Всякий раз, как доброе дело сделать норовлю, тотчас в дерьме оказываюсь. Зарекался уже. И вот опять. Думал, альма-матер, наука — святое дело.
— Если можно, потише, — попросил бармен. Вскрики Максима нарушили гармонию элитарного ресторана.
— Что?!
— Извините! — Бармен успокаивающе поднял ладони — глаза громкого посетителя горели отчаянностью.
— Но на тебя я не в обиде. Ты как раз свое дело сделал. И банку денежку принес, и себе с полмиллиончика заработал. Выполнил, можно сказать, поставленную социальную задачу… А ты чего глазеешь, абориген? Если уж подслушиваешь, так хоть наливай вовремя. Еще два по двести, — неприязненно скомандовал он бармену. — А вот куда я от себя денусь? А Наталье что скажу? Она-то все победу справляет — уж таких планов насчет института нагородила. Ее да Астахова твоего послушать, так через год мэнээсы по пятьсот долларов получать станут. Будут они теперь получать пособия по безработице.
— Так что предлагаешь?
— Чего уж предлагать, когда раком поставили? Теперь как в анекдоте — расслабься и получай удовольствие. Хорошо хоть не задаром. Как там наши с тобой резвушки говорили? Мы не из-за денег. Но лучше дайте.
— А если не отдаваться? — Забелин увлеченно созерцал блики в бокале.
— Плесни-ка, браток, еще сотняшку. — Максим сноровисто катнул бокал. — Так вы тут чего-то как будто…
— Акции на твоей компании. Кредит получен аж на пять лет. За пять лет можно отработать.
Он глотнул коньяку.
— И это мне ТЫ предлагаешь? А как же банк? Ты ж для всех там штрейкбрехером становишься. Потому что на пятнадцать миллионов подставу делаешь.
— Есть, конечно, проблемы. Сказать по правде, и сам колеблюсь. Но все-таки если выбирать: не по-божески это — одних спасать за счет других.
— Чегой-то?! — поразился услышанному Максим. — Эва как ты до сих пор по Юльке страдаешь.
— Положим, страдаю. Так что?
— В другой стране — «да».
— А здесь?
— А здесь полный абзац. Я, конечно, отдаю должное твоему порыву. Но по-моему, ты сам не очень в себе. Уж если тебя семнадцатое августа ничему не научило. «Двигать» что-либо в этой стране без мощной «крыши»? Утопия это, Стар. Да еще теперь, когда на нас на прямую наводку вывели АИСТ. Этот, сколь слышал, сантиментами не отягощен — разотрет и скажет, что так и було. Я не камикадзе. И в эти игры отыгрался. Уеду я обратно, — ответил он на безмолвный вопрос. — И теперь уже навечно. Там, конечно, таких завихрений нет, — тупые правильные буржуины сидят. Но может, в том и прелесть, что тупые. Сегодня я окончательно понял: здесь никто и не думает играть по правилам.
И вдруг всхлипнул.
— Прости! Нервы ни к черту! Пойду я. Наталью надо еще подготовить. Ладно, не робей, друган! Все на себя возьму.
— И что ты, любопытно, собираешься взять?
— А все. Завтра же подписываю договора эти гребаные, получаем денежку и — только меня и видели. Обрати внимание на благородство: тебя в стороне оставляю — в ослепительно, как ты любишь, белом фраке. А то знаешь что? Поедем вместе — здесь все равно нет будущего. Есть у меня мыслишка — не зря полгода в институте отсидел. Я теперь все их наработки знаю. Там на самом деле на реальном подходе две-три темы. Ими занимается пара раскрученных мальчиков. Берем их с собой на Запад. Организуем собственный центр. Да не ухмыляйся — по-настоящему. Чтобы довести темы, хватит пятисот тысяч с запасом! Через полгода, ну год от силы, раскрутимся, сами сможем торговать технологиями. И не смотри на меня так. Для нас стараюсь. Между прочим, и о стариках наших подумал! С каждой продажи сможем тысяч по двадцать баксов каждому передавать. Это ж какие для них деньжищи! Куда лучше, чем здесь у корыта разбитого! А Юрия Игнатьевича попросту с собой перетащим. Под одно его имя, кстати, любые бабки дадут. И по причине хамской твоей натуры можешь не благодарить.
— Ты ничего не подпишешь. Максимушка, мы взяли на себя ответственность за других.
— Вот только без соплей! Думаешь, мне не тошно? В очередной раз в дерьмо окунули. Показали, ху из ху. Но кому станет лучше, если завтра мне открутят голову, а их всех все равно «опустят»? Да и потом, не затей мы этой скупки, так институт бы уже раздевал «Балчуг». Я страдаю вместе с тобой. Я страдаю больше тебя, потому что не тебе — мне придется объясняться с Мельгуновым, не тебе — мне придется все это подписывать. И не ты, а я опять теряю, извини за пафос, Родину. Но поймали нас на ловленом мизере. Чего уж теперь? Проигрывать тоже надо уметь. Завтра отойдешь, спасибо скажешь, что я за тебя дерьмо разгребу.
