Огурец к огурцу. Все направления можем перекрыть, причем на уровне — супер! И ждут. Ни один не уходит. Мы им деньги копеечные задерживаем… — Он в сердцах ткнул на распластавшуюся на столе ведомость на зарплату. — А они ждут.
Дверь без стука открылась, и вошел один из «огурцов» — худощавый пожилой врач с блестящими быстрыми глазами.
— Ну, ты чего? — игнорируя посетителя, обратился он к Сидоренко. — Пить-то будешь? Все собрались. И водка стынет.
— Васильич! Ты б хоть гостя постеснялся. Вваливаешься промежду прочим. И вообще… Иди отсюда!
— Не будешь, стало быть! А я огурчиков маринованных присовокупил, — и, не скрывая расстройства, странный гость удалился.
— И не лезь ко мне! — крикнул вслед Сидоренко. — Понадобится — сам приду!.. Упала, упала дисциплина. Это как на войне, когда боя нет. Кстати, сам-то не хочешь коньячку? Или, как всегда, за рулем?
— Как всегда. Я к тебе за советом.
— Ну, этого добра навалом.
— Проблема у меня. И серьезная.
— Тоже понятно. Было б что попроще, сподобился бы я разве тебя увидеть? Сейчас бы в Минздраве околачивался.
— Понимаешь, есть некий человек, есть болезнь.
— Некий или некая? — прозорливо уточнил Сидоренко. — Не мнись, сыпь по тексту.
— Тогда некая. И выяснилось… очень дорогая некая.
Слушал Сидоренко с не сходящим с круглого лица выражением понимания. Когда Забелин умолк, ушел с дивана и, водрузившись на привычном месте, некоторое время молчал, неприязненно поглядывая на ведомость.
— Собственно, по описанию — моя больная. Я лично все эти эпилептические очаги в принципе отрицаю. Психиатры, они ведь вообще никого никогда не вылечили. Метода простая — глушат психотропными, пока человек или не сшизуется от таблеток, или в эпилептический статус не впадет. Тогда прямая дорога на погост. Я считаю, причина в другом: за счет искривлений позвонков периодически перекрывается доступ кислорода в головной мозг. Если позвоночник точно восстановить, то и причина приступов уйдет. Есть у меня пара толковых врачей мануальщиков: массажи, иглоукалывание, бешафит. Лекарства исключительно на травах. На самый край — аккуратненько депакинчика подпустим.
Он задумался.
— Я заплачу, — по-своему понял его молчание Забелин.
— Да о чем речь? Сейчас медицина, как проститутка на панели, дешевеет. Так что не обанкротишься. Просто делаем на свой страх и риск. Гарантировать ничего нельзя. Методом, так сказать, проб и ошибок. Конечно, аккуратненько, но…
— Когда начнем?
— Так я и говорю, начать можно. Но и ты понимать должен — помочь мы поможем в любом случае. Настроение, общий тонус, прочее. Но — вылечим ли? Все ведь на ощупь. А болезнь серьезная, с такими перепадами настроения, что мало не покажется. Такой человек подле тебя — это, доложу, тот еще подарочек. Так вот — тебе это нужно?
— Нужно! — Забелин, заканчивая разговор, поднялся.
Глава 8
Аукцион
— Там вас дедок какой-то дожидается странноватенький, — предупредил встретившийся у входа Дерясин.
В поднявшемся навстречу с дивана человеке с подрагивающим лицом и впрямь ощущалась какая-то старящая его безысходность. Поблескивающие из-под квадратных очков глаза были Забелину смутно знакомы.
— Не признаете, — не удивился посетитель. — А ведь было время, вы мне спуску не давали. Отчаянным были полемистом.
— Александр Борисович, — изумился Забелин, — вот уж не ждал. Прошу. Чай? Кофе?.. Или коньячку?
— Да. Именно. — Петраков с плохо скрываемым нетерпением дождался, когда ему наполнят бокал. — Ну, прозит.
— Мы же с вами лет десять не сталкивались.
— Десять лет не виделись. А сталкиваемся в последнее время постоянно.
Забелин внимательно пригляделся к хитренько улыбающемуся Петракову.
— Знаю, кто на самом деле институтик наш обхаживает, — и Петраков намекающе кивнул на логотип «Светоча», одновременно многозначительно повертев опустевший бокал. — Да не скажу никому, не бойтесь. М-да… — ностальгически припомнил он, — настрадался я от вас в свое время. Злым вы были, гордым. И очень отчего-то мои работы любили резать.
— Так подставлялись. Больно писучим были. Но и у вас, сколь помню, аргумент на все случаи жизни имелся. Как это?.. Сейчас, сейчас. — Он постарался воспроизвести петраковский фальцет. — «Вы меня не учите, юноша. За мной семнадцать лет в науке».
— Теперь уже больше. — Петраков зарделся, будто от комплимента. Но глаза за очками не радовались.
Вид его, потерянный, какой-то безразличный, все больше тревожил Забелина.
