Паэранд родом с другого конца Сааремаа.
Директор школы обещал посодействовать ему, поговорить и наверняка говорил, но случилось совсем не так, как ему хотелось. И Пауль, с тяжестью на сердце, спрашивает у Соосааре, почему волостные депутаты решили не в его пользу.
— Почему? Сами знаете почему. Предубеждение. Его преодолеть нелегко.
— Есть ли у меня надежда вообще занять где-нибудь должность учителя?
— У вас хороший аттестат, а педагогов, получивших образование на Сааремаа, уважают. Попытайте счастья где-нибудь на материке, где-нибудь на той половине Эстонии, где ничего не знают о судьбе вашей матери. До начала учебного года время еще есть, а в Выруском и Вильяндиском краях учителя нужны.
И он поступает, как ему посоветовал Соосаар, и выдвигает свою кандидатуру в Алутагусе, где его никто не знает. Другая кандидатка — старшая учительница, в школе же нуждаются в учителе. Ему сообщают, что выбран он. Вначале жаркая радостная волна проходит по нему, он благодарит за избрание и уже выходит из волостной управы. Но какая-то сила тянет его обратно, заставляет вернуться и снова предстать перед теми, кто его избрал. Сначала он не может выдавить ни слова, но потом говорит, задыхаясь:
— Я рассказал вам свою биографию и о своих родителях... Моя мать действительно умерла, но умерла... в Ватку.
— Что за Ватку... это тюрьма?— поправляет его один из членов волостного управления, который никогда не слышал этого названия. Но слово «тюрьма» все еще звучит в помещении волостной управы, и кто-то другой продолжает то, что не успел сказать первый:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34