— Ты ничего не подпишешь, — упрямо повторил Забелин и, придержав нетвердо слезшего с табурета приятеля, внушительно добавил: — Тебе нечего подписывать, мой бедный Макс.
— То есть? В чем проблемы? Я директор «Лэнда» и подпишу договор о продаже его акций. Кто может мне помешать? Если только ты. Но тогда, раз решил меня под нож подставить, потрудись хотя бы объясниться. — Максим с нарастающим беспокойством вглядывался в неподвижную спину. — Шутки играешь, — облегченно догадался он.
— Тебя, Флоровский, всегда губило верхоглядство. Не хотел говорить. Но иначе глупостей понаделаешь. Да, ты значишься директором «Лэнда». Но директором материнской компании «Профит», если помнишь, была Лагацкая.
— Ну и?..
— Если бы ты удосужился внимательно проштудировать уставные документы, ты увидел бы то, что директор «Профита» по уставу имеет право единолично продавать дочерние компании.
— Ты хочешь сказать, что «Лэнд»?.. — Флоровский захлебнулся в догадке.
— Именно. «Лэнд», то есть компания, на которую оформлено восемьдесят процентов институтских акций, давно принадлежит не «Профиту», а некой офшорной кипрской компании, которая, в свою очередь, управляется мною. И сегодня же приказом ты будешь освобожден от должности директора. Считай — свободен.
— Врешь! — Максим с силой ухватил Забелина за плечо. — Врешь ведь! Скажи, что врешь!
Забелин досадливо освободился.
— Еще сто пятьдесят, — катнул он фужер к опасливо прислушивавшемуся к их разговору бармену. — Съезди с утра в регистрационную палату и убедись.
— Стало быть, все эти месяцы ты водил меня за нос. Меня, своего друга! Так вот почему ты так лихо собственные деньги на акции пустил. Ты же у нас теперь единственный хозяин громадного института. А ты, оказывается, хитрован!
— Увы, не я. Юлочка — вот великий комбинатор. Все девка предусмотрела. А по жизни — именно своего друга я и страховал на случай сегодняшней ситуации. Не думал, правда, что придется от тебя самого страховаться. Но выходит, Юла еще мудрей была, чем я думал. Представляешь, как тебе теперь комфортно, — прижмут тебя ножами этими жуткими, а ты тут-то и извернулся — меня, мол, подставили. И — как сам говоришь — не при делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Если можно, потише, — попросил бармен. Вскрики Максима нарушили гармонию элитарного ресторана.
— Что?!
— Извините! — Бармен успокаивающе поднял ладони — глаза громкого посетителя горели отчаянностью.
— Но на тебя я не в обиде. Ты как раз свое дело сделал. И банку денежку принес, и себе с полмиллиончика заработал. Выполнил, можно сказать, поставленную социальную задачу… А ты чего глазеешь, абориген? Если уж подслушиваешь, так хоть наливай вовремя. Еще два по двести, — неприязненно скомандовал он бармену. — А вот куда я от себя денусь? А Наталье что скажу? Она-то все победу справляет — уж таких планов насчет института нагородила. Ее да Астахова твоего послушать, так через год мэнээсы по пятьсот долларов получать станут. Будут они теперь получать пособия по безработице.
— Так что предлагаешь?
— Чего уж предлагать, когда раком поставили? Теперь как в анекдоте — расслабься и получай удовольствие. Хорошо хоть не задаром. Как там наши с тобой резвушки говорили? Мы не из-за денег. Но лучше дайте.
— А если не отдаваться? — Забелин увлеченно созерцал блики в бокале.
— Плесни-ка, браток, еще сотняшку. — Максим сноровисто катнул бокал. — Так вы тут чего-то как будто…
— Акции на твоей компании. Кредит получен аж на пять лет. За пять лет можно отработать.
Он глотнул коньяку.
— И это мне ТЫ предлагаешь? А как же банк? Ты ж для всех там штрейкбрехером становишься. Потому что на пятнадцать миллионов подставу делаешь.
— Есть, конечно, проблемы. Сказать по правде, и сам колеблюсь. Но все-таки если выбирать: не по-божески это — одних спасать за счет других.
— Чегой-то?! — поразился услышанному Максим. — Эва как ты до сих пор по Юльке страдаешь.
— Положим, страдаю. Так что?
— В другой стране — «да».
— А здесь?
— А здесь полный абзац. Я, конечно, отдаю должное твоему порыву. Но по-моему, ты сам не очень в себе. Уж если тебя семнадцатое августа ничему не научило. «Двигать» что-либо в этой стране без мощной «крыши»? Утопия это, Стар. Да еще теперь, когда на нас на прямую наводку вывели АИСТ. Этот, сколь слышал, сантиментами не отягощен — разотрет и скажет, что так и було. Я не камикадзе. И в эти игры отыгрался. Уеду я обратно, — ответил он на безмолвный вопрос. — И теперь уже навечно. Там, конечно, таких завихрений нет, — тупые правильные буржуины сидят. Но может, в том и прелесть, что тупые. Сегодня я окончательно понял: здесь никто и не думает играть по правилам.
