— Он закрыл глаза, откинулся на сено и вдруг стал как бы намного старше. — Потому, — устало проговорил он, — что мне больше некуда идти. Какие бы они ни были грубые и жестокие, они — моя семья. Как бы я смог жить без них?
— Куда как лучше, чем живёшь теперь, — с горечью произнесла Балкис. — Поспи, поспи, пусть твои раны затянутся.
Она снова запела, и Антоний закрыл глаза. Балкис вдруг подумала о том, что могла бы вплести в колыбельную ещё одно заклинание, и тогда, проснувшись, Антоний был бы влюблён в неё…
Нет! Балкис умолкла и рассердилась на себя. Зачем ей это было нужно — чтобы он полюбил её? Допустим, он полюбит её, но что в этом будет хорошего, когда она будет понимать, что это — всего лишь действие приворотных чар? «Подожди, — сказала она себе. — Дождись настоящей любви».
«А что, если это и есть настоящая любовь?» — спросил внутренний голос. Балкис не смогла ответить на этот вопрос и вновь запела колыбельную. Антоний стал дышать ровнее и спокойнее. Убедившись в том, что он крепко спит, Балкис провела мокрым платком по тем царапинам, которые ещё не успела протереть, затем расстелила платок на сене для просушки, забралась под плащ, прижалась к Антонию. «Чтобы согреться», — уговорила она себя. И все же она не удержалась и потрогала крепкий бицепс Антония, провела рукой по его груди — и отдёрнула руку, будто обожглась. Балкис закрыла глаза, велела себе спать, но продолжала думать о мужчине, что лежал рядом с нею, и сон не шёл к ней.
Проснувшись, Балкис увидела прямо перед глазами нити домотканого полотна и удивлённо уставилась на эту ткань, гадая, откуда она взялась. Она приподняла голову — и все события вчерашней ночи всколыхнулись в памяти. Антоний смотрел на неё — и Балкис испугалась, но в его взгляде были только нежность и восхищение. И все же девушку вновь обдало волной жара, и это чувство было и пугающим, и прекрасным одновременно.
Внизу замычали коровы.
Радуясь тому, что неловкое молчание прервано, Балкис спросила:
— Тебе не пора их подоить?
— Они могут и подождать немного, — ответил Антоний. — Только-только рассвело, а солнце взойдёт через час.
— Почему ты так смотришь? — резковато спросила Балкис, недовольная собой из-за того волнения, что сильнее овладевало ею. — Женщин ни разу не видел?
— Видел, но редко, — признался Антоний. — Это случается только тогда, когда мы спускаемся в город, на ярмарку — после урожая и весной, когда сходит снег. Но мне никогда не доводилось видеть такой хорошенькой девушки, как ты.
Это было сказано спокойно, без тени лести, а Балкис все же затрепетала, но сумела усмехнуться и проговорила:
— Если бы ты видел больше девушек, я бы не показалась тебе красавицей.
— О, не думай так, — покачал головой Антоний. — Я бы все равно решил, что ты красива, потому что это так и есть.
Балкис посмотрела ему в глаза и поняла, что он не лжёт. Она заставила себя отвернуться, подумав о том, что Антоний — воплощённая наивность.
— Наверняка того и гляди явятся твои братья, чтобы вывести скот.
— До восхода солнца они не придут, — возразил Антоний. — Зимой только я встаю в такую рань.
Балкис повернула голову и устремила на него возмущённый взгляд, но заставила себя улыбнуться.
— Неудивительно, что ты не смеешь уйти. Как они только обойдутся без тебя?
Антоний в тревоге взглянул в сторону двери. У Балкис сердце ёкнуло — она и не думала, что он примет её слова всерьёз, и сама ответила на заданный вопрос:
— Но ведь, с другой стороны, покуда ты был маленький, каждый из братьев, в свою очередь, должен был научиться доить коров. Верно?
— Верно, — подтвердил Антоний. — Но они так давно этим не занимались…
— А я уверена: этот навык не забывается.
Антоний с улыбкой посмотрел на неё:
— А ты хоть раз доила корову?
— Доила, — ответила Балкис и вспомнила о своих приёмных родителях, о корове по кличке Пеструшка. — Не сомневаюсь, у меня бы получилось. — Она приподнялась и села. — Если хочешь, я подою коров за тебя — ты, наверное, ещё слишком слаб.
— Нет! — воскликнул Антоний. — У тебя такие чудесные, нежные руки, не стоит их пачкать! Да и чувствую я себя неплохо. — Он потянулся и встал. Пошевелил руками, удивлённо посмотрел на них.
— Да мне совсем хорошо! Как же так? Братья меня отколотили на славу, а прежде я никогда так быстро в себя не приходил!
Но тут он вспомнил о способности Балкис менять обличье и устремил на неё взгляд, полный восторга и страха.
— Да, я кое-что смыслю в волшебстве, — призналась девушка. — Вчера на ночь я тебе спела песню, и в ней было целительное заклинание.
