Священный Совет Амона понимает, что за следующего Фараона должна стоять армия, которая сможет защитить хотя бы наши границы и золотые пути, к тому же у Хоремхеба больше опыта в правлении. Руку Тутанхамона направлял Эйе, а не Нефертити.
– И смерть Тутанхамона – тоже его работа, – напомнил я. – Но опыт тут ни при чем.
– Тенра, я понимаю, что ты ему все еще не доверяешь, но Рамос не позволил бы Хоремхебу испортить жизнь жрецов и последователей Атона, и подлизаться таким образом и к важным, и к мелким жрецам Амона, если только это ему самому не на руку. Верховного Жреца за веревочки никто не дергает. А сейчас уже каждый жрец Двух Земель, должно быть, знает, что Хоремхеб приказал собирать налоги с храмов и других владений Атона. Как бы то ни было, у них ведь нет другого выбора.
«Асет», – чуть не сказал я, но не хотел искушать богов, подсказывая им такой ответ.
– Если тебе настолько ясно, что Рамос управляет Хоремхебом, а не наоборот, – заметил вместо этого я, – Нефертити давно бы нашла способ положить этому конец.
Мена осушил кубок, потом протянул руку за кувшином, чтобы снова налить и себе, и мне.
– Она так слепа, что не видит даже возможности провала. Тенра, вспомни о том, что ей сошло с рук. Она сама остановила дыхание собственного внука, а потом и Царицы, ребенка своей же плоти. – Мена покачал головой. – Навлекла ли Хатхор на ее голову гнев богов? Нет! Амон-Ра сделал ее своей верховной жрицей, Главной Наложницей Бога!
Эти слова звучали правдоподобно, я ведь сам видел, насколько самонадеянна Нефертити, даже при том, что Анубис дышит ей через плечо. Но я помнил и о том, что Священный Совет в свое время отказался принять Царицу Аменхотепа из Шасу как супругу Амона, тем самым не приняв и ее сына как сына Амона, что в конце концов вынудило Аменхотепа отвергнуть их.
– Я все же думаю, что жрецы не примут твоего Генерала. Это все равно что сеять семена, которые их потом уничтожат. Никто не будет отрицать, что в ее венах течет кровь Аменхотепа Великолепного.
– Как и в венах Асет, – ответил он.
– Вот поэтому я и беспокоюсь. Рамос хотя бы не обманывает себя. Возможно, он и приказал удалить из свитков, хранящихся в храме, все упоминания об участии жрецов в катастрофе Еретика, но свою библиотеку он не очистил.
– Лишний повод считать, что он объяснит своим сторонникам, что мудрее будет избрать Хоремхеба и оставить Нефертити на месте. Зачем отдавать власть в руки женщине, которой они уже не верят?
– А ты уверен, что больше никто в Священном Совете не обладает достаточным влиянием, чтобы противостоять желаниям Верховного Жреца?
Мена покачал головой:
– Семьдесят дней траура закончатся прямо перед праздником Опет, а это подходящее время, чтобы назвать нового приемного сына Амона. К тому же из-за того, что вода разбушевалась, жрецам надо будет устроить зрелище из визита Амона в его южный храм.
– Рамос очень рискует, если на самом деле решится предать свою жену.
– Если Хоремхеб объявит поклонение Атону незаконным, то нет, – возразил Мена. – Это заставит кошку спрятать когти и защищаться самой, так что она не сможет напасть, когда муж отвернется.
В этом я тоже не был особо уверен, но не хотел, чтобы Мена подумал, будто я спорю ради самого спора, поэтому я решил понаблюдать за тем, как в небе зажигаются звезды, и мое сердце потихоньку окутала тьма. Я ведь полюбил Рамоса как человека, хоть и не доверяю его жреческим мотивам. Пагош говорит, что Рамос все еще спит с женой – хотя бы иногда, если не так часто, как раньше. Разумеется, этому придет конец, если он поддержит соперника супруги. Или, еще хуже, она захочет отомстить. А это большой груз для любого мужчины.
15
Макс предложил попраздновать, но Кейт отказалась: волнений на один день хватит. И впрямь.
– К тому же ничто уже не сможет превзойти то шоу, которое вы с Маккоуэном для меня устроили. – И это тоже было правдой, но к тому же в новогоднюю ночь всегда шумно, а ей это никогда не нравилось.
– Тогда мы вместо шампанского выпьем горячего шоколаду, – решил Макс. – По крайне мере, для начала. А кто первый упомянет Ташат или Египет или… – Макс ухмыльнулся, и Кейт поняла, что он имел в виду Дэйва Бровермана, – будет убирать на кухне. Разогрейте молоко, а я пока разожгу в кабинете камин и поставлю музыку. – Он бросил взгляд на Сэма, навострившего уши. – И возьмите с собой корм для него, чтобы не пришлось возвращаться на кухню, когда он увидит, что мы что-то едим.
