работяги, которые не могли жить без выпивки, уничтожили весь одеколон, который продавали в местном магазине, а также пудру, которая, оказывается, изготовляется с применением этилового спирта). Наш поезд практически без остановок гнали до Ленинграда. Как бы то ни было, но в один прекрасный день мы очутились на Балтийском вокзале, а ленинградцы, которые в тот момент, когда мы вываливали из вагонов «экстра-люкс» загоревшие и в обносках, были, наверняка, сражены видом и воплями одичавших молодцов. Экзотику дополняли шокирующие публику надписи на вагонах, написанные мелом: «А ты ежа барал!» или «Закон - тайга». Кстати, среди студентов были и такие, которые отсидели срок по так называемому Ленинградскому делу, набравшись в лагерях ГУЛАГА блатных привычек, песенок и жаргона.
Хотя до ордена и медали я не дотянул, однако в моем семейном архиве я с гордостью храню до сих пор почетную грамоту Акмолинского ОК ВЛКСМ Казахстана, выданную мне за отличную работу по уборке урожая целинных земель в зерносовхозе «Днепропетровский» летом 1956 года.
О том, что привело меня к уходу с очного отделения, знали только мои близкие друзья. Остальные однокурсники ничего не понимали. Ведь я учился на пятерки, получал повышенную стипендию, входил в состав общеуниверситетского Совета студентов. И вдруг - уход. В семье, когда я вернулся домой, также сначала начали меня ругать за глупый поступок. Для родителей мое решение было серьезным ударом. Но отец после длительных бесед, в конце концов, все-таки одобрил мой переход на заочное отделение. А вот мама так и не смогла понять причин случившегося. Правду сказать, отец не мог согласиться с моими сверх радикальными оценками окружающего нас общества и мы многие годы вели на эту тему длительные дискуссии. Споры порой принимали довольно острые формы. Одно время отец даже отрекся от меня и мы не разговаривали с ним несколько месяцев. Думаю, до самой смерти отец не разделял моих взглядов на природу социализма, в котором мы жили. К счастью, он скончался еще до горбачевской перестройки и не дожил до тех дней, когда все знаки в политической жизни поменялись местами. Особенно в Эстонии. Те, кто освобождал Эстонию от фашистов, стали называться оккупантами, а те, кто воевал на стороне гитлеровских войск, именуются сегодня защитниками родины.
Университет я закончил, как и мои друзья, в 1960 году, сдав экзамены за V и VI курсы одним махом. Два года, прожитых в Ленинграде, привели меня к полной переоценке всех ценностей. Я сумел вырваться из болота официальной политэкономии, сделав первый серьезный поступок в своей жизни.
Но Ленинград, переименованный “демократами” в Санкт-Петербург, сыграл еще одну важнейшую роль в моей жизни: я познакомился в университетском общежитии на Мытне со своей будущей супругой - Галиной Федоровной Спасковой, которая училась на историческом факультете. Влюбились мы друг в друга с первого взгляда и на всю жизнь. Поженились мы в 1961 году после того, когда она закончила ЛГУ и год проработала на Алтае директором школы. Это событие стало пятой узловой точкой в моей жизни.
Мы с Галиной Федоровной прожили все эти годы, поддерживая друг друга, вместе испытав все превратности судьбы. Но все это - в будущем. А пока шел 1957 год. Было лето, я проводил его на хуторе у деда Ивана (Юхана) и бабушки Лийзи, который располагался на полдороге между Кехра и Алавере.
Это было лето раздумий и поисков истины в одиночку. Друзья мои остались в Ленинграде.
Мятежные мысли терзали мою душу.
В то лето я сделал первую попытку как-то систематизировать свои умозаключения, осмыслить проблему сущности социализма во всей ее полноте и многообразии, найти верный метод ее разрешения. Итог был, как и следовало ожидать, весьма прозаичным: научный анализ этой громадной системы, существующей в СССР, займет годы и годы и впереди - огромный труд. А пока - одни безответные вопросы на каркасе нечетких контуров рабочей гипотезы. Содержание ее было вкратце таково.