— Ну тогда, — с усмешкой проговорил Антоний, — ты должна знать, что я вполне здоров и сам могу заняться дойкой.
— Ну ладно, — буркнула Балкис и направилась к лесенке. — Если так, то я тебе только помогу.
— Нет! — встревоженно вскричал Антоний. — Что, если тебя увидят мои братья?
Его искренняя забота тронула сердце Балкис, но она насмешливо отозвалась:
— А всего минуту назад ты меня уверял, что они меня не увидят.
— Ну… да… но это если бы мы были на сеновале, — объяснил Антоний. — Тогда бы у тебя было время снова обратиться в кошку. — Сказал — и сам испугался. — Но и тогда они стали бы гоняться за тобой и мучить тебя!
— Хочешь сказать, что мне лучше уйти? — негромко спросила Балкис.
Антоний отвёл взгляд.
— Мне бы этого не хотелось — но тебе и вправду лучше уйти. Ради того, чтобы уцелеть, остаться в живых.
— Но тогда и тебе стоит уйти отсюда, — тихо вымолвила Балкис.
Глава 9
— Мне? — Антоний обернулся и испуганно посмотрел на Балкис. Но в его взгляде был не только испуг, но и удивление. — Но ведь они — моя семья!
— «Семья»! — презрительно фыркнула Балкис. — Хороша любовь в этой семье! Тебя только ругают, смеются над тобой, бьют и радуются, когда унизят тебя!
— В них есть и хорошее, — не решаясь смотреть Балкис в глаза, робко возразил Антоний.
— Если есть, то я этого не заметила. Ты уже не подросток, ты взрослый мужчина и мог бы пойти своей дорогой в жизни — а они… они вышвырнули тебя на мороз! Вправду, Антоний, я не понимаю, почему такому добросердечному человеку стоит оставаться и дальше терпеть побои и унижения.
— Но… Но куда я могу пойти? — растерянно проговорил Антоний и обвёл взглядом амбар. — Я простой крестьянин, больше я ни на что не гожусь. Вряд ли этого хватит для того, чтобы самому пробить себе дорогу в жизни.
— А я смогла, — гордо сказала Балкис. — Я была совсем маленькой, когда отправилась в путь с торговым караваном, а всего два года назад снова пустилась в странствия — когда умерли мои приёмные родители.
— Правда? — широко раскрыв глаза, спросил Антоний. — Но разве такой юной девушке было безопасно странствовать?
— Нет, опасно, — призналась Балкис. — Зато для кошки — не очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Куда как лучше, чем живёшь теперь, — с горечью произнесла Балкис. — Поспи, поспи, пусть твои раны затянутся.
Она снова запела, и Антоний закрыл глаза. Балкис вдруг подумала о том, что могла бы вплести в колыбельную ещё одно заклинание, и тогда, проснувшись, Антоний был бы влюблён в неё…
Нет! Балкис умолкла и рассердилась на себя. Зачем ей это было нужно — чтобы он полюбил её? Допустим, он полюбит её, но что в этом будет хорошего, когда она будет понимать, что это — всего лишь действие приворотных чар? «Подожди, — сказала она себе. — Дождись настоящей любви».
«А что, если это и есть настоящая любовь?» — спросил внутренний голос. Балкис не смогла ответить на этот вопрос и вновь запела колыбельную. Антоний стал дышать ровнее и спокойнее. Убедившись в том, что он крепко спит, Балкис провела мокрым платком по тем царапинам, которые ещё не успела протереть, затем расстелила платок на сене для просушки, забралась под плащ, прижалась к Антонию. «Чтобы согреться», — уговорила она себя. И все же она не удержалась и потрогала крепкий бицепс Антония, провела рукой по его груди — и отдёрнула руку, будто обожглась. Балкис закрыла глаза, велела себе спать, но продолжала думать о мужчине, что лежал рядом с нею, и сон не шёл к ней.
Проснувшись, Балкис увидела прямо перед глазами нити домотканого полотна и удивлённо уставилась на эту ткань, гадая, откуда она взялась. Она приподняла голову — и все события вчерашней ночи всколыхнулись в памяти. Антоний смотрел на неё — и Балкис испугалась, но в его взгляде были только нежность и восхищение. И все же девушку вновь обдало волной жара, и это чувство было и пугающим, и прекрасным одновременно.
Внизу замычали коровы.
Радуясь тому, что неловкое молчание прервано, Балкис спросила:
— Тебе не пора их подоить?
— Они могут и подождать немного, — ответил Антоний. — Только-только рассвело, а солнце взойдёт через час.
— Почему ты так смотришь? — резковато спросила Балкис, недовольная собой из-за того волнения, что сильнее овладевало ею. — Женщин ни разу не видел?
