Так что мозгу приходится искать способы разобраться с тем, что мы видим и чувствуем, чтобы как-то соотнести это с нашими воспоминаниями. Для большинства из нас это место равнозначно чуду. Здесь мы кажемся себе ничтожными. Оно внушает благоговение. Мы оказываемся на грани восприятия, и разделяем эту реальность с людьми, жившими во времена Ташат. Возможно, человечество и разработало много технологий, которых не было у них, и мы, несомненно, знаем больше о физических законах, но я не думаю, что египтяне любили своих собак меньше, чем мы. Или что они не знали жадности, мелочности и любви, как и мы. Сети на днях рассказал мне историю. Работники музея вроде бы восстановили несколько древних флейт и пригласили пару профессиональных музыкантов, чтобы поиграть на них. И знаешь что? – Он выждал паузу. – Древние египтяне использовали тот же звукоряд, что и у нас.
Это заинтересовало Кейт. Она посмотрела на Макса и опустила руки.
– Это значит, что пространственные карты мозга в целом не изменились. – Он подождал, чтобы Кейт осознала это. – Помнишь, я сказал, что у египтологии и медицины много общего, что мы многого еще не знаем? – Кейт кивнула. – Так вот, зато мы знаем, что гены могут мутировать под воздействием канцерогенов, присутствующих в окружающей среде. И то, что мощные травмы, например сильный страх или боль, могут воздействовать на мозг, а не только на психику. Некоторые последние исследования показали, что у инвалидов войны уменьшилась и правая и левая половина гиппокампа. Значит, возможно, что экстремальный опыт, независимо от того, были это сильные эмоции или физические травмы, каким-то образом влияет на гены. Возможно, за счет веществ, которые генерирует организм, и их возникновение влечет за собой изменения, передающиеся со временем другим поколениям.
Кейт впитывала каждое слово, благодарная за бальзам разумности, которым Макс лечит ее страх, порождающий желание убежать. И в этот миг она поняла, что Макс знает ее лучше, чем она сама. Макс для нее – как пробный камень, путь к себе, такой, какая она есть на самом деле. И какой может стать.
– Благодаря молекулярным биологам, которые, как и ты, не довольствовались общепринятой точкой зрения, мы теперь знаем, что наше поведение во многом определяется генами. Например, тот факт, что мы способны учиться на опыте, так как можем запоминать. В генах заключается память предков о жизни рода человеческого. – Макс прикоснулся ладонями к лицу Кейт и посмотрел ей в глаза – и они оба забыли о великом храме Амона. – Тут с тобой случилось нечто необъяснимое. Давай это пока так и оставим… и будем предельно внимательны.
Кейт улыбнулась, глядя в глаза Максу, наклонилась вперед, чтобы легонько коснуться губами его губ, а потом схватила его за руку и потащила за собой.
– Не сиди, сложа руки. Пора вещички паковать. Самолет в Каир вылетает в семь-пятнадцать, не забыл?
Когда они вернулись в отель, Кейт сложила вещи и вышла на балкон, чтобы бросить последний взгляд на другой берег. Она подняла фотоаппарат, приблизила погребальный храм Хатшепнута, стараясь не обращать внимания на машины и туристов, а лишь на задумчивую, выжидающую пустыню и обветрившиеся утесы.
Повернувшись налево, она захватила останки уничтоженных временем столбов, которые некогда взмывали на сотню или больше футов в безоблачное синее небо, и массивные колонны сзади, похожие по форме на пучки папируса. Великий северный храм Амона, как и сказал Макс, был колоссален, и в представлении, и в действительности. Но он казался незавершенным, стены были разрушены, стелы и ворота как будто недоделаны, словно ждали, когда над ними потрудится следующий смертный бог, который займет трон Гора.
– Кэти, мы еще вернемся, – сказал из-за спины Макс. – В следующий раз возьмем фелуку и поплывем вверх по реке к Эдфу, разобьем лагерь под звездами, посетим то место, где Гор одержал победу над злом. – Он подошел, встал рядом, оперся на перила, и помахал простирающемуся перед ним пейзажу. – Захватывает и не отпускает, да?
Кейт опустила фотоаппарат.