— Сказать по правде, доволен теперь, что по-доброму разошлись. Надеюсь, наши вас не сильно обидели? — Подлесного после возвращения он еще не видел.
— Ваши? Почему, собственно?
— Я имею в виду договоры по продаже акций. Но и вы хороши. Такого наподписывали… Понимаю, захотелось быстро денег срубить. Но нельзя так-то уж, без разбора в средствах. Ведь институт и вам не чужой. Так что еще и поблагодарите со временем… Хотя я строго-настрого предупреждал, чтоб никакого насилия. Или все-таки?..
— Не понимаю. Погодите. Да неужто вы Наташеньку обидели?
— То есть?!
— Договоры-то эти я ей отдал.
— Ну да. Так и я о том. Присутствующие вели себя подобающе?
— Какие еще присутствующие? Мы вдвоем были.
— А… наши?
— Не знаю, о чем вы. Наташенька мне рассказала о вашем разговоре и попросила вернуть. Я и вернул. Раз уж она сама, раз уж ей это не нужно…
Он пригляделся к потрясенному собеседнику и понимающе захихикал:
— А! То есть вы силой хотели? Вот оно ведь как! А я, выходит, ротозей, сам и отдался. — Он опять хохотнул. — Наташечке моей отдал. Хотя уж и не моей. Ничего, если еще?
— И мне за компанию плесните. Как же вы теперь в «Балчуге» объяснитесь?
— А уже объяснился. Пошло оно все. Чем меня теперь запугать-то можно?
— Но тогда почему? Ведь, строго говоря, на выигрыш стояли? Хотя с другой стороны, правы: факты преступлений налицо. В ваши-то годы — и под следствие.
— Плевал я и на следствие ваше купленное, и на вас, уж извините. Просто кончилось у нас с Наташенькой-то.
— Примите мои, как полагается… Но ничто не вечно. Жизнь-то на этом не кончилась.
— Эва как запросто. Это вы молодые да резвые. Начал, кончил. А я ведь ее, еще только в институте появилась, заприметил. Но не подступиться. Куда рядом с вами-то было. Таланты! А я неброского дара человек. А потом вот вернулся. По правде сказать, к ней вернулся. Тут все и сошлось. Не сразу, правда. Но терпением-то не обижен. Ведь сколько лет в науке.
Забелин невольно улыбнулся.
— Жениться мне на ней надо было. Это бы уже накрепко. Да как Танечку, нынешнюю мою, бросить? Все думал — подомнем институт вдвоем. Куда уж крепче? А тут вы опять, весельчаки-балагуры. Чик-брык. И девку мою по-новой охмурили. Только и видел. Науку заново поднимать загорелась. А что ей эта наука, если по совести?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Дверь без стука открылась, и вошел один из «огурцов» — худощавый пожилой врач с блестящими быстрыми глазами.
— Ну, ты чего? — игнорируя посетителя, обратился он к Сидоренко. — Пить-то будешь? Все собрались. И водка стынет.
— Васильич! Ты б хоть гостя постеснялся. Вваливаешься промежду прочим. И вообще… Иди отсюда!
— Не будешь, стало быть! А я огурчиков маринованных присовокупил, — и, не скрывая расстройства, странный гость удалился.
— И не лезь ко мне! — крикнул вслед Сидоренко. — Понадобится — сам приду!.. Упала, упала дисциплина. Это как на войне, когда боя нет. Кстати, сам-то не хочешь коньячку? Или, как всегда, за рулем?
— Как всегда. Я к тебе за советом.
— Ну, этого добра навалом.
— Проблема у меня. И серьезная.
— Тоже понятно. Было б что попроще, сподобился бы я разве тебя увидеть? Сейчас бы в Минздраве околачивался.
— Понимаешь, есть некий человек, есть болезнь.
— Некий или некая? — прозорливо уточнил Сидоренко. — Не мнись, сыпь по тексту.
— Тогда некая. И выяснилось… очень дорогая некая.
Слушал Сидоренко с не сходящим с круглого лица выражением понимания. Когда Забелин умолк, ушел с дивана и, водрузившись на привычном месте, некоторое время молчал, неприязненно поглядывая на ведомость.
— Собственно, по описанию — моя больная. Я лично все эти эпилептические очаги в принципе отрицаю. Психиатры, они ведь вообще никого никогда не вылечили. Метода простая — глушат психотропными, пока человек или не сшизуется от таблеток, или в эпилептический статус не впадет. Тогда прямая дорога на погост. Я считаю, причина в другом: за счет искривлений позвонков периодически перекрывается доступ кислорода в головной мозг. Если позвоночник точно восстановить, то и причина приступов уйдет. Есть у меня пара толковых врачей мануальщиков: массажи, иглоукалывание, бешафит. Лекарства исключительно на травах. На самый край — аккуратненько депакинчика подпустим.
Он задумался.
— Я заплачу, — по-своему понял его молчание Забелин.
— Да о чем речь? Сейчас медицина, как проститутка на панели, дешевеет. Так что не обанкротишься. Просто делаем на свой страх и риск. Гарантировать ничего нельзя. Методом, так сказать, проб и ошибок. Конечно, аккуратненько, но…
— Когда начнем?