— Видел, но редко, — признался Антоний. — Это случается только тогда, когда мы спускаемся в город, на ярмарку — после урожая и весной, когда сходит снег. Но мне никогда не доводилось видеть такой хорошенькой девушки, как ты.
Это было сказано спокойно, без тени лести, а Балкис все же затрепетала, но сумела усмехнуться и проговорила:
— Если бы ты видел больше девушек, я бы не показалась тебе красавицей.
— О, не думай так, — покачал головой Антоний. — Я бы все равно решил, что ты красива, потому что это так и есть.
Балкис посмотрела ему в глаза и поняла, что он не лжёт. Она заставила себя отвернуться, подумав о том, что Антоний — воплощённая наивность.
— Наверняка того и гляди явятся твои братья, чтобы вывести скот.
— До восхода солнца они не придут, — возразил Антоний. — Зимой только я встаю в такую рань.
Балкис повернула голову и устремила на него возмущённый взгляд, но заставила себя улыбнуться.
— Неудивительно, что ты не смеешь уйти. Как они только обойдутся без тебя?
Антоний в тревоге взглянул в сторону двери. У Балкис сердце ёкнуло — она и не думала, что он примет её слова всерьёз, и сама ответила на заданный вопрос:
— Но ведь, с другой стороны, покуда ты был маленький, каждый из братьев, в свою очередь, должен был научиться доить коров. Верно?
— Верно, — подтвердил Антоний. — Но они так давно этим не занимались…
— А я уверена: этот навык не забывается.
Антоний с улыбкой посмотрел на неё:
— А ты хоть раз доила корову?
— Доила, — ответила Балкис и вспомнила о своих приёмных родителях, о корове по кличке Пеструшка. — Не сомневаюсь, у меня бы получилось. — Она приподнялась и села. — Если хочешь, я подою коров за тебя — ты, наверное, ещё слишком слаб.
— Нет! — воскликнул Антоний. — У тебя такие чудесные, нежные руки, не стоит их пачкать! Да и чувствую я себя неплохо. — Он потянулся и встал. Пошевелил руками, удивлённо посмотрел на них.
— Да мне совсем хорошо! Как же так? Братья меня отколотили на славу, а прежде я никогда так быстро в себя не приходил!
Но тут он вспомнил о способности Балкис менять обличье и устремил на неё взгляд, полный восторга и страха.
— Да, я кое-что смыслю в волшебстве, — призналась девушка. — Вчера на ночь я тебе спела песню, и в ней было целительное заклинание.
— Ну тогда, — с усмешкой проговорил Антоний, — ты должна знать, что я вполне здоров и сам могу заняться дойкой.
— Ну ладно, — буркнула Балкис и направилась к лесенке. — Если так, то я тебе только помогу.
— Нет! — встревоженно вскричал Антоний. — Что, если тебя увидят мои братья?
Его искренняя забота тронула сердце Балкис, но она насмешливо отозвалась:
— А всего минуту назад ты меня уверял, что они меня не увидят.
— Ну… да… но это если бы мы были на сеновале, — объяснил Антоний. — Тогда бы у тебя было время снова обратиться в кошку. — Сказал — и сам испугался. — Но и тогда они стали бы гоняться за тобой и мучить тебя!
— Хочешь сказать, что мне лучше уйти? — негромко спросила Балкис.
Антоний отвёл взгляд.
— Мне бы этого не хотелось — но тебе и вправду лучше уйти. Ради того, чтобы уцелеть, остаться в живых.
— Но тогда и тебе стоит уйти отсюда, — тихо вымолвила Балкис.
Глава 9
— Мне? — Антоний обернулся и испуганно посмотрел на Балкис. Но в его взгляде был не только испуг, но и удивление. — Но ведь они — моя семья!
— «Семья»! — презрительно фыркнула Балкис. — Хороша любовь в этой семье! Тебя только ругают, смеются над тобой, бьют и радуются, когда унизят тебя!
— В них есть и хорошее, — не решаясь смотреть Балкис в глаза, робко возразил Антоний.
— Если есть, то я этого не заметила. Ты уже не подросток, ты взрослый мужчина и мог бы пойти своей дорогой в жизни — а они… они вышвырнули тебя на мороз! Вправду, Антоний, я не понимаю, почему такому добросердечному человеку стоит оставаться и дальше терпеть побои и унижения.
— Но… Но куда я могу пойти? — растерянно проговорил Антоний и обвёл взглядом амбар. — Я простой крестьянин, больше я ни на что не гожусь. Вряд ли этого хватит для того, чтобы самому пробить себе дорогу в жизни.
— А я смогла, — гордо сказала Балкис. — Я была совсем маленькой, когда отправилась в путь с торговым караваном, а всего два года назад снова пустилась в странствия — когда умерли мои приёмные родители.
— Правда? — широко раскрыв глаза, спросил Антоний. — Но разве такой юной девушке было безопасно странствовать?
— Нет, опасно, — призналась Балкис. — Зато для кошки — не очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118