Кейт улыбнулась сама себе и принялась готовить шоколад. Похоже, Сэм будит в Максвелле Кавано снисходительного родителя – он постоянно беспокоится о благополучии и настроении пса. Интересно, к ней он так же относится? Иначе почему запасся не только красным вином, но и какао с маршмаллоу? Кейт вспомнила его взгляд, когда он убирал прядь волос с ее глаз, а потом, во дворе, обиженно сказал «Слушайте, давайте называть вещи своими именами, – потом спросил: – А с Ташат что будем делать?». А сегодня устроил сюрприз из встречи с Томом Маккоуэном.
Кейт налила шоколад в чашки и поставила на поднос вместе с миской сухого корма для Сэма, а потом на звук музыки пошла в кабинет. Как только она переступила порог, у нее появилось такое ощущение, что она оказалась за глухой дверью в египетской гробнице, перешла из одного мира в другой. Она посмотрела на темный паркетный пол и толстый персидский ковер, все стены в полках, заваленных и заставленных книгами и журналами, большой светлый стол и приставной столик в тон, компьютер с принтером. На стене достаточно низко располагались два негатоскопа, чтобы Макс мог просматривать рентгеновские снимки просто повернувшись на стуле.
Макс стоял на коленях перед камином, отделанным сланцем; Кейт подошла к столу, накрытому толстым стеклом, и поставила поднос. И тут заметила под стеклом в углу две фотографии. На одной была она сама – когда играла с Сэмом в снегу на горной лужайке в Утюгах. А на другой – темноволосая женщина, по обеим сторонам которой стояли мальчик-подросток и девочка: снимок был сделан во дворе у Макса. Все трое были одеты в шорты и держали теннисные ракетки, словно только что с корта, с раскрасневшимися лицами и растрепавшимися волосами. Кейт не могла остро не позавидовать – но ведь Максу столько лет, что неудивительно, что он женат, даже если уже развелся.
– Это ваши дети?
Он повернулся – посмотреть, о ком она спрашивает, – затем покачал головой:
– Племянник и племянница. А это моя сестра Марти. Она профессионально играет в теннис в одном из частных клубов неподалеку от Вашингтона, но когда они в последний раз были здесь, эти маленькие дьяволята посрамили нас обоих, не только меня. Наверное, это генетическое – мой отец тоже в свое время был профи. Он рано взялся за нас с Марти – хотел быть уверенным в том, что мы получим стипендию для обучения в колледже, на случай если с ним что-то случится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– И смерть Тутанхамона – тоже его работа, – напомнил я. – Но опыт тут ни при чем.
– Тенра, я понимаю, что ты ему все еще не доверяешь, но Рамос не позволил бы Хоремхебу испортить жизнь жрецов и последователей Атона, и подлизаться таким образом и к важным, и к мелким жрецам Амона, если только это ему самому не на руку. Верховного Жреца за веревочки никто не дергает. А сейчас уже каждый жрец Двух Земель, должно быть, знает, что Хоремхеб приказал собирать налоги с храмов и других владений Атона. Как бы то ни было, у них ведь нет другого выбора.
«Асет», – чуть не сказал я, но не хотел искушать богов, подсказывая им такой ответ.
– Если тебе настолько ясно, что Рамос управляет Хоремхебом, а не наоборот, – заметил вместо этого я, – Нефертити давно бы нашла способ положить этому конец.
Мена осушил кубок, потом протянул руку за кувшином, чтобы снова налить и себе, и мне.
– Она так слепа, что не видит даже возможности провала. Тенра, вспомни о том, что ей сошло с рук. Она сама остановила дыхание собственного внука, а потом и Царицы, ребенка своей же плоти. – Мена покачал головой. – Навлекла ли Хатхор на ее голову гнев богов? Нет! Амон-Ра сделал ее своей верховной жрицей, Главной Наложницей Бога!
Эти слова звучали правдоподобно, я ведь сам видел, насколько самонадеянна Нефертити, даже при том, что Анубис дышит ей через плечо. Но я помнил и о том, что Священный Совет в свое время отказался принять Царицу Аменхотепа из Шасу как супругу Амона, тем самым не приняв и ее сына как сына Амона, что в конце концов вынудило Аменхотепа отвергнуть их.
– Я все же думаю, что жрецы не примут твоего Генерала. Это все равно что сеять семена, которые их потом уничтожат. Никто не будет отрицать, что в ее венах течет кровь Аменхотепа Великолепного.
– Как и в венах Асет, – ответил он.
– Вот поэтому я и беспокоюсь. Рамос хотя бы не обманывает себя. Возможно, он и приказал удалить из свитков, хранящихся в храме, все упоминания об участии жрецов в катастрофе Еретика, но свою библиотеку он не очистил.
