Его темные волосы были гладко причесаны, а на пальцах сверкали золотом и бриллиантами два крупных перстня. Фоллон здоровался с постояльцами гостиницы и завсегдатаями казино так, словно они были его близкими друзьями, пожимал им руки и говорил: «Добро пожаловать в «Атлантис»!»
Фоллон был всеобщим любимцем. В 1976 году умер Грегори Симонян, создавший первое казино в Стрипе, и «Колесо телеги» досталось его зятю. После этого Майкл внедрил в казино политику открытых дверей; каждый недовольный мог прийти в кабинет босса и высказать свою обиду. Иногда он лично заходил в казино и выдавал некоторую сумму тем, кто проигрался дотла. Если в Лас-Вегасе убивали полицейского, находившегося при исполнении обязанностей, Фоллон неизменно посылал семье погибшего щедрый чек. Он тратил миллионы на благотворительность и каждое воскресенье посещал церковь. Фоллон был на короткой ноге со сливками здешнего общества, видными политиками и влиятельными людьми. Они хлопали его по плечу и говорили: «Майкл, что мы можем для тебя сделать?»
Нынешний Лас-Вегас был совсем не похож на город, в котором выросли Майкл и Ури. Пик организованной преступности пришелся на шестидесятые годы; затем Роберт Кеннеди объявил крестовый поход против невадских гангстеров, и парням пришлось уносить ноги. Но ни один федерал не смог доказать причастность Майкла Фоллона к синдикату, на который он когда-то работал. В ту ночь, когда родилась Франческа, Майкл стал законопослушным гражданином. Он сделал это для дочери. Субботняя свадьба, на которую были потрачены сотни тысяч долларов, должна была окончательно поставить крест на его прошлом.
Но внезапно она оказалась под угрозой.
На бандитские разборки Ури смотрел сквозь пальцы; дело житейское. Но торговля детьми стала для него шоком. Он не знал, что Майкл имел к ней отношение. Это выяснилось, когда Фоллон пришел к нему и рассказал жуткую историю о человеке по имени Бейкерсфелт, который много лет назад создал подпольную сеть для организации незаконных усыновлений, а теперь эту старую историю начала ворошить женщина по имени Эбби Тайлер.
– Ури, она раскопает мое имя. Я не могу этого позволить. Если Ванденберги узнают…
Богачи Ванденберги были некоронованными королями Невады. Субботняя свадьба Франчески позволяла Фоллону породниться с этой семьей; так что он автоматически становился членом высшей касты, в которую так мечтал попасть.
После этого разговора Ури сделал несколько телефонных звонков и сейчас ждал ответа.
На экране был виден зал со столами для рулетки. Майкл стоял рядом с крупье средних лет по имени Джулио и обменивался с ним любезностями. Фоллон улыбался, а Джулио смеялся над какой-то шуткой. Потом Фоллон показал на потолок, дружески похлопал Джулио по спине и ушел.
Ури знал, что означает этот жест. Джулио было велено подняться в кабинет.
* * *
Фоллон вошел в свой личный лифт, подмигнул Джулио, улыбнулся и нажал на кнопку.
Когда дверь лифта тихо закрылась, улыбка Майкла тут же исчезла. В последние дни от улыбок у него болело лицо.
Но именно эта улыбка сделала Фоллона тем, кем он был в настоящий момент.
Ни женитьба на дочери Симоняна, ни унаследованное «Колесо телеги» не дали ему доступа в высшее общество. Что бы он ни делал, как бы ни старался понравиться, как бы ни расточал свои чары, для особ голубой крови он продолжал оставаться разбойником с большой дороги. Когда родилась Франческа и жизненные цели Майкла изменились, он посмотрел на себя в зеркало и отметил ряд недостатков. Быть умным, красивым и безжалостным недостаточно. Ты должен обладать харизмой. Той самой харизмой, которой обладают все, кому удалось достичь успеха.
Поэтому он полетел в Голливуд и нанял стилиста, личного тренера, кинорежиссера и специалиста по этикету. Они приехали и начали его изучать. Заставляли ходить, говорить, есть, а сами наблюдали за ним и советовались. Потом взялись за него скопом и стали переучивать. Приказывали дефилировать перед зеркалами, снимали на пленку и показывали снятое на большом экране. Именно тогда он узнал, сколько нужно труда, чтобы казаться искренним.
