И не мог Зиновий понять, чего хочет. И не мог противиться тому, чего не хотел…
Яков дрожащими пальцами потрогал кадык, прерывисто, с разочарованием вздохнул и медленно лег назад, в сажу и копоть. Его светлые зелено-голубые глаза безразлично уставились в небесный свод, куда, чернея, все шли и шли нерассеявшиеся дымы пожарищ.
- Мы должны о нем позаботиться, - с неожиданно просительными интонациями обратилась я к Михаилу. - Ну и что, если отец его был на царовой стороне… - Да, конечно, - кивнул Михаил. - И о нем, и о его роде. Если он говорит, что оба его брага вместе с отцом там, в подполе остались, значит, он последний, кто носит фамилию Окинфов. И родовая княжеская гривна должна перейти ему. Придется еще раз лезть в этот клятый подпол - снимать гривну с тела князя Лексея. И это уж надобно делать мне…
- Михаил! - схватила я его руку.
Но он только вздохнул и пожал плечами.
Я обвела взглядом свою дружину и не нашла в их мыслях никакой поддержки. Они были полностью согласны с Михаилом: забота о княжеской гривне - это прежде всего дело князей. Вот если б здесь не было Михаила… Тогда заботиться о чужой гривне выпало бы мне, княгине. И только если б и меня тут не было - тогда этим должен был заняться самый родовитый из присутствующих лыцаров.
Я едва не застонала от ненависти к этим дурацким средневековым обычаям, предписывающим столь строгие правила. Пришлось подчиниться.
Однако Михаил управился на удивление быстро - даже быстрее, чем я предполагала.
Не успела я и глазом моргнуть, как его голова, а потом и он сам с Окинфовой гривной в руках оказался наверху.
- Она и не на князе была вовсе, - пояснил, отдуваясь, супруг. - На полу лежала - прямо около нижней ступеньки.
Он подошел к неподвижно лежащему Якову, поинтересовался: - Как же так? Почему гривна не на князе была? Тебе надо ответить, Яков.
- Гривна ни на ком не была, - безразлично проговорил последний из Окинфовых.
А я пояснила, озвучив его мысли: - Князь Лексей умер раньше. От раны, полученной в сече. Еще днем, до пожара. Когда начало полыхать, братья, не желая оставлять тело отца на поругание, спустили его в подпол. Гривна была в руках у главного наследника - у Юрия. Видимо, он выронил ее, задыхаясь от угарного газа.
* * *
У входа в лагерь Соборной рати нам повстречался князь Дмоховский со свитой из дружинников. Приветливо улыбнувшись, он поинтересовался: - Что это вы в копоти, будто с вышеградского пожарища?
- Угадали, князь. Мы как раз оттуда, - в ответ улыбнулся Михаил.
- Не с пожарища ли и находки ваши? - вновь спросил князь Иван, указывая своим сухоньким перстом на свернутый княжеский плащ моего супруга, который несли позади нас четыре дружинника. В плаще - без сил, без мыслей и без желаний - лежал Яков. Безучастный ко всему.
А князь Иван ждал ответа на свой вопрос, по-прежнему осклабясь. Хотя мысли его приняли направление, далекое от приветливости. Сводились они к тому, что Дмоховский пенял себе за нерасторопность: люди-то уже делом занялись - собирают в Вышеграде заслуженную добычу, а он отстал. Так можно и вовсе голу и босу из похода воротиться!
- Не находки, - пояснил Михаил, - А всего только одна находка. Нашли мы младшего сына князя Лексея Окинфова. Ете живым. И даже гривна его родовая рядом отыскалась. Так что не прервется их княжеский род.
Слушая Михаила, Дмоховский все больше мрачнел. Заметя это, мой супруг удивленно поднял брови: - Разве не радостная это новость, что еще один род сохранен, а не ушел в небытие?
- Смотря какой род, - скривя бесцветные губы, проронил Дмоховский и, коротко кивнув, отправился дальше.
- Бедного Якова ждут новые неприятности, - сообщила я мужу. - Князь Иван собирается поднять вопрос о каре роду Окинфовых за участие в паровом ополчении. И сделает это сегодня, пока слишком еще свежи в памяти все события, а раны не затянулись.
- Ну, сегодня-то это вряд ли возможно будет, - возразил Михаил. - Сначала - погребальный костер, потом тризна… А до завтра я переговорю со всеми князьями, особенно с великим князем Петром. Он, кажется, настроен на замирение всех родов.
* * *
Но Дмоховский ждать не был намерен и поднял вопрос о роде князей Окинфовых прямо на тризне.