– Лишний повод считать, что он объяснит своим сторонникам, что мудрее будет избрать Хоремхеба и оставить Нефертити на месте. Зачем отдавать власть в руки женщине, которой они уже не верят?
– А ты уверен, что больше никто в Священном Совете не обладает достаточным влиянием, чтобы противостоять желаниям Верховного Жреца?
Мена покачал головой:
– Семьдесят дней траура закончатся прямо перед праздником Опет, а это подходящее время, чтобы назвать нового приемного сына Амона. К тому же из-за того, что вода разбушевалась, жрецам надо будет устроить зрелище из визита Амона в его южный храм.
– Рамос очень рискует, если на самом деле решится предать свою жену.
– Если Хоремхеб объявит поклонение Атону незаконным, то нет, – возразил Мена. – Это заставит кошку спрятать когти и защищаться самой, так что она не сможет напасть, когда муж отвернется.
В этом я тоже не был особо уверен, но не хотел, чтобы Мена подумал, будто я спорю ради самого спора, поэтому я решил понаблюдать за тем, как в небе зажигаются звезды, и мое сердце потихоньку окутала тьма. Я ведь полюбил Рамоса как человека, хоть и не доверяю его жреческим мотивам. Пагош говорит, что Рамос все еще спит с женой – хотя бы иногда, если не так часто, как раньше. Разумеется, этому придет конец, если он поддержит соперника супруги. Или, еще хуже, она захочет отомстить. А это большой груз для любого мужчины.
15
Макс предложил попраздновать, но Кейт отказалась: волнений на один день хватит. И впрямь.
– К тому же ничто уже не сможет превзойти то шоу, которое вы с Маккоуэном для меня устроили. – И это тоже было правдой, но к тому же в новогоднюю ночь всегда шумно, а ей это никогда не нравилось.
– Тогда мы вместо шампанского выпьем горячего шоколаду, – решил Макс. – По крайне мере, для начала. А кто первый упомянет Ташат или Египет или… – Макс ухмыльнулся, и Кейт поняла, что он имел в виду Дэйва Бровермана, – будет убирать на кухне. Разогрейте молоко, а я пока разожгу в кабинете камин и поставлю музыку. – Он бросил взгляд на Сэма, навострившего уши. – И возьмите с собой корм для него, чтобы не пришлось возвращаться на кухню, когда он увидит, что мы что-то едим.
Кейт улыбнулась сама себе и принялась готовить шоколад. Похоже, Сэм будит в Максвелле Кавано снисходительного родителя – он постоянно беспокоится о благополучии и настроении пса. Интересно, к ней он так же относится? Иначе почему запасся не только красным вином, но и какао с маршмаллоу? Кейт вспомнила его взгляд, когда он убирал прядь волос с ее глаз, а потом, во дворе, обиженно сказал «Слушайте, давайте называть вещи своими именами, – потом спросил: – А с Ташат что будем делать?». А сегодня устроил сюрприз из встречи с Томом Маккоуэном.
Кейт налила шоколад в чашки и поставила на поднос вместе с миской сухого корма для Сэма, а потом на звук музыки пошла в кабинет. Как только она переступила порог, у нее появилось такое ощущение, что она оказалась за глухой дверью в египетской гробнице, перешла из одного мира в другой. Она посмотрела на темный паркетный пол и толстый персидский ковер, все стены в полках, заваленных и заставленных книгами и журналами, большой светлый стол и приставной столик в тон, компьютер с принтером. На стене достаточно низко располагались два негатоскопа, чтобы Макс мог просматривать рентгеновские снимки просто повернувшись на стуле.
Макс стоял на коленях перед камином, отделанным сланцем; Кейт подошла к столу, накрытому толстым стеклом, и поставила поднос. И тут заметила под стеклом в углу две фотографии. На одной была она сама – когда играла с Сэмом в снегу на горной лужайке в Утюгах. А на другой – темноволосая женщина, по обеим сторонам которой стояли мальчик-подросток и девочка: снимок был сделан во дворе у Макса. Все трое были одеты в шорты и держали теннисные ракетки, словно только что с корта, с раскрасневшимися лицами и растрепавшимися волосами. Кейт не могла остро не позавидовать – но ведь Максу столько лет, что неудивительно, что он женат, даже если уже развелся.
– Это ваши дети?
Он повернулся – посмотреть, о ком она спрашивает, – затем покачал головой:
– Племянник и племянница. А это моя сестра Марти. Она профессионально играет в теннис в одном из частных клубов неподалеку от Вашингтона, но когда они в последний раз были здесь, эти маленькие дьяволята посрамили нас обоих, не только меня. Наверное, это генетическое – мой отец тоже в свое время был профи. Он рано взялся за нас с Марти – хотел быть уверенным в том, что мы получим стипендию для обучения в колледже, на случай если с ним что-то случится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113