Мы имеем дело с естественно-историческим процессом, суть которого надо еще понять и объяснить. Замечу, между прочим, что этот методологический подход оказался единственно верным и кардинально отличался от выводов, к которым впоследствии пришли мои друзья - Владимир Бубнов и Марат Качалкин, считающие, что социализм - это тупиковая ветвь в истории человечества. Владимир Бубнов даже написал книгу “Антимарксизм”, в которой он раскритиковал теорию прибавочной стоимости К.Маркса. Я уже тогда понимал, что попытки оправдать сталинизм или же, напротив, заклеймить существовавший в СССР общественный социалистический строй, т.е все, что было и есть, - совершенно бесплодны с позиции научного понимания исторического процесса.
Хотя корни всех явлений и уходят в конечном счете в экономику, тем не менее своеобразие данного исторического процесса состояло в том, что радикальные трансформации в сфере экономических отношений предопределялись политическими решениями и действиями партии большевиков, т.е. организованным коллективным разумом и волей людей. И военный коммунизм, и НЭП, и пятилетние планы - все это результат действия политических сил. Именно поэтому надо было в первую очередь понять природу политических процессов, протекавших на территории СССР, начиная с октября 1917 года. Именно здесь надо было искать ключ к пониманию многих существенных граней экономических явлений, а, следовательно, нужен был п о л и т и к о -экономический анализ.
Но политика может влиять на экономику только в рамках определенных объективных границ. Они - абсолютны. Короче говоря, пространство для волюнтаризма очерчено жесткими рамками. Выход за эти границы приводит к экономической катастрофе. И большевики, реализуя свою политику военного коммунизма, столкнувшись с этим объективным законом, были вынуждены в 1921 году после восстаний в Кронштадте и на Тамбовщине внести в экономическую политику кардинальные коррективы. Недаром военный коммунизм был сменен НЭПом, а волевое централизованное планирование, как показал большой скачок в начале 30-х годов, привело к диспропорциям и карточной системе. И совершенно не случайно, что именно в Советском Союзе впервые в истории был разработан метод баланса народного хозяйства, который позднее был положен в основу системы национальных счетов и межотраслевого баланса.
Большевики пришли к власти не случайно. Я имел возможность благодаря отцу Владимира Бубнова - Александру Петровичу, старому большевику - прочитать в 1956 году подшивки газет за 1917 год, запрещенную при Сталине книгу Джона Рида “10 дней, которые потрясли мир”, а также истпартовскую литературу, в частности, стенограммы съездов, конференций и пленумов ВКП(б), которую он, рискуя жизнью, долгие годы хранил в куче опилков на чердаке дома на Невском проспекте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Хотя до ордена и медали я не дотянул, однако в моем семейном архиве я с гордостью храню до сих пор почетную грамоту Акмолинского ОК ВЛКСМ Казахстана, выданную мне за отличную работу по уборке урожая целинных земель в зерносовхозе «Днепропетровский» летом 1956 года.
О том, что привело меня к уходу с очного отделения, знали только мои близкие друзья. Остальные однокурсники ничего не понимали. Ведь я учился на пятерки, получал повышенную стипендию, входил в состав общеуниверситетского Совета студентов. И вдруг - уход. В семье, когда я вернулся домой, также сначала начали меня ругать за глупый поступок. Для родителей мое решение было серьезным ударом. Но отец после длительных бесед, в конце концов, все-таки одобрил мой переход на заочное отделение. А вот мама так и не смогла понять причин случившегося. Правду сказать, отец не мог согласиться с моими сверх радикальными оценками окружающего нас общества и мы многие годы вели на эту тему длительные дискуссии. Споры порой принимали довольно острые формы. Одно время отец даже отрекся от меня и мы не разговаривали с ним несколько месяцев. Думаю, до самой смерти отец не разделял моих взглядов на природу социализма, в котором мы жили. К счастью, он скончался еще до горбачевской перестройки и не дожил до тех дней, когда все знаки в политической жизни поменялись местами. Особенно в Эстонии. Те, кто освобождал Эстонию от фашистов, стали называться оккупантами, а те, кто воевал на стороне гитлеровских войск, именуются сегодня защитниками родины.
Университет я закончил, как и мои друзья, в 1960 году, сдав экзамены за V и VI курсы одним махом. Два года, прожитых в Ленинграде, привели меня к полной переоценке всех ценностей. Я сумел вырваться из болота официальной политэкономии, сделав первый серьезный поступок в своей жизни.
