— Добрый вечер, барышня, — проговорил он басом. — Наверное, притомилась? Путь ты проделала немалый.
— Да ладно… Куда мне время девать? — проворчала Димет-ролас. — Яйца не насиживаю, детёнышей не кормлю, и поиграть-порезвиться со мной некому.
— На мой взгляд, это несколько странно, — заметил Стегоман.
Мэт уловил в голосе друга искреннее сострадание и решил, что подслушивать разговор драконов вообще-то неприлично. Признав этот факт, он навострил уши.
— Странно? — переспросила Диметролас. — Почему тебе это кажется таким странным? Все другие драконихи потешаются надо мной, потому что самцам я кажусь уродливой. Как и тебе.
— Вовсе нет, — спокойно отозвался Стегоман. — Я нахожу тебя красавицей.
— Так почему же ты меня то и дело отвергаешь?
— Потому что одной красоты даже для тёплой дружбы маловато, барышня. Приязнь и желание — разные вещи, но я знаю, что если приязнь достаточно глубока, то начинаешь видеть и красоту, и тогда приходит желание.
— Но ты меня не желаешь.
— Пока — нет.
— «Пока»! — буркнула Диметролас. — И долго ли ждать, вечный бродяга? Небось скоро умчишься куда подальше из этих краёв? Мой тебе совет: дают — бери!
— Пока мне ещё ничего предлагали, — чуть менее спокойно ответил Стегоман.
— Предлагать, когда не знаешь, примут ли твоё предложение? Что я, дура, что ли?
— А что толку от предложения и от согласия, если о том и о другом наутро пожалеешь? — парировал Стегоман. — Я слишком долго прожил среди людей, барышня, и слишком мало времени провёл среди себе подобных. Теперь для драконов я — чужак, и даже те из наших сородичей, что поначалу восхищаются мною, затем отдаляются от меня, понимая, что я мыслю не так, как подобает дракону.
Диметролас немного помолчала, потом спросила:
— И в чем же твои мысли другие, не такие, как у всего нашего чешуйчатого племени?
— Для меня стала слишком важна дружба, — ответил Стегоман. — О, драконы часто приятельствуют, но только ради собственного удобства. Ни один из драконов, будучи в здравом уме, не станет защищать никого, кроме своих сородичей из Свободного Племени. Всем им близки только те, кто с ними одной крови.
Диметролас подумала и сказала:
— Такое желание родства с себе подобными — не так уж дурно.
— Правда? Ты об этом судишь по собственному опыту?
— По опыту! — фыркнула дракониха. — При чем тут опыт! Родня есть родня. Неужто тебя высидели вдалеке от клана?
— Нет. Не высидели, — уклончиво ответил Стегоман.
Мэт мысленно восхищался тем, как его старый друг скрывает ту боль, которую у него должен был вызывать весь этот разговор.
— Ну, не родился же ты живым, как телёнок? — презрительно осведомилась Диметролас. — Хотя, пожалуй, если бы ты был быком или оленем, то, наверное, лучше бы понимал, как это важно: родство, потомство.
— Я понимаю, как важна дружба, — задумчиво проговорил Стегоман. — Случись со мной большая беда — мои сородичи придут мне на помощь. Но они мне не доверяют.
— Да что же ты им такого сделал? Может, ты им так же грубишь, как мне? Может, ты с ними так же заносчив и холоден? Да, ты на редкость дерзок и самовлюблен. Ты нетерпелив, ты любишь поучать других! Кем ты считаешь себя, а? Колдуном, что ли?
Мэт забеспокоился. Обозвать дракона колдуном — это было второе из самых страшных оскорблений. Злые колдуны для изготовления своих зелий пользовались драконьей кровью, а добыть её можно было, только убив драконьего детёныша. Единственным более страшным оскорблением были слова «охотник за детёнышами». Да, были такие люди — они выслеживали и убивали драконят ради их крови, которую потом продавали колдунам. В раннем детстве Стегоману довелось пережить крайне неприятную встречу с одним из таких охотников. Мэт затаил дыхание и приготовился к тому, что сейчас-то его друг уж точно выйдет из себя.
Однако взрыва не воспоследовало. Стегоман ответил вот что:
— Я считаю себя драконом, который дружит с магом, и если будет нужно, я готов пролить за него каплю-другую собственной крови.
— О, ты просто невыносим! — вскричала Диметролас. — Неужто у тебя нет ни гордости, ни чести? — Она разошлась не на шутку. — Это надо же — сказать такое! Он готов отдать свою кровь магу! Добровольно! Не так, чтобы у тебя её отняли колдовством, не так, чтобы ты пролил её в жестоком бою, — нет, ты готов отдать свою кровь трусливо и позорно, как какая-нибудь жалкая овца на бойне! Ты не дракон! Ты — людская домашняя зверушка!
— Я же говорил тебе, что я — чужой среди своих, — с убийственным спокойствием проговорил Стегоман.
— Нечего этому дивиться, если ты якшаешься с магами! Уж тут ты прав: ни одна дракониха в здравом уме не пожелает иметь с тобой ничего общего! Ступай же своей дорогой, и пусть она никогда не пересечётся с моей!
Диметролас подпрыгнула, ожесточённо замахала крыльями и умчалась прочь, во мрак ночи.
Стегоман неподвижно сидел на вершине холма.
Мэт ждал, что уж теперь-то дракон непременно взорвётся. После такой словесной перепалки Стегоману по идее обязательно следовало каким-то образом выпустить пар. Ещё удивительно, как он не выпустил пар — и не только пар — на Диметролас. Но Мэт хорошо понимал, что именно сейчас ему к Стегоману лучше не соваться.
Но он опять ошибся. В ночной тишине послышался голос дракона — тихий, спокойный, печальный и даже, как ни странно, нежный.
— Мэтью?
— А? Что, Стегоман? — отозвался Мэт.
— Ты слышал?
— Ну… Доносило кое-что ветром, и…
— Что тебе ещё оставалось — конечно, ты все слышал. Понятно.
Мэт вдохнул поглубже:
— На мой взгляд, ты мастерски сохранял спокойствие.
— Но разве спокойствия она ждала от меня? — грустно спросил Стегоман. — Не ожидала ли она хотя искорки страсти — пусть бы даже эта страсть проявилась в злости?
Мэт ответил, старательно подбирая слова:
— Быть может, ей этого хотелось, но злостью ты бы мог напугать её, и тогда она бы на тебя напала.
— Если так, то я ничем не мог ей помочь, — горько вздохнул Стегоман. — Моё спокойствие привело её в отчаяние, а злость её испугала бы.
— Ну, вообще-то ты мог бы, конечно, одарить её парой-тройкой комплиментов.
Стегоман немного помолчал и сказал:
— Пожалуй. Но разве это не показалось бы странным?
— О, я думаю, она нисколько не возражала бы.
— Наверное, ты прав. — Стегоман ещё помолчал и задумчиво спросил: — А она так рассердилась только из-за того, что я не говорил ей комплиментов? Или из-за того, что я повёл себя слишком странно, слишком пугающе?
— Думаю, последнее несколько ближе к истине. Ты слишком осторожничал насчёт своего прошлого.
— «Осторожничал»! — фыркнул Стегоман. — А она мне о своём прошлом хоть слово сказала?
— Нет, не сказала, но покуда она будет пребывать в неведении относительно твоей жизни, она не доверит тебе своих тайн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118