– Я такого синего неба никогда не видела, даже в Колорадо, и зелень тут зеленее – может, конечно, по контрасту с пустыней. Но солнце кажется горячее, а ночи холоднее. Темнее. Как смерть. Неудивительно, что египтяне так любили солнце и боялись того, чего не видно. Того, что скрывается в тени. – Она неохотно повернулась, чтобы зайти в комнату, но Макс взял ее за руку и провел двумя пальцами по щеке:
– Помнишь, ты меня спросила, почему я не женился, а я ответил, что был слишком поглощен работай и она занимала все мое время? – Кейт кивнула. – Так вот, это была ложь. Или я просто не знал правды. А теперь знаю. Я ждал тебя.
Он опустил руку в карман и достал оттуда ожерелье из слоновой кости, на секунду коснулся им пальцев Кейт, потом раскрыл застежку и надел ей на шею, оставив овальное кольцо спереди, чтобы его было видно и можно было застегнуть. Когда Макс опустил руки, старая баранья голова легла как раз куда надо, подумала Кейт – на сердце. От окатившей ее волны счастья с привкусом сожаления ей захотелось одновременно и смеяться и плакать, но она оттолкнула печаль. Прошлое просто… осталось позади.
Вместо этого Кейт коснулась губами губ Макса и прошептала:
– Я рада, что ты не устал ждать и не выбрал себе женщину постарше. Она бы тебе не подошла.
Я беспокоен, словно зверь, нюхающий воздух. Выступают очертания истины.
Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»
26
Осирис Хоремхеб
(1335 до н. э.)
День 3-й, второй месяц всходов
Первым я нашел Пагоша – он лежал лицом вверх в луже крови, вытянув одну руку. Вторая рука все еще держалась за перерезанное горло, словно он пытался закрыть рану, чтобы кровь – а вместе с ней и его ка – не покинули тело.
Как только я понял, что Пагоша не стало, я посмотрел по обе стороны дорожки, в поисках Асет. Не знаю, наверное, ожидал увидеть ее в таком же состоянии. Но на запеченной солнцем земле не осталось ни следа, чтобы понять, куда они направились. Наверняка было несколько человек, иначе Пагоша не победить. Я снова посмотрел на него и заметил, что кровь еще не впиталась в твердую утоптанную землю. Значит, убийство случилось всего за несколько минут до моего появления. Конечно, приди я раньше, я ничем не смог бы помочь – после такого разреза никому не выжить, даже Пагошу.
Я знал, что он давно велел бы мне бежать дальше, но мне не давала покоя его вытянутая рука – словно он протянул ее к Амону, прося о помощи. Но это было не в его духе, так что я сел рядом, посмотреть, куда он показывает, поднял глаза и увидел цветные флажки на башнях-близнецах огромных столбов Хоремхеба. Желчь и злоба подкатили к горлу, я вскочил и побежал, умоляя Тота сделать так, чтобы я нашел ее, пока еще не слишком поздно, и не в таком же виде, как Пагоша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Это заинтересовало Кейт. Она посмотрела на Макса и опустила руки.
– Это значит, что пространственные карты мозга в целом не изменились. – Он подождал, чтобы Кейт осознала это. – Помнишь, я сказал, что у египтологии и медицины много общего, что мы многого еще не знаем? – Кейт кивнула. – Так вот, зато мы знаем, что гены могут мутировать под воздействием канцерогенов, присутствующих в окружающей среде. И то, что мощные травмы, например сильный страх или боль, могут воздействовать на мозг, а не только на психику. Некоторые последние исследования показали, что у инвалидов войны уменьшилась и правая и левая половина гиппокампа. Значит, возможно, что экстремальный опыт, независимо от того, были это сильные эмоции или физические травмы, каким-то образом влияет на гены. Возможно, за счет веществ, которые генерирует организм, и их возникновение влечет за собой изменения, передающиеся со временем другим поколениям.
Кейт впитывала каждое слово, благодарная за бальзам разумности, которым Макс лечит ее страх, порождающий желание убежать. И в этот миг она поняла, что Макс знает ее лучше, чем она сама. Макс для нее – как пробный камень, путь к себе, такой, какая она есть на самом деле. И какой может стать.
– Благодаря молекулярным биологам, которые, как и ты, не довольствовались общепринятой точкой зрения, мы теперь знаем, что наше поведение во многом определяется генами. Например, тот факт, что мы способны учиться на опыте, так как можем запоминать. В генах заключается память предков о жизни рода человеческого. – Макс прикоснулся ладонями к лицу Кейт и посмотрел ей в глаза – и они оба забыли о великом храме Амона. – Тут с тобой случилось нечто необъяснимое. Давай это пока так и оставим… и будем предельно внимательны.