Вставши с кубком в руке, будто для поминального слова, он вдруг произнес: - Говоря о павших, не забыть бы о живых. Всем нам ведомо, что некоторые князья не присоединились к Великому собору - да будет им вечный стыд карою за трусость! А некоторые князья даже участвовали в царовом ополчении! В глумлении над святым мучеником князем Константином! А потом и на сечу вышли - рубить под стенами вышеградскими нашу рать Христову! Можем ли мы это оставить без наказания, спрашиваю вас, други мои?
Над столами повисло настороженное молчание. Зная князя Ивана как фарисея и догматика, все ждали, что он предложит. После столь славной победы мало кто хотел новой междоусобицы между княжествами.
Я-то понимала, что это - пока, до первой искры, что при столь шаткой и аморфной властной конструкции, как Великий собор, уже совсем скоро князья начнут собирать дружины и против друг друга. Но сейчас, сидя плечом к плечу, они не предполагали такого поворота и надеялись, что теперь-то уж, после нового поражения, нанесенного нечисти, вновь на пятьсот лет воцарится мир и спокойствие.
Дмоховский выдержал паузу и, разведя руки, горестно сообщил: - Как знают все, ни одного изменника, ни одного князя, перебежавшего под воровские знамена бывшего цара, а ныне беглого татя Морфейки Телицына, нам изловить не удалось. Нет их среди плененных ополченцев, не найдены они и среди скрывающихся в округе.
И тут, резко наклонясь вперед, он вперился прищуренным взглядом в лицо Михаила.
- Однако известно мне стало, что князь кравенцовский Квасуров, славный многими хитростями, помогшими нам победить, и здесь исхитрился найти одного из таких христопродавцев. А именно - последнего из рода предателей Окинфовых, с которого и надобно нам начать вершить возмездие!
Удивленный ропот пронесся над столами, все головы повернулись в нашу с Михаилом сторону.
- Не возмездия я хочу, а торжества справедливости! - громко ответил мой супруг. - А в чем справедливость? - язвительно осведомился князь Иван. - Где мы ее отыщем? В священной Прави? Там нет такого. Потому как предки наши и помыслить не могли, что найдутся вероотступники, которые согласятся пойти вместе с нечистью супротив православной веры!
Он так хлопнул золотым кубком по столу, что расплескал вино. Перед ним по скатерти расплылось темно-красное, будто венозная кровь, пятно.
- Так вот, други мои, воины Христовы. Следует нам теперь дополнить Правь. И свершить это сегодня, на этой тризне. Подтвердив, что не напрасно погибли православные ратники, что воздается ворогам не только на небесах, но здесь уже - среди живых!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Яков дрожащими пальцами потрогал кадык, прерывисто, с разочарованием вздохнул и медленно лег назад, в сажу и копоть. Его светлые зелено-голубые глаза безразлично уставились в небесный свод, куда, чернея, все шли и шли нерассеявшиеся дымы пожарищ.
- Мы должны о нем позаботиться, - с неожиданно просительными интонациями обратилась я к Михаилу. - Ну и что, если отец его был на царовой стороне… - Да, конечно, - кивнул Михаил. - И о нем, и о его роде. Если он говорит, что оба его брага вместе с отцом там, в подполе остались, значит, он последний, кто носит фамилию Окинфов. И родовая княжеская гривна должна перейти ему. Придется еще раз лезть в этот клятый подпол - снимать гривну с тела князя Лексея. И это уж надобно делать мне…
- Михаил! - схватила я его руку.
Но он только вздохнул и пожал плечами.
Я обвела взглядом свою дружину и не нашла в их мыслях никакой поддержки. Они были полностью согласны с Михаилом: забота о княжеской гривне - это прежде всего дело князей. Вот если б здесь не было Михаила… Тогда заботиться о чужой гривне выпало бы мне, княгине. И только если б и меня тут не было - тогда этим должен был заняться самый родовитый из присутствующих лыцаров.
Я едва не застонала от ненависти к этим дурацким средневековым обычаям, предписывающим столь строгие правила. Пришлось подчиниться.
Однако Михаил управился на удивление быстро - даже быстрее, чем я предполагала.
Не успела я и глазом моргнуть, как его голова, а потом и он сам с Окинфовой гривной в руках оказался наверху.
- Она и не на князе была вовсе, - пояснил, отдуваясь, супруг. - На полу лежала - прямо около нижней ступеньки.
Он подошел к неподвижно лежащему Якову, поинтересовался: - Как же так? Почему гривна не на князе была? Тебе надо ответить, Яков.
- Гривна ни на ком не была, - безразлично проговорил последний из Окинфовых.
А я пояснила, озвучив его мысли: - Князь Лексей умер раньше. От раны, полученной в сече. Еще днем, до пожара. Когда начало полыхать, братья, не желая оставлять тело отца на поругание, спустили его в подпол. Гривна была в руках у главного наследника - у Юрия. Видимо, он выронил ее, задыхаясь от угарного газа.
