"Пидораска крашеная!" — сплюнул Паша. "И Генри мудило. Нашёл, на ком жениться. Уроды. И на свадьбу не позвали. Ваще пидоры"
Ещё никогда Павел не чувствовал себя таким одиноким. Его предали. Как суку. Променяли на бабу-дуру.
Генри переехал жить к жене, и более во дворе не появлялся. На звонки к телефону подходила Лидка, и шипела по-змеиному:
— Пошёл ты нахуй, Паша! Нету Генри. Занят он. Рот у него занят, понял? Заебал…
Паша начал спиваться.
Но, как ни странно, с уходом из его, Пашиной жизни, Генри-предателя, вокруг Паши стали собираться женщины.
Да, это были не те напомаженные девочки, для которых Паша рвал майки на груди. Это были неопределённых лет пьяные женщины, пахнущие водкой и терпким, ядрёным потом. Но они хотели Пашу. И только его.
Паша покупал женщинам водку, и женщины, в благодарность, делали Паше минет жадными ртами, привыкшими захватывать водочную бутылку наполовину.
Совершенно случайно, Паша стал сутенёром.
Он пошёл в магазин за водкой, оставив жадных женщин ждать его на улице. В очереди в винный отдел к Павлу подошёл весёлый джигит, и, сверкая золотыми передними зубами, спросил:
— Вай, брат, а эти красавицы, что на улице стоят — с тобой?
— Со мной — буркнул Павел, пересчитывая оставшуюся наличность, и понимая, что хватит только на 2 бутылки пива.
Кавказец широко улыбнулся, и хлопнул Пашу по плечу:
— Тысяча рублей.
Паша насторожился, и прикрыл руками зад.
— Кому тысячу рублей?
— Тебе! — лучисто улыбался джигит, помахивая перед Пашиным лицом голубой бумажкой. — За баб этих, что ли?!
— За красавиц, брат! За красавиц этих! Беру обеих!
Паша мгновенно перевёл тысячу рублей в бутылки пива, и протянул руку джигиту:
— Павел.
— Артур.
…Через десять минут проданный товар уехал в «шестёрке» Артура, а Паша сидел у магазина на ящике пива, и набирал номер Генри.
Уж если попёрло — надо идти до конца.
Осень и жопа
31-10-2007 12:40
Осень придумали враги. Не иначе.
Осень наверняка придумали фашисты…
Не ту осень, растворившись в которой, Пушкин ваял свои гениальности, не догадываясь о том, что ими будут мурыжить не одно поколение школяров…
А МОЮ осень.
Склизкую, мокрую, серую, и непременно сопливую.
МОЯ осень — это не просто время года.
Это моя агония, и мощный катализатор к деградации. А так же благодатная почва для разного рода комплексов неполноценности.
Первого сентября, просыпаясь в шесть утра, чтобы отвести ребёнка в очередной класс, в школу, я вижу в зеркале СВОЮ ОСЕНЬ.
У неё глаза ослика ИА, проебавшего свой хвост, унылый нос пособника старого генетика Папы Карло — Джузеппе и скорбная фигура, с которой Церетели ваял своих зомби на Поклонной горе.
Это мой крест, который мне предстоит нести почти полгода.
* * *
— Юлька! — ору в телефонную трубку. — Моё зелёное платье ты угнала? Ну, то, стрейчевое, проститутское?
— Я. — Живо отзывается Юлька, и интересуется: — Комиссарским телом побарыжить решила на досуге? Любовь продажная щас, кстати, в цене упала. Поэтому верну тебе не только твоё платье, а впридачу дам бешеные сапоги. А? Берёшь?
Бешеные сапоги я не возьму. Тому есть ряд веских причин.
Первая: размер. Моя лыжа тридцать восьмого влезет в бешеный сапог тридцать пятого только с вазелином, которого у меня тоже нет.
Вторая: цена. Бешеные сапоги Юля покупала ещё пять лет назад почти за восемьсот баксов в магазине для стриптизёрш. С тех пор цена на это непотребство существенно не снизилась.
