- А ты попробуй. Ты мне нужен. Во всяком случае, мистер Менсфилд Холл
испрашивал мое мнение и поручил контрпредложение для своего клиента:
забыть все, что он наворотил и делать эту работу на равных, он начала и до
конца, или не делать вовсе. Теперь, как ты сам понимаешь, я пытаюсь
раскрутить дело с другого конца. Как ни был осторожен поручитель Холла, он
не удосужился выяснить, работал ли я когда-нибудь с Тедом Левелленом. Если
этот некто нуждается именно в экипировке и команде, у кого бы он ни
спросил совета, почти всюду ему укажут на Севен Сиз Лимитед. Это как раз
то, что нам нужно. Но мне кажется, это пахнет чем-то еще. Как ты думаешь,
чем?
Несколько минут я прикидывал все, что людой, кто каким-то образом
легально получил бумаги Левеллена, может не таясь нанять и экспертов, и
команду, и совершенно преспокойно выйти в море и поднять клад, вовсе не
окутывая все это тайной.
- Именно! Совершенно излишне секретничать и осторожничать и
забрасывать такие изощренные сети.
- Так ты думаешь, кто-то стащил "мое сновидение"?
- Или Тед доверился негодяю.
- Поверенному банка? Адвокату?
- Откуда я знаю? Мы с тобой знаем, что могло случиться. Какой-нибудь
человек, которому ты готов доверить все, даже собственную жизнь. Нет ни
свете ничего, что бы он не сделал для тебя. Но вот ты внезапно умираешь, а
он прикидывается ангелочком. Простачком. Дочь? У нее своя жизнь, она
замужем. Не нужно ее беспокоить. И вот этот парень, этот верный и
преданный друг, остается со всеми бумагами профессора Левеллена на руках.
Черновые исследования заносились в тот блокнот, толстый и непонятный.
Остальными заметками можно набить средних размеров чемодан. Преданный друг
ложиться на дно и ждет, накалятся ли страсти. А страсти не накаляются. И в
конце концом он делает первый шаг, причем делает его так, чтобы свести на
нет малейший риск.
- Никогда не слыхал от тебя такой пространной и связной речи, Фрэнк,
ни разу за все наше знакомство.
- Тед верил тебе, чертов ты сукин сын!
Даже в минуты крайнего изумления я успевал поймать челюсть прежде,
чем она стукнется на пол. Но на это раз не успел. Ты можешь возразить
собеседнику двадцатью различными способами и уже раскрываешь для этого
рот, но не можешь выбрать, с какого начать. И ты сидишь с раззявленной
варежкой, тупо уставясь на оппонента.
Вот я и сидел, воззрившись на него, с отвысшей челюстью. Полное
поражение. Дурацкое состояние краснеющего подростка. Попранная честь и все
такое. Предчувствуя недоброе, он попытался отодвинуться от меня вместе с
креслом, но оно не захотело двигаться. И прежде, чем он успел вскочить, я
со всего размаху врезал ему по скуле именно в тот момент, когда он
приподнимался из кресла. У меня тут же заболело отбитое ребро ладони,
напомнив мне старую истину, что нельзя бить человека по твердым частям
тела незащищенной рукой. Достаточно одного удара в какое-нибудь мягкое
место, чтобы все твердые прочевствовали это тоже. Что я и сделал.
- Угх! - выдохнул он. Кажется, у него несколько расфокусировалось
зрение.
- Угх сам себя!
- Сукин ты пидор!
Да, мы явно перешли на школьный жаргон. Пожалуй, именно это меня и
остановило. Хватит, решил я.
- С твоего позволения, правильно будет пе-дер, - сообщил я.
- Я просто хотел выяснить. Я выяснил, так что кончай драться.
С голосом у него было уже все в порядке. Он потрял головой, чтобы
унять звон в ушах. Я отступил на шаг назад, но не сел.
- Я великий лжец, - заявил я. - Но я не краду у друзей, неважно,
мертвые они или живые.
- Я уже понял. - Он с беспокойством ощупывал физиономию, проверяя, не
разбил ли я ему челюсть. - Это был просто неудачный оборот. У меня в
голове до сих пор звенит. Давненько меня так не били. Слушай, это идея,
это надо развить...
Он вылез наконец из завалившегося набок кресла, поставил его на
прежнее место и уселся. С глубоким вздохом облегчения.
Я разминал ушибленную руку. Я тоже давненько никого не бил.
- Обычно я бываю более сдержен, Фрэнк. Твоя скула стоила мне руки. Я
бы не вышел из себя, если бы не то печальное обстоятельство, что я
по-настоящему любил Теда. Я очень скучаю по нему. В один прекрасный день
он, знаешь ли, спас мне жизнь. Впрочем, я забыл, ты об этом действительно
знаешь.
- Все верно, Мак-Ги, но посмотри на это с другой стороны. Я знаю, что
он умер здесь. Я знаю, что ты и Майер были близки с ним. Любой из вас мог
совершить эту кражу. Но я точно знал, что то не Майер.
Это меня заинтересовало.
- А почему не он?
- Мы сыграли с ним множество партий на "Лани". Поэтому я знаю его
логику, течение его мыслей. Ему был бы непереносим сам факт того, что он
пустился на какие-то ухищрения. Это не в его стиле.
- Ага, значит, в моем?
- Давай не будем снова пытаться выяснить отношения. Ни ты, ни Майер.
Значит, это кто-то третий. Черт, как ноет. Мак-Ги, твои кулаки выглядят
меньше, чем болит челюсть!
Я удержался от искушения показать ему, как именно выглядит мой кулак.
Боюсь, что пальцы я смогу согнуть не скоро.
- Я вел себя, как распоследний истеричный подросток, Фрэнк. Я бью
людей только в порядке самообороны. Как правило.
- Я бы с удовольствием остался здесь до утра. Мне до смерти хочется
сыграть с Майером пару партий - если, конечно, он в порядке. И если
конечно, ты позволишь мне остаться после всего этого.
- Позволю. Более того, проведу с утра в больницу и, если только у
него не было ночью жара, вы сыграете.

Ясным утром пятницы я появмлся у больницы с магнитными шахматами и
посетителем. Мы намеревались незаметно проникнуть в палату N_455, но путь
нам преградила старшая сестра, ни за какие блага в мире не пожелавшая
иметь посторонних на своей территории. По ее мнению, Фрэнк выглядел хуже,
чем матрос с разбитого корабля. Но он пустил в ход столько обаяния, шарма,
такта и комплиментов, что чуть не переборщил. Вот уж не ожидал я от него
такой прыти. Но, как говорят русские, кашу маслом не испортишь. Старшая
сестра сначала заколебалась, потом усмехнулась, потом заулыбалась, а под
конец хохотала во все горло. Она махнула на нас рукой и ушла, все еще
хихикая.
Майер, невероятно оживился от появления Хейса и шахмат, время от
времени поглядывая на Фрэнка и повторял:
- Кто бы мог подумать!
- Твои белые, - заявил Фрэнк, раскрывая кулак с малюсенькой пешкой. -
Держи и начинай.
Они углубились в игру, отрешенные от мира, как Будда. Мне скоро стало
скучно и я отправился побродить. Около полудня я вернулся, и увидел, что
доска лежит в стороне от дела, а они увлечены разговором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71