* * *
У входа в лагерь Соборной рати нам повстречался князь Дмоховский со свитой из дружинников. Приветливо улыбнувшись, он поинтересовался: - Что это вы в копоти, будто с вышеградского пожарища?
- Угадали, князь. Мы как раз оттуда, - в ответ улыбнулся Михаил.
- Не с пожарища ли и находки ваши? - вновь спросил князь Иван, указывая своим сухоньким перстом на свернутый княжеский плащ моего супруга, который несли позади нас четыре дружинника. В плаще - без сил, без мыслей и без желаний - лежал Яков. Безучастный ко всему.
А князь Иван ждал ответа на свой вопрос, по-прежнему осклабясь. Хотя мысли его приняли направление, далекое от приветливости. Сводились они к тому, что Дмоховский пенял себе за нерасторопность: люди-то уже делом занялись - собирают в Вышеграде заслуженную добычу, а он отстал. Так можно и вовсе голу и босу из похода воротиться!
- Не находки, - пояснил Михаил, - А всего только одна находка. Нашли мы младшего сына князя Лексея Окинфова. Ете живым. И даже гривна его родовая рядом отыскалась. Так что не прервется их княжеский род.
Слушая Михаила, Дмоховский все больше мрачнел. Заметя это, мой супруг удивленно поднял брови: - Разве не радостная это новость, что еще один род сохранен, а не ушел в небытие?
- Смотря какой род, - скривя бесцветные губы, проронил Дмоховский и, коротко кивнув, отправился дальше.
- Бедного Якова ждут новые неприятности, - сообщила я мужу. - Князь Иван собирается поднять вопрос о каре роду Окинфовых за участие в паровом ополчении. И сделает это сегодня, пока слишком еще свежи в памяти все события, а раны не затянулись.
- Ну, сегодня-то это вряд ли возможно будет, - возразил Михаил. - Сначала - погребальный костер, потом тризна… А до завтра я переговорю со всеми князьями, особенно с великим князем Петром. Он, кажется, настроен на замирение всех родов.
* * *
Но Дмоховский ждать не был намерен и поднял вопрос о роде князей Окинфовых прямо на тризне.
Вставши с кубком в руке, будто для поминального слова, он вдруг произнес: - Говоря о павших, не забыть бы о живых. Всем нам ведомо, что некоторые князья не присоединились к Великому собору - да будет им вечный стыд карою за трусость! А некоторые князья даже участвовали в царовом ополчении! В глумлении над святым мучеником князем Константином! А потом и на сечу вышли - рубить под стенами вышеградскими нашу рать Христову! Можем ли мы это оставить без наказания, спрашиваю вас, други мои?
Над столами повисло настороженное молчание. Зная князя Ивана как фарисея и догматика, все ждали, что он предложит. После столь славной победы мало кто хотел новой междоусобицы между княжествами.
Я-то понимала, что это - пока, до первой искры, что при столь шаткой и аморфной властной конструкции, как Великий собор, уже совсем скоро князья начнут собирать дружины и против друг друга. Но сейчас, сидя плечом к плечу, они не предполагали такого поворота и надеялись, что теперь-то уж, после нового поражения, нанесенного нечисти, вновь на пятьсот лет воцарится мир и спокойствие.
Дмоховский выдержал паузу и, разведя руки, горестно сообщил: - Как знают все, ни одного изменника, ни одного князя, перебежавшего под воровские знамена бывшего цара, а ныне беглого татя Морфейки Телицына, нам изловить не удалось. Нет их среди плененных ополченцев, не найдены они и среди скрывающихся в округе.
И тут, резко наклонясь вперед, он вперился прищуренным взглядом в лицо Михаила.
- Однако известно мне стало, что князь кравенцовский Квасуров, славный многими хитростями, помогшими нам победить, и здесь исхитрился найти одного из таких христопродавцев. А именно - последнего из рода предателей Окинфовых, с которого и надобно нам начать вершить возмездие!
Удивленный ропот пронесся над столами, все головы повернулись в нашу с Михаилом сторону.
- Не возмездия я хочу, а торжества справедливости! - громко ответил мой супруг. - А в чем справедливость? - язвительно осведомился князь Иван. - Где мы ее отыщем? В священной Прави? Там нет такого. Потому как предки наши и помыслить не могли, что найдутся вероотступники, которые согласятся пойти вместе с нечистью супротив православной веры!
Он так хлопнул золотым кубком по столу, что расплескал вино. Перед ним по скатерти расплылось темно-красное, будто венозная кровь, пятно.
- Так вот, други мои, воины Христовы. Следует нам теперь дополнить Правь. И свершить это сегодня, на этой тризне. Подтвердив, что не напрасно погибли православные ратники, что воздается ворогам не только на небесах, но здесь уже - среди живых!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154