Третья: бешеные сапоги — это ботфорты, закамуфлированные под кожу зебры, на двадцатисантиметровой шпильке, и десятисантиметровой платформе.
Поэтому сделка не состоялась.
— Нет. Бешеные сапоги не возьму. Но не откажусь от зелёных бусиков. В подарок.
Уж если наглеть — так по полной.
— Бусики… — Юлька задумалась. — Бусики-хуюсики… Зелёненькие бусики…
Я терпеливо жду ответа.
— Подавись ты ими, жаба старая! — скорбно говорит Юлька, а я ликую. — Кстати, а куда ты в этом дерьме идти намылилась?
Ликование быстро угасло, а я, отчего-то смущаясь, начинаю оправдываться:
— Ты только не ржи, ладно? Мне это платье в четырнадцать лет Лёшка подарил. На день рождения. Тогда это модное платье было. Я в нём к Маринке на свадьбу пошла, и мужа себе там накопала. А всё потому, что платье… такое вот… Потом Сёма попросила его на денёк, пошла в нём на днюху, и её там выебали. Понимаешь? СЁМУ! Выебали!!! — в трубке послышалось цоканье языком. Юлька прониклась волшебными свойствами платья. Если уж даже Сёму в нём кто-то выеб — это стопудово не шмотка, а адский талисман. — Так вот, верни мне платье. Я хочу проверить, как оно там… Налезет на меня? Проверить хочется…
— Пиздишшшшшшшш… — прошипела Юлька. — Небось, напялишь, да попрёшься в нём куда-нибудь. В тихой надежде, что тебя сослепу какой-то нетрезвый гражданин отпользует в позе низкого поклона, а потом женится!
Я неестественно возмутилась, как английский лорд, пойманный на краже носового платка:
— Я??!! В нём пойду??!! Как продажная женщина неопределённого возраста??!! Нет! То есть, да… Короче, у одного моего знакомого день рождения…
И замолчала.
— Хо-хо-хо! — басисто захохотала Юлька смехом Санта-Клауса. — День рожденья, праздник детства… На кого сети расставляешь, ветошь? Кого погубить хочешь? Чья судьба предопределена? Кто будет стягивать с тебя зелёный бархат, и путаться в застёжках лифчика? Кто с похотливым рыком разорвёт на тебе труселя с Дедом Морозом на жопе, и овладеет тобой, противно скрипя ароматизированным презервативом со вкусом банана?
— Ты его не знаешь! — в исступлении кричу я, и с ненавистью запихиваю в мусорное ведро трусы с Дедом Морозом. На жопе.
Юлька в трубке замолчала. Потом поинтересовалась:
— Труселя щас выбросила, что ли?
— Дура. — Ответила я, и заржала.
— Старая гейша! — ответила Юлька, и добавила: — Завтра заеду в Москву, завезу тебе твоё волшебное дерьмо. — И подытожила: — Вот бабы до чего докатились… Платью чуть не четверть века, самой послезавтра на пенсию выходить, а всё туда же…
На следующий день Юлька приехала ко мне в зелёном платье, с порога выдав отрепетированную речёвку про то, что лишний пакет в руках тащить не хотелось, пришлось этот хлам на себя напяливать, и в оконцовке поведала, что её так никто и не выебал.
Так ко мне вернулось моё платье.
И зелёные бусики.
И Юлька.
И новые трусы, Юлькой же и подаренные.
С кошачьей мордой.
Спереди.
* * *
Осень — это не просто паршивое время года.
Осень — это не только дожди, сырость и грязные островки снега на кучах гниющих листьев.
Осень — это жопа.
МОЯ жопа.
В прямом смысле.
Потому что, с наступлением осени, моя жопа начинает стремительно расти. Во все стороны.
Нет, у меня не растут сиськи, не вырастают новые зубы, не увеличиваются в объёме ресницы… Зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151