Разговаривали о самом пустячном. В Леонтьевском переулке, возле бывшего особняка графини Уваровой, Блюмкин остановился:
— Ну вот я и дома.
— Вы здесь живете? — удивился Андрей.
Он знал, что в этом доме помещались Центральный и Московский комитеты партии левых эсеров.
— Я бобыль — ни кола ни двора. А тут графские диваны. — Блюмкин протянул руку: — Спасибо за компанию. До завтра.
Прошло несколько дней, и Андрей снова встретился у выхода с Блюмкиным.
— Пошли? — пригласил Блюмкин и сразу спросил: — Читали о деле Восторгова? Да что я вас спрашиваю, вы же им занимались. Расскажите поподробнее.
— Вы меня извините, товарищ Яков, но разговаривать о делах на улице не принято.
— Это вы меня извините, — с подчеркнутой вежливостью произнес Блюмкин. — Просто интересно, как вы этих попов размотали.
— Ничего интересного…
На этот раз расстались на углу Воздвиженки и Моховой, у здания, где находилась крестьянская секция ВЦИК.
— Ну вот я и дома!
— Переменили квартиру? — спросил Андрей. — Тут тоже хорошие диваны?
— Ближе к работе. А мне трудно ходить. Мешает проклятое плоскостопие.
В слабоосвещенном окне первого этажа Мартынов увидел человека, похожего на бывшего фотографа ВЧК Андреева. «Что он тут делает?» — подумал Андрей. Распрощавшись с Блюмкиным, Мартынов посмотрел на окно пристальнее, но ничего не разглядел: чья-то заботливая рука задернула плотную зеленую занавеску.
Задержись Мартынов на несколько минут, он бы увидел, как к подъезду крестьянской секции ВЦИК подошел заместитель председателя ВЧК Александрович, за ним член Центрального комитета левых эсеров Камков, а еще несколькими минутами позднее торопливо прошла в своей длинной юбке Мария Спиридонова.
Партийный стаж у левых эсеров был невелик — около шести месяцев. Организационно партия левых эсеров оформилась на своем первом всероссийском съезде в начале декабря 1917 года. До этого она считалась левым крылом партии социалистов-революционеров, занимавшей откровенную буржуазную позицию. Отколовшись, создав самостоятельную партию, левые эсеры унаследовали веру в революционную фразу, теорию героя и толпы. Сохранять это наследство помогали многие члены Центрального комитета, и особенно Мария Спиридонова.
В 1906 году двадцатидвухлетняя Мария Спиридонова убила главаря тамбовских черносотенцев, главного организатора погромов на Тамбовщине Луженовского и попала за это на каторгу.
После Февральской революции Спиридонова стала лидером и самым популярным оратором левых эсеров. Не имея ничего общего с марксизмом, она с ненавистью и пренебрежением относилась к большевикам, считая их неспособными стоять во главе государства, но из тактических соображений, чтобы не потерять влияния среди крестьян, скрывала это. Возглавляемые Спиридоновой левые эсеры в сентябре 1917 года поддержали большевиков при выборах в Петроградскую городскую думу, а затем и в Октябрьскую революцию. Это дало возможность Спиридоновой потребовать, чтобы в Советское правительство вошли ее коллеги по партии: Колегаев — в качестве наркома земледелия, Штейнберг — наркома юстиции, Прошьян — наркома почт и телеграфа, Карелин — наркома имуществ.
Шли недели, месяцы, а большевики и не думали уходить с политической сцены, они, наоборот, укреплялись. Надежда на то, что левые эсеры станут самой влиятельной партией России, не оправдывалась.
Для привлечения внимания к своей партии левые эсеры 15 марта 1918 года «хлопнули дверью» — вышли из Совета Народных Комиссаров, но выход из правительства ожидаемого эффекта не дал. Во ВЦИК, Наркомземе, ВЧК ив местных органах власти левые эсеры предусмотрительно остались и перешли пока что к подпольной, замаскированной борьбе с Советской властью. На очередное совещание члены Центрального комитета партии левых эсеров собрались в помещении крестьянской секции ВЦИК.
— Докладывайте, Блюмкин, — приказала Спиридонова. — Только самое главное, у нас мало времени.
— Я считаю, что нам крайне повезло, — весело начал Блюмкин. — Мной арестован военнопленный офицер австро-венгерской армии лейтенант Роберт Мирбах. По непроверенным сведениям, он племянник посла, во всяком случае — однофамилец.
— За что арестован?
— В связи с самоубийством одной дамы, некоей Ланстрем. Дело не в этой особе, а в лейтенанте Мирбахе. Откровенно говоря, его можно было бы не брать, но мы рассчитали, что это тот живец, на которого мы будем ловить господина посла.
Блюмкин подал Спиридоновой листок, исписанный мелким почерком:
— Вот проект мандата, который раскроет нам двери посольства.
Спиридонова вслух прочла:
— «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу.
Председатель ВЧК Ф. Дзержинский
Секретарь И. Ксенофонтов».
Спиридонова бросила бумажку на стол:
— Чепуха! Эту наглую глупость Дзержинский ни за что не подпишет! И, кроме того, не забывайте: Дзержинский что-то подозревает. Андреева выгнал с работы.
Александрович с укоризной сказал:
— Не надо, дорогая Мария Александровна, швыряться словами и такими бумажками. Вы знаете подпись Дзержинского?
— Знаю.
Александрович положил перед Спиридоновой листок, на котором было не меньше пятнадцати подписей Дзержинского.
— Похожи?
— Очень. Кто?
— Я, — не без гордости сказал Александрович. — Несколько дней практики. А вот полюбуйтесь — подпись Ксенофонтова. Бланк, когда потребуется, дам я. Впрочем, и напечатаю сам. И печать прихлопну — она у меня постоянно.
— Неплохо, — похвалил Камков.
— Дальше? — уже заинтересованно спросила Спиридонова.
— Дальше все просто, — с усмешкой ответил Блюмкин. — Я и Андреев появляемся в посольстве. Я — как сотрудник ВЧК, Андреев — как представитель Революционного трибунала.
Спиридонова настороженно посмотрела на Андреева, резко сказала:
— Надеюсь, Андреев будет трезвый? Дальше!
— Мы добиваемся приема у Мирбаха.
— Надо раздобыть план посольства.
— Добыли. Можете посмотреть. Вот эта небольшая комнатка — первая приемная, секретарская. Из нее ход во вторую, большую приемную, где, по всей вероятности, нас и примет Мирбах. Из этой второй двери выйдет Мирбах. Приемная на первом этаже. После операции мы выскакиваем в окна.
Спиридонова нервно заходила по комнате.
— Только бы удалось! Это будет такая наша победа! Давайте проведем репетицию. Какая там мебель, узнали?
— Узнали. Посередине небольшой овальный мраморный стол. Вот тут, у дверей в секретарскую, еще столик, маленький. Стулья.
— Отлично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141