Добравшись до Ваткуской горы, где дорога идет на подъем, становится песчаной, они ненадолго останавливаются. Здесь и эта вышка. Если смотреть из Весилоо, она кажется резко уходящим ввысь зубцом на фоне узкой полоски леса, здесь же она предстает перед взорами, эта башня из редких скрещенных бревен, громадиной, гораздо выше, чем маяк на Весилоо.
Здесь, на горе, земля на резко обрывающихся краях ровная и сухая, но она тянется недалеко — с другой стороны колонии прокаженных начинается болотистый, далеко тянущийся общий луг, Ваткуский лес, с кудрявыми верхушками деревьев и приземистыми сараями.
Переведя дух, все трое продолжают путь. Когда они доходят до развилки, где стоит столб с черной дощечкой, будто это крест, и на доске белыми буквами намалевано страшное слово «Ватку», а внизу из доски вырезан
перст — указатель, парней охватывает страх. И они, будто по команде, останавливаются. Чтобы не трепать обуви — погода еще не так холодна,— они шли босиком. А не может ли передаться хворь через ноги и дальше — в кровь?
Лаэс замечает, что шаги мальчишек у него за спиной замерли, останавливается и, оглянувшись, видит, что они далеко отстали.
— Ну, и что вы испугались этого столба?
— Мы босиком.
— Босиком! Ну и что? Разве мать увидит это?
— Пока... больные тоже еще ходят босиком... от них болезнь может нечаянно передаться нам...
Лаэс наклоняет голову, смотрит на тележную колею; по обе стороны следы колес, а в середине проторенная лошадьми и людьми тропа. Да, мальчишки босиком, сам же он в больших болотных сапогах. И даже он, человек пожилой, вроде побаивается, что тут и говорить о ребятах.
— Одевайте же ботинки, небось не истопчете их на похоронах матери. Не такие вы бедные, чтобы идти на похороны босиком.
— Мы думали, так легче идти. Мать сама везде ходила босиком, а обувку в руках носила.
— Можно было и ваши ботинки в руки взять, а сейчас одели бы. Не босиком же и в церкви, и на похоронах ваша мать бывала, она человек опрятный и достойный...
— А мы забыли дома.
Лаэс сожалеет в мыслях, что не оглядел ребят, когда выходили из Весилоо. Но тут же у него мелькает сомнение, не намеренно ли братья забыли ботинки, чтобы не торчать у гроба матери вместе с прокаженными. Как бы то ни было, он не хочет принуждать мальчишек, раз они боятся идти. Лаэс, правда, не верит, что Лээна заразилась от кого- то, когда носила продавать в Ватку немножко масла. Фельдшер живет в Ватку со своей семьей вот уже два десятка лет, живут здесь и медицинские сестры и два санитара, если бы эта болезнь была такой заразной, никто из этих людей не занимал бы здесь эти должности, хоть плати им золотом. Но все же — лучше быть осторожнее, чем потом жалеть. Сам-то он идет сейчас в Ватку, но не потому, что так уж нужен у гроба Лээны.
— Где же вы будете? Вернетесь домой?
— Мы можем тебя обождать, хотя бы вот у башни.
— Ладно, но сперва подойдите поближе, чтобы поглядеть на гроб. Тут влево дорога идет как раз на их кладбище. А потом ждите у вышки.
«
в туманной завесе видится скорее серым, чем черным. Шестеро мужчин несут гроб, распевая тот же похоронный псалом, к вырытой могиле. Подходят к могиле врач, фельдшер, пастор, за ними и дядюшка Нээме. Дядюшка Нээме стоит в сторонке, и едва какой-нибудь больной невзначай приближается к нему, он тотчас отшатывается.
Братья уже не видят гроб среди других могил. Они беспомощно глядят друг на друга, потом вдруг лезут бесшумно на ель, в густые ветви, повыше,— чтобы увидеть всё.
Пастор из Хары подходит к гробу, прокаженные подковой окружили могилу, здоровые собираются за спиной пастора — дядюшка Нээме в двух шагах ото всех. А по ту сторону ограды на густой ели держатся сыновья усопшей.
Старый седой священник из Хары, человек добрый и преданный своему долгу, к приходу которого относится и колония Ватку, особенно близко к сердцу принимает судьбу прокаженных. Он часто приходит к ним возвещать слово божье и наделять дарами — ведь большинство вырванных из жизни людей очень богобоязненны.
Вот и сейчас свое заупокойное слово он построил на истории благочестивого Иова. Он говорит собравшимся, как говорил и в церкви, что теми страданиями, которые бог послал кроткому Иову, он выказал Иову большую любовь, нежели кому бы то ни было. Слово божье для всех одно, но любовь божья неодинакова ко всем. И подобно тому, как благочестивый Иов, человек избранный и посвященный, так и они, несущие бремя тяжкой болезни, оделены наивысшей благодатью божьей — не здесь, а т а м, что гораздо прекрасней и чище, нежели сия юдоль страданий. И сегодня они посылают одну из дщерей своих туда — к престолу господню.
При словах пастора в души иных прокрадывается зависть к покойной: почему именно ее, пришедшую к ним совсем недавно, призвал к себе, в райскую обитель, всемогущий бог? А другие мучаются здесь почти весь свой век.
И кажется, старый седой пастор догадывается о таких мыслях. И, вроде пытаясь поправиться, он начинает говорить о жизни и страданиях усопшей сестры до того, как она пришла в Ватку. Как бог, проверяя ее веру, послал ей испытанье — утонул ее муж-моряк; как она, став вдовой, в поте лица трудилась на ниве своей, воспитала детей разумными и верующими. Разве ей было легко?
А поскольку вдова особенно любезна была для бога, он не довольствовался только этим, и, чтобы еще раз проверить ее веру, он отнял у нее все, что было дано ей: дом, здоровье и даже разлучил с детьми.
Благоговейно, скрестив руки, стоят прокаженные, но в глазах у них искорки радости; они смотрят в туманную завесу и как бы видят в ней райские кущи, где нет разницы между больными и здоровыми, где одни только радость и благость, мир и святое сиянье божье.
Затем пастор Танг совершает последнее, что принято на похоронах,— бросает на гроб три горсти земли, тотчас же вытирая ладонь; веревки охватывают гроб, и руки прокаженных медленно опускают земной прах хозяйки Мяннйку в могилу.
После того как мать заболела и вскоре умерла, Яан стал принимать большее участие в жизни младшего брата.
Яан очень сильный и плотный для своих лет, и чем дальше в прошлое уходит день похорон, тем меньше боится парень заболеть проказой. Хорошее здоровье одолевает все хвори, даже проказу: это он прочитал в одной тонкой, но четко написанной книжице из хараской библиотеки. Дает прочитать и Паулю. Следуя советам этой книги, он начинает заниматься гимнастикой и закаляться. Моется каждый день холодной водой и обтирается полотенцем. Дома, на Весилоо, он поставил перекладину между двумя соснами, подтягивается и делает упражнения даже зимой, поднимается на руках, размахивает ногами.
Были бы деньги, Яан выучился бы на врача. Но их нет, и ему придется стать матросом, боцманом, потом пройти мореходное, поплавать штурманом, и, если все пойдет гладко, в один прекрасный день он займет место капитана на каком-нибудь суденышке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34