Но Ленинград, переименованный “демократами” в Санкт-Петербург, сыграл еще одну важнейшую роль в моей жизни: я познакомился в университетском общежитии на Мытне со своей будущей супругой - Галиной Федоровной Спасковой, которая училась на историческом факультете. Влюбились мы друг в друга с первого взгляда и на всю жизнь. Поженились мы в 1961 году после того, когда она закончила ЛГУ и год проработала на Алтае директором школы. Это событие стало пятой узловой точкой в моей жизни.
Мы с Галиной Федоровной прожили все эти годы, поддерживая друг друга, вместе испытав все превратности судьбы. Но все это - в будущем. А пока шел 1957 год. Было лето, я проводил его на хуторе у деда Ивана (Юхана) и бабушки Лийзи, который располагался на полдороге между Кехра и Алавере.
Это было лето раздумий и поисков истины в одиночку. Друзья мои остались в Ленинграде.
Мятежные мысли терзали мою душу.
В то лето я сделал первую попытку как-то систематизировать свои умозаключения, осмыслить проблему сущности социализма во всей ее полноте и многообразии, найти верный метод ее разрешения. Итог был, как и следовало ожидать, весьма прозаичным: научный анализ этой громадной системы, существующей в СССР, займет годы и годы и впереди - огромный труд. А пока - одни безответные вопросы на каркасе нечетких контуров рабочей гипотезы. Содержание ее было вкратце таково.
Мы имеем дело с естественно-историческим процессом, суть которого надо еще понять и объяснить. Замечу, между прочим, что этот методологический подход оказался единственно верным и кардинально отличался от выводов, к которым впоследствии пришли мои друзья - Владимир Бубнов и Марат Качалкин, считающие, что социализм - это тупиковая ветвь в истории человечества. Владимир Бубнов даже написал книгу “Антимарксизм”, в которой он раскритиковал теорию прибавочной стоимости К.Маркса. Я уже тогда понимал, что попытки оправдать сталинизм или же, напротив, заклеймить существовавший в СССР общественный социалистический строй, т.е все, что было и есть, - совершенно бесплодны с позиции научного понимания исторического процесса.
Хотя корни всех явлений и уходят в конечном счете в экономику, тем не менее своеобразие данного исторического процесса состояло в том, что радикальные трансформации в сфере экономических отношений предопределялись политическими решениями и действиями партии большевиков, т.е. организованным коллективным разумом и волей людей. И военный коммунизм, и НЭП, и пятилетние планы - все это результат действия политических сил. Именно поэтому надо было в первую очередь понять природу политических процессов, протекавших на территории СССР, начиная с октября 1917 года. Именно здесь надо было искать ключ к пониманию многих существенных граней экономических явлений, а, следовательно, нужен был п о л и т и к о -экономический анализ.
Но политика может влиять на экономику только в рамках определенных объективных границ. Они - абсолютны. Короче говоря, пространство для волюнтаризма очерчено жесткими рамками. Выход за эти границы приводит к экономической катастрофе. И большевики, реализуя свою политику военного коммунизма, столкнувшись с этим объективным законом, были вынуждены в 1921 году после восстаний в Кронштадте и на Тамбовщине внести в экономическую политику кардинальные коррективы. Недаром военный коммунизм был сменен НЭПом, а волевое централизованное планирование, как показал большой скачок в начале 30-х годов, привело к диспропорциям и карточной системе. И совершенно не случайно, что именно в Советском Союзе впервые в истории был разработан метод баланса народного хозяйства, который позднее был положен в основу системы национальных счетов и межотраслевого баланса.
Большевики пришли к власти не случайно. Я имел возможность благодаря отцу Владимира Бубнова - Александру Петровичу, старому большевику - прочитать в 1956 году подшивки газет за 1917 год, запрещенную при Сталине книгу Джона Рида “10 дней, которые потрясли мир”, а также истпартовскую литературу, в частности, стенограммы съездов, конференций и пленумов ВКП(б), которую он, рискуя жизнью, долгие годы хранил в куче опилков на чердаке дома на Невском проспекте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48