Работа была адская. Им требовалось найти некую особенность личности, которая могла бы стать фирменной маркой Фоллона, она должна была заставлять мужчин терять осторожность, а женщин – прыгать к нему в постель. Они пришли к выводу, что этой чертой должен стать его смех. Но смеялся он редко; и тут пришлось измениться. Его дрессировали как собаку, учили краснеть по желанию и закатывать глаза, словно в дешевом балагане. Приводили актеров, которые показывали ему, как это делается, и очень скоро Майкл Фоллон научился смеяться многозначительно, с таким видом, словно насмехался над самим собой. Это было забавно, сексуально и так противоречило его сущности, что даже он сам с суеверным ужасом смотрел на парня, отражавшегося в зеркале. Конкуренты никогда не узнают, что он думает на самом деле, и ни одна женщина не сможет ему отказать.
Фоллон вернулся в Лас-Вегас другим человеком. Разбойник с большой дороги исчез; ему на смену пришел обольститель.
– Полный зал, – сказал он Ури, войдя в кабинет. Эта фраза звучала каждый вечер; публика валила в «Атлантис» валом.
Ури заметил, что друг взглянул в позолоченное зеркало, висевшее над баром. Фоллон никогда не забывал смотреть на свое отражение. Даже после того как слетал в Голливуд и вернулся оттуда с новой улыбкой и новой пружинистой походкой.
– Ну, теперь они у меня попляшут, дружище, – сказал он, вернувшись из Калифорнии тридцать лет назад. В его глазах горел новый свет; казалось, Майкл промыл себе мозги. Его переполняла энергия, словно Фоллон подключился к динамо-машине. – Я не верю в удачу, – сказал новый Майкл Фоллон, – не то, что эти болваны в моем казино. Тот, кто надеется на удачу, всегда оказывается в проигрыше. Я проберусь в этот мир, отрежу от него здоровенный кусок и преподнесу его Франческе на тарелке из платины. – Даже Ури, который знал Майка как облупленного, подпал под магию его новых чар и решил, что его друг задумал покорить сердце какой-нибудь кинозвезды.
– Я пригласил наверх Джулио, – сказал Фоллон, налив себе виски. Ури решил, что он хочет вручить крупье премию. Майкл делал такое, когда чувствовал припадок щедрости, и это заставляло служащих ходить перед ним на цыпочках.
Судя по улыбке на лице вошедшего Джулио, крупье думал то же самое.
– Хорошо работаешь, Джулио, – сказал Фоллон, похлопав его по плечу. – Я хочу, чтобы ты знал это.
– Спасибо, – скромно пробормотал Джулио, по бокам которого стояли два телохранителя Фоллона (никто не встречался с ним наедине). Но в его глазах горел лихорадочный блеск. Только на прошлой неделе Мэнни Розенблум получил новенький «кадиллак» за то, что разоблачил шулера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Фоллон был всеобщим любимцем. В 1976 году умер Грегори Симонян, создавший первое казино в Стрипе, и «Колесо телеги» досталось его зятю. После этого Майкл внедрил в казино политику открытых дверей; каждый недовольный мог прийти в кабинет босса и высказать свою обиду. Иногда он лично заходил в казино и выдавал некоторую сумму тем, кто проигрался дотла. Если в Лас-Вегасе убивали полицейского, находившегося при исполнении обязанностей, Фоллон неизменно посылал семье погибшего щедрый чек. Он тратил миллионы на благотворительность и каждое воскресенье посещал церковь. Фоллон был на короткой ноге со сливками здешнего общества, видными политиками и влиятельными людьми. Они хлопали его по плечу и говорили: «Майкл, что мы можем для тебя сделать?»
Нынешний Лас-Вегас был совсем не похож на город, в котором выросли Майкл и Ури. Пик организованной преступности пришелся на шестидесятые годы; затем Роберт Кеннеди объявил крестовый поход против невадских гангстеров, и парням пришлось уносить ноги. Но ни один федерал не смог доказать причастность Майкла Фоллона к синдикату, на который он когда-то работал. В ту ночь, когда родилась Франческа, Майкл стал законопослушным гражданином. Он сделал это для дочери. Субботняя свадьба, на которую были потрачены сотни тысяч долларов, должна была окончательно поставить крест на его прошлом.
Но внезапно она оказалась под угрозой.
На бандитские разборки Ури смотрел сквозь пальцы; дело житейское. Но торговля детьми стала для него шоком. Он не знал, что Майкл имел к ней отношение. Это выяснилось, когда Фоллон пришел к нему и рассказал жуткую историю о человеке по имени Бейкерсфелт, который много лет назад создал подпольную сеть для организации незаконных усыновлений, а теперь эту старую историю начала ворошить женщина по имени Эбби Тайлер.
– Ури, она раскопает мое имя. Я не могу этого позволить. Если Ванденберги узнают…
Богачи Ванденберги были некоронованными королями Невады. Субботняя свадьба Франчески позволяла Фоллону породниться с этой семьей; так что он автоматически становился членом высшей касты, в которую так мечтал попасть.