Кейт улыбнулась, глядя в глаза Максу, наклонилась вперед, чтобы легонько коснуться губами его губ, а потом схватила его за руку и потащила за собой.
– Не сиди, сложа руки. Пора вещички паковать. Самолет в Каир вылетает в семь-пятнадцать, не забыл?
Когда они вернулись в отель, Кейт сложила вещи и вышла на балкон, чтобы бросить последний взгляд на другой берег. Она подняла фотоаппарат, приблизила погребальный храм Хатшепнута, стараясь не обращать внимания на машины и туристов, а лишь на задумчивую, выжидающую пустыню и обветрившиеся утесы.
Повернувшись налево, она захватила останки уничтоженных временем столбов, которые некогда взмывали на сотню или больше футов в безоблачное синее небо, и массивные колонны сзади, похожие по форме на пучки папируса. Великий северный храм Амона, как и сказал Макс, был колоссален, и в представлении, и в действительности. Но он казался незавершенным, стены были разрушены, стелы и ворота как будто недоделаны, словно ждали, когда над ними потрудится следующий смертный бог, который займет трон Гора.
– Кэти, мы еще вернемся, – сказал из-за спины Макс. – В следующий раз возьмем фелуку и поплывем вверх по реке к Эдфу, разобьем лагерь под звездами, посетим то место, где Гор одержал победу над злом. – Он подошел, встал рядом, оперся на перила, и помахал простирающемуся перед ним пейзажу. – Захватывает и не отпускает, да?
Кейт опустила фотоаппарат.
– Я такого синего неба никогда не видела, даже в Колорадо, и зелень тут зеленее – может, конечно, по контрасту с пустыней. Но солнце кажется горячее, а ночи холоднее. Темнее. Как смерть. Неудивительно, что египтяне так любили солнце и боялись того, чего не видно. Того, что скрывается в тени. – Она неохотно повернулась, чтобы зайти в комнату, но Макс взял ее за руку и провел двумя пальцами по щеке:
– Помнишь, ты меня спросила, почему я не женился, а я ответил, что был слишком поглощен работай и она занимала все мое время? – Кейт кивнула. – Так вот, это была ложь. Или я просто не знал правды. А теперь знаю. Я ждал тебя.
Он опустил руку в карман и достал оттуда ожерелье из слоновой кости, на секунду коснулся им пальцев Кейт, потом раскрыл застежку и надел ей на шею, оставив овальное кольцо спереди, чтобы его было видно и можно было застегнуть. Когда Макс опустил руки, старая баранья голова легла как раз куда надо, подумала Кейт – на сердце. От окатившей ее волны счастья с привкусом сожаления ей захотелось одновременно и смеяться и плакать, но она оттолкнула печаль. Прошлое просто… осталось позади.
Вместо этого Кейт коснулась губами губ Макса и прошептала:
– Я рада, что ты не устал ждать и не выбрал себе женщину постарше. Она бы тебе не подошла.
Я беспокоен, словно зверь, нюхающий воздух. Выступают очертания истины.
Норманди Эллис, «Пробуждающийся Осирис»
26
Осирис Хоремхеб
(1335 до н. э.)
День 3-й, второй месяц всходов
Первым я нашел Пагоша – он лежал лицом вверх в луже крови, вытянув одну руку. Вторая рука все еще держалась за перерезанное горло, словно он пытался закрыть рану, чтобы кровь – а вместе с ней и его ка – не покинули тело.
Как только я понял, что Пагоша не стало, я посмотрел по обе стороны дорожки, в поисках Асет. Не знаю, наверное, ожидал увидеть ее в таком же состоянии. Но на запеченной солнцем земле не осталось ни следа, чтобы понять, куда они направились. Наверняка было несколько человек, иначе Пагоша не победить. Я снова посмотрел на него и заметил, что кровь еще не впиталась в твердую утоптанную землю. Значит, убийство случилось всего за несколько минут до моего появления. Конечно, приди я раньше, я ничем не смог бы помочь – после такого разреза никому не выжить, даже Пагошу.
Я знал, что он давно велел бы мне бежать дальше, но мне не давала покоя его вытянутая рука – словно он протянул ее к Амону, прося о помощи. Но это было не в его духе, так что я сел рядом, посмотреть, куда он показывает, поднял глаза и увидел цветные флажки на башнях-близнецах огромных столбов Хоремхеба. Желчь и злоба подкатили к горлу, я вскочил и побежал, умоляя Тота сделать так, чтобы я нашел ее, пока еще не слишком поздно, и не в таком же виде, как Пагоша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113