— Так я и говорю, начать можно. Но и ты понимать должен — помочь мы поможем в любом случае. Настроение, общий тонус, прочее. Но — вылечим ли? Все ведь на ощупь. А болезнь серьезная, с такими перепадами настроения, что мало не покажется. Такой человек подле тебя — это, доложу, тот еще подарочек. Так вот — тебе это нужно?
— Нужно! — Забелин, заканчивая разговор, поднялся.
Глава 8
Аукцион
— Там вас дедок какой-то дожидается странноватенький, — предупредил встретившийся у входа Дерясин.
В поднявшемся навстречу с дивана человеке с подрагивающим лицом и впрямь ощущалась какая-то старящая его безысходность. Поблескивающие из-под квадратных очков глаза были Забелину смутно знакомы.
— Не признаете, — не удивился посетитель. — А ведь было время, вы мне спуску не давали. Отчаянным были полемистом.
— Александр Борисович, — изумился Забелин, — вот уж не ждал. Прошу. Чай? Кофе?.. Или коньячку?
— Да. Именно. — Петраков с плохо скрываемым нетерпением дождался, когда ему наполнят бокал. — Ну, прозит.
— Мы же с вами лет десять не сталкивались.
— Десять лет не виделись. А сталкиваемся в последнее время постоянно.
Забелин внимательно пригляделся к хитренько улыбающемуся Петракову.
— Знаю, кто на самом деле институтик наш обхаживает, — и Петраков намекающе кивнул на логотип «Светоча», одновременно многозначительно повертев опустевший бокал. — Да не скажу никому, не бойтесь. М-да… — ностальгически припомнил он, — настрадался я от вас в свое время. Злым вы были, гордым. И очень отчего-то мои работы любили резать.
— Так подставлялись. Больно писучим были. Но и у вас, сколь помню, аргумент на все случаи жизни имелся. Как это?.. Сейчас, сейчас. — Он постарался воспроизвести петраковский фальцет. — «Вы меня не учите, юноша. За мной семнадцать лет в науке».
— Теперь уже больше. — Петраков зарделся, будто от комплимента. Но глаза за очками не радовались.
Вид его, потерянный, какой-то безразличный, все больше тревожил Забелина.
— Сказать по правде, доволен теперь, что по-доброму разошлись. Надеюсь, наши вас не сильно обидели? — Подлесного после возвращения он еще не видел.
— Ваши? Почему, собственно?
— Я имею в виду договоры по продаже акций. Но и вы хороши. Такого наподписывали… Понимаю, захотелось быстро денег срубить. Но нельзя так-то уж, без разбора в средствах. Ведь институт и вам не чужой. Так что еще и поблагодарите со временем… Хотя я строго-настрого предупреждал, чтоб никакого насилия. Или все-таки?..
— Не понимаю. Погодите. Да неужто вы Наташеньку обидели?
— То есть?!
— Договоры-то эти я ей отдал.
— Ну да. Так и я о том. Присутствующие вели себя подобающе?
— Какие еще присутствующие? Мы вдвоем были.
— А… наши?
— Не знаю, о чем вы. Наташенька мне рассказала о вашем разговоре и попросила вернуть. Я и вернул. Раз уж она сама, раз уж ей это не нужно…
Он пригляделся к потрясенному собеседнику и понимающе захихикал:
— А! То есть вы силой хотели? Вот оно ведь как! А я, выходит, ротозей, сам и отдался. — Он опять хохотнул. — Наташечке моей отдал. Хотя уж и не моей. Ничего, если еще?
— И мне за компанию плесните. Как же вы теперь в «Балчуге» объяснитесь?
— А уже объяснился. Пошло оно все. Чем меня теперь запугать-то можно?
— Но тогда почему? Ведь, строго говоря, на выигрыш стояли? Хотя с другой стороны, правы: факты преступлений налицо. В ваши-то годы — и под следствие.
— Плевал я и на следствие ваше купленное, и на вас, уж извините. Просто кончилось у нас с Наташенькой-то.
— Примите мои, как полагается… Но ничто не вечно. Жизнь-то на этом не кончилась.
— Эва как запросто. Это вы молодые да резвые. Начал, кончил. А я ведь ее, еще только в институте появилась, заприметил. Но не подступиться. Куда рядом с вами-то было. Таланты! А я неброского дара человек. А потом вот вернулся. По правде сказать, к ней вернулся. Тут все и сошлось. Не сразу, правда. Но терпением-то не обижен. Ведь сколько лет в науке.
Забелин невольно улыбнулся.
— Жениться мне на ней надо было. Это бы уже накрепко. Да как Танечку, нынешнюю мою, бросить? Все думал — подомнем институт вдвоем. Куда уж крепче? А тут вы опять, весельчаки-балагуры. Чик-брык. И девку мою по-новой охмурили. Только и видел. Науку заново поднимать загорелась. А что ей эта наука, если по совести?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76