Она подбодрила его улыбкой.
– Поговорите с Франческой сами. Думаю, она будет только рада этому.
Майкл обвел взглядом кабинет и забарабанил пальцами по ручке кресла.
– Не знаю… У меня такое чувство, что она чего-то не договаривает. Завтра она выходит замуж.
– Об этом написано во всех газетах.
– Пышная свадьба, – с улыбкой сказал Майкл. – Для моей девочки. Может быть, вы позволите мне заглянуть в ее досье? Тогда получится, что вы мне ничего не говорили, правда? – Он подмигнул. – Пусть это будет наш маленький секрет, ладно?
– Мистер Фоллон, информация, которая содержится в моих досье, тоже конфиденциальна.
Он кивнул.
– Я понял. Что ж, попытка не попытка. Отцу это простительно. – Фоллон умолк и снова принялся стучать пальцами по ручке кресла. Огромный изумруд в его перстне отражал свет люстры. Глаза Майкла потемнели, стали бесстрастными, и Рейчел ощутила укол возбуждения. Ее учили не обращать внимания на капризы пациентов; она годами имела дело как с робкими, так и с чрезвычайно агрессивными личностями. Но Майкл Фоллон не подпадал ни под одну категорию. В холодном профессионале проснулась женщина и заставила ее скрестить ноги так, чтобы юбка поднялась выше колена. Рейчел смотрела на него с ожиданием. Она знала, что Фоллон непредсказуем, и это возбуждало ее.
– Спасибо, что не пожалели на меня времени, – наконец сказал Майкл и поднялся. – Честно говоря, мне нравится, что вы так защищаете право своих клиентов на конфиденциальность… Знаете, замечательная картина. Она настоящая?
– Да.
– Должно быть, стоит уйму денег. Значит, бизнес идет неплохо? – Он протянул руку. – Нет, не то слово. Вы доктор, вы помогаете людям. А вот я, – он прижал руку к груди, – бизнесмен. И, могу похвастаться, неплохой. В настоящее время расширяю дело. Как говорится, меняю направление.
Рейчел встала, чтобы проводить его до дверей. Рейчел нравился его высокий рост, запах дорогого одеколона и смущенная улыбка.
– И в каком же направлении вы расширяетесь, мистер Фоллон? – Доктор Фридман с удивлением обнаружила, что разочарована краткостью его визита.
– В направлении чистки ковров… Нет, серьезно. Сейчас я вам кое-что покажу. – Он открыл дверь в приемную и сделал знак коренастому мужчине, который проскользнул в кабинет и закрыл за собой дверь.
– Тони, – сказал он, – дай-ка мне немного того очистителя для ковров. Может быть, док увидит, как он действует, и пожелает вложить деньги в мою новую компанию.
Человек полез в карман пальто и достал оттуда маленькую бутылочку с коричневой жидкостью.
– Вот, – сказал Майкл, откручивай пробку, – это самое радикальное чистящее вещество на свете. Тут же выводит любые пятна. Видите это пятно?
Рейчел вгляделась в ковер и нахмурилась. Никакого пятна не было. Ковер был новый.
– Следите за мной, – сказал Майкл и вылил несколько капель на пол.
Доктор в ужасе отшатнулась. На ковре образовалась шипящая черная дыра.
– Какого черта? – крикнул Фоллон своему человеку. – Ты подсунул мне концентрат! Мы испортили доктору ковер!
– Все в порядке, – пробормотала Рейчел и помахала ладонью у себя перед носом. Вонь была нестерпимая.
– Прошу прощения, док. Эту штуку нужно было разбавить перед употреблением. – Он взмахнул бутылочкой, и доктор Фридман попятилась. – Основу этого препарата составляет кислота. Она разъедает все, даже человеческую плоть. Нужно быть уверенным, что она не попадет на кожу, иначе возможен летальный исход… Позвольте купить вам новый ковер, – с обезоруживающей улыбкой добавил он.
Рейчел Фридман застыла от ужаса, глядя на красивое и любезное лицо Майкла, зажатую в его руке бутылочку и коренастого типа, преградившего ей дорогу к двери.
– Хорошенькое я произвел на вас впечатление… – Фоллон завинтил крышку, передал бутылочку своему спутнику и покачал головой. – Пришел поговорить о моей дочери, а кончил тем, что испортил ваш ковер. Пожалуйста, позвольте заменить его.
Он продолжал смотреть на нее и улыбаться, но теперь Рейчел от его улыбки бросало в дрожь.
От страха у нее захватило дух. Доктор Фридман отошла от Фоллона еще на шаг и сказала:
– Бог с ним, с ковром. Не беспокойтесь.
– Последние дни я только и делаю, что беспокоюсь. Хлопоты со свадьбой и все прочее…
– Мистер Фоллон, знаете, по-моему, не будет большого вреда, если вы увидите досье своей дочери… – пролепетала Рейчел, кляня себя за трусость и за то, что согласилась иметь дело с дочерью бандита. Утром она позвонит Франческе и скажет, чтобы та искала себе другого психоаналитика.
– Спасибо, док, – сказал он, приняв папку. – Давайте как-нибудь пообедаем с вами. Что скажете?
* * *
Лимузин остановился у церкви, и Майкл Фоллон театрально поднялся по ступенькам, постаравшись, чтобы это видело как можно больше народу. Однако когда он оказался внутри, то посмотрел на исповедальню с опаской.
В детстве мать заставляла его ходить на исповедь каждый субботний вечер, чтобы утром в воскресенье он мог принять причастие. Она этого не знала, но маленький Майки Фоллон всегда лгал священнику. Разве можно было сказать правду человеку, который наверняка наябедничает матери или еще того хуже – копам? Когда Майклу исполнилось восемнадцать, он вообще перестал посещать церковь и начал снова ходить туда только после рождения Франчески. Правда, исповеди он избегал.
Но сейчас это было необходимо. Завтра состоится самое грандиозное венчание по католическому обряду, все добрые католики выйдут в проход причащаться, а он, отец невесты, будет сидеть на скамье, как грешник? Конечно, со времен его детства обряд исповеди изменился (теперь его называли ритуалом священного примирения), но пройти его следовало все равно. Несколько человек ожидало своей очереди: в основном пожилые люди, которые верили, что отпустить человеку грехи может только священник. Если бы его мать была жива, она тоже стояла бы здесь, преклонив колени и накрыв голову платком. Но Люси была мертва. Вчера вечером Фоллону позвонили из Майами и сообщили, что у Люси случился сердечный приступ.
Вместе с ней умерла и тайна его происхождения. Ну что ж, зато Франческа никогда не узнает правду, а Майкл и жил на свете только для того, чтобы защищать Франческу от ее прошлого.
Когда пришла его очередь, он отодвинул занавеску, вошел в тесную и душную будку и стал ждать. Стенка отодвинулась, и Майкл Фоллон, увидев контур отца Себастьяна, перекрестился и прошептал:
– Отче, благословите грешника. Я не исповедовался сорок лет. Вот мои грехи…
Вчера вечером Фоллон честно и откровенно обдумал свою жизнь и пришел к выводу: все, что он сделал, было сделано ради Франчески. Но поймет ли это священник? Можно ли считать грехом то, что ты делаешь для своего ребенка?
– Пару раз я пропустил воскресную службу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86