И вдруг всхлипнул.
— Прости! Нервы ни к черту! Пойду я. Наталью надо еще подготовить. Ладно, не робей, друган! Все на себя возьму.
— И что ты, любопытно, собираешься взять?
— А все. Завтра же подписываю договора эти гребаные, получаем денежку и — только меня и видели. Обрати внимание на благородство: тебя в стороне оставляю — в ослепительно, как ты любишь, белом фраке. А то знаешь что? Поедем вместе — здесь все равно нет будущего. Есть у меня мыслишка — не зря полгода в институте отсидел. Я теперь все их наработки знаю. Там на самом деле на реальном подходе две-три темы. Ими занимается пара раскрученных мальчиков. Берем их с собой на Запад. Организуем собственный центр. Да не ухмыляйся — по-настоящему. Чтобы довести темы, хватит пятисот тысяч с запасом! Через полгода, ну год от силы, раскрутимся, сами сможем торговать технологиями. И не смотри на меня так. Для нас стараюсь. Между прочим, и о стариках наших подумал! С каждой продажи сможем тысяч по двадцать баксов каждому передавать. Это ж какие для них деньжищи! Куда лучше, чем здесь у корыта разбитого! А Юрия Игнатьевича попросту с собой перетащим. Под одно его имя, кстати, любые бабки дадут. И по причине хамской твоей натуры можешь не благодарить.
— Ты ничего не подпишешь. Максимушка, мы взяли на себя ответственность за других.
— Вот только без соплей! Думаешь, мне не тошно? В очередной раз в дерьмо окунули. Показали, ху из ху. Но кому станет лучше, если завтра мне открутят голову, а их всех все равно «опустят»? Да и потом, не затей мы этой скупки, так институт бы уже раздевал «Балчуг». Я страдаю вместе с тобой. Я страдаю больше тебя, потому что не тебе — мне придется объясняться с Мельгуновым, не тебе — мне придется все это подписывать. И не ты, а я опять теряю, извини за пафос, Родину. Но поймали нас на ловленом мизере. Чего уж теперь? Проигрывать тоже надо уметь. Завтра отойдешь, спасибо скажешь, что я за тебя дерьмо разгребу.
— Ты ничего не подпишешь, — упрямо повторил Забелин и, придержав нетвердо слезшего с табурета приятеля, внушительно добавил: — Тебе нечего подписывать, мой бедный Макс.
— То есть? В чем проблемы? Я директор «Лэнда» и подпишу договор о продаже его акций. Кто может мне помешать? Если только ты. Но тогда, раз решил меня под нож подставить, потрудись хотя бы объясниться. — Максим с нарастающим беспокойством вглядывался в неподвижную спину. — Шутки играешь, — облегченно догадался он.
— Тебя, Флоровский, всегда губило верхоглядство. Не хотел говорить. Но иначе глупостей понаделаешь. Да, ты значишься директором «Лэнда». Но директором материнской компании «Профит», если помнишь, была Лагацкая.
— Ну и?..
— Если бы ты удосужился внимательно проштудировать уставные документы, ты увидел бы то, что директор «Профита» по уставу имеет право единолично продавать дочерние компании.
— Ты хочешь сказать, что «Лэнд»?.. — Флоровский захлебнулся в догадке.
— Именно. «Лэнд», то есть компания, на которую оформлено восемьдесят процентов институтских акций, давно принадлежит не «Профиту», а некой офшорной кипрской компании, которая, в свою очередь, управляется мною. И сегодня же приказом ты будешь освобожден от должности директора. Считай — свободен.
— Врешь! — Максим с силой ухватил Забелина за плечо. — Врешь ведь! Скажи, что врешь!
Забелин досадливо освободился.
— Еще сто пятьдесят, — катнул он фужер к опасливо прислушивавшемуся к их разговору бармену. — Съезди с утра в регистрационную палату и убедись.
— Стало быть, все эти месяцы ты водил меня за нос. Меня, своего друга! Так вот почему ты так лихо собственные деньги на акции пустил. Ты же у нас теперь единственный хозяин громадного института. А ты, оказывается, хитрован!
— Увы, не я. Юлочка — вот великий комбинатор. Все девка предусмотрела. А по жизни — именно своего друга я и страховал на случай сегодняшней ситуации. Не думал, правда, что придется от тебя самого страховаться. Но выходит, Юла еще мудрей была, чем я думал. Представляешь, как тебе теперь комфортно, — прижмут тебя ножами этими жуткими, а ты тут-то и извернулся — меня, мол, подставили. И — как сам говоришь — не при делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76