После этого разговора Ури сделал несколько телефонных звонков и сейчас ждал ответа.
На экране был виден зал со столами для рулетки. Майкл стоял рядом с крупье средних лет по имени Джулио и обменивался с ним любезностями. Фоллон улыбался, а Джулио смеялся над какой-то шуткой. Потом Фоллон показал на потолок, дружески похлопал Джулио по спине и ушел.
Ури знал, что означает этот жест. Джулио было велено подняться в кабинет.
* * *
Фоллон вошел в свой личный лифт, подмигнул Джулио, улыбнулся и нажал на кнопку.
Когда дверь лифта тихо закрылась, улыбка Майкла тут же исчезла. В последние дни от улыбок у него болело лицо.
Но именно эта улыбка сделала Фоллона тем, кем он был в настоящий момент.
Ни женитьба на дочери Симоняна, ни унаследованное «Колесо телеги» не дали ему доступа в высшее общество. Что бы он ни делал, как бы ни старался понравиться, как бы ни расточал свои чары, для особ голубой крови он продолжал оставаться разбойником с большой дороги. Когда родилась Франческа и жизненные цели Майкла изменились, он посмотрел на себя в зеркало и отметил ряд недостатков. Быть умным, красивым и безжалостным недостаточно. Ты должен обладать харизмой. Той самой харизмой, которой обладают все, кому удалось достичь успеха.
Поэтому он полетел в Голливуд и нанял стилиста, личного тренера, кинорежиссера и специалиста по этикету. Они приехали и начали его изучать. Заставляли ходить, говорить, есть, а сами наблюдали за ним и советовались. Потом взялись за него скопом и стали переучивать. Приказывали дефилировать перед зеркалами, снимали на пленку и показывали снятое на большом экране. Именно тогда он узнал, сколько нужно труда, чтобы казаться искренним.
Работа была адская. Им требовалось найти некую особенность личности, которая могла бы стать фирменной маркой Фоллона, она должна была заставлять мужчин терять осторожность, а женщин – прыгать к нему в постель. Они пришли к выводу, что этой чертой должен стать его смех. Но смеялся он редко; и тут пришлось измениться. Его дрессировали как собаку, учили краснеть по желанию и закатывать глаза, словно в дешевом балагане. Приводили актеров, которые показывали ему, как это делается, и очень скоро Майкл Фоллон научился смеяться многозначительно, с таким видом, словно насмехался над самим собой. Это было забавно, сексуально и так противоречило его сущности, что даже он сам с суеверным ужасом смотрел на парня, отражавшегося в зеркале. Конкуренты никогда не узнают, что он думает на самом деле, и ни одна женщина не сможет ему отказать.
Фоллон вернулся в Лас-Вегас другим человеком. Разбойник с большой дороги исчез; ему на смену пришел обольститель.
– Полный зал, – сказал он Ури, войдя в кабинет. Эта фраза звучала каждый вечер; публика валила в «Атлантис» валом.
Ури заметил, что друг взглянул в позолоченное зеркало, висевшее над баром. Фоллон никогда не забывал смотреть на свое отражение. Даже после того как слетал в Голливуд и вернулся оттуда с новой улыбкой и новой пружинистой походкой.
– Ну, теперь они у меня попляшут, дружище, – сказал он, вернувшись из Калифорнии тридцать лет назад. В его глазах горел новый свет; казалось, Майкл промыл себе мозги. Его переполняла энергия, словно Фоллон подключился к динамо-машине. – Я не верю в удачу, – сказал новый Майкл Фоллон, – не то, что эти болваны в моем казино. Тот, кто надеется на удачу, всегда оказывается в проигрыше. Я проберусь в этот мир, отрежу от него здоровенный кусок и преподнесу его Франческе на тарелке из платины. – Даже Ури, который знал Майка как облупленного, подпал под магию его новых чар и решил, что его друг задумал покорить сердце какой-нибудь кинозвезды.
– Я пригласил наверх Джулио, – сказал Фоллон, налив себе виски. Ури решил, что он хочет вручить крупье премию. Майкл делал такое, когда чувствовал припадок щедрости, и это заставляло служащих ходить перед ним на цыпочках.
Судя по улыбке на лице вошедшего Джулио, крупье думал то же самое.
– Хорошо работаешь, Джулио, – сказал Фоллон, похлопав его по плечу. – Я хочу, чтобы ты знал это.
– Спасибо, – скромно пробормотал Джулио, по бокам которого стояли два телохранителя Фоллона (никто не встречался с ним наедине). Но в его глазах горел лихорадочный блеск. Только на прошлой неделе Мэнни Розенблум получил новенький «кадиллак» за то, что разоблачил шулера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86