крыса хорошо выбрала место, где прогрызть дыру. Балкис бесшумно покинула своё убежище. Её сердечко часто билось от страха, но она все же прокралась вдоль стены, прячась за стульями и столом, и вот наконец ей осталось преодолеть последние несколько шагов, отделявших её от табурета, на котором сидел Антоний. Балкис проворно пробежала к табурету, разместилась так, чтобы её не видели остальные, и ласково потёрлась о лодыжку юноши.
Она сразу почувствовала, как её друг напрягся, — но понадеялась, что он не вскочит и не перевернёт табурет, решив, что к нему подбежала крыса.
Но Антоний не ошибся: он слишком хорошо знал повадки животных. Он опустил руку — как бы небрежно, устало, но Балкис сразу поняла этот знак и потёрлась головой о тыльную сторону его ладони. Антоний провёл пальцами по её шёрстке, и кошка задрожала от удовольствия. Разные чувства владели ею. О да, она была заблудившейся, бродячей кошкой, которой так хотелось, чтобы кто-то её обогрел и приласкал. А Антоний был её другом, которому тоже была нужна её поддержка и забота.
Но хотя… Если ему и была нужна поддержка, все равно он боялся за свою подружку. Когда один из братьев стал рассуждать о храбрости Рустама, решившегося выйти на бой с противником, намного превосходившим его силой, Антоний возразил:
— Может, так и было, Моти. Но могло быть и так, что отваги у Рустама было больше, чем разума. Будь он благоразумен, он бы сообразил ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ, ГДЕ БЫЛО БЕЗОПАСНО.
— Вот-вот, — осклабился Моти. — Ну чего ещё ждать от сосунка?
А Барадур обратил внимание на то, как Антоний подчеркнул последние слова и нахмурился.
— Как-то ты это странно сказал, чистюля. Уж не затаил ли чего?
Его взгляд скользнул к руке Антония. Тот проворно положил руку на колено, но опоздал.
— Что ты там прячешь под табуреткой? — гаркнул старший брат, вскочил и подошёл к Антонию, наклонился и заглянул под табурет.
Антоний повернулся и уязвленно проговорил:
— Как ты мог подумать, что я что-то прячу от тебя, братец?
— И точно, прячешь! — воскликнул Моти, присел на корточки, ухватил Балкис за загривок и вытащил из-под табуретки. При этом Балкис стукнулась головой о сиденье, и у неё поплыло перед глазами. Моти с победным воплем поднял её.
Балкис пыталась вырваться, она попробовала царапнуть Моти, но тот, судя по всему, прежде мучил кошек. Он держал Балкис обеими руками, да так, что она не могла дотянуться когтями до его запястий.
— Гляньте, братцы! — кричал Моти. — Антоний себе дружка приволок!
Братья радостно вскричали и сбежались к Моти, чтобы начать новую, жестокую игру.
Глава 8
— Ты что же, подкармливал её под столом? — грозно вопросил отец.
— Ой, гляньте! — возопил Моти. — Да это девка! Не дружок, а подружка! Подружка Антония!
— Антоний — кошачий угодник! — осклабился Кемаль — так, что его слова прозвучали двусмысленно.
— Отпусти её, она будет ловить крыс! — вскричал Антоний. — Отпусти! — Он бросился к Моти, хотел забрать у него кошку, но тот отбежал и издевательски воскликнул:
— Хочешь взять её? Ну тогда поймай!
И он перебросил кошку Барадару.
Балкис испуганно мяукнула, попробовала развернуться на лету, но Барадур ухватил её за хвост. Жуткая боль сковала позвоночник кошки. Она взвизгнула, фыркнула, расставила в стороны передние лапы, выпустила когти. Барадур захохотал:
— Ага! Наш младшенький хочет поиграть в мячик! Давай поиграем. Поберегись! — крикнул он и раскрутил кошку за хвост. — Лови, Моти!
Антоний бросился на Барадура, тот ударился о стену, разжал пальцы, и Балкис обрела свободу. Она бросилась к крысиной норе, но налетела на чьи-то ноги. Грубые руки потянулись к ней, зазвучали жестокие крики, но все же ей удалось добраться до отверстия норы. Она уже наполовину скрылась в норе, когда кто-то из братьев схватил её за хвост. Балкис развернулась и цапнула обидчика за руку. Тот резко отдёрнул руку и взвыл от боли.
— Вот сучка! Поглядите, как она меня цапнула!
Конечно, он был не прав, обозвав Балкис «сучкой» — она не была собакой, да и стервой тоже не была, но она не собиралась объяснять человеку его ошибку, тем более что остальные на её Укус особого внимания не обратили. Они были заняты другим. Балкис услышала крики и звуки ударов. Осмелившись выглянуть из норы, она увидела, как братья размахивают кулаками. Но вот один из старших отлетел к стене, и Балкис увидела Антония, глаза которого яростно сверкали. Он развернулся и три раза подряд резко ударил Филиппа. Тот попятился, зашатался и упал, а Антоний уже повернулся к Кемалю, но тут к нему сзади подскочил Барадур и схватил за руки. Барадур издал победный вопль, рванул Антония на себя, а Кемаль принялся жестоко избивать младшего брата.
Моти и Филипп валялись на полу, сжимали головы руками и стонали. Они бормотали что-то насчёт того, как здорово Антоний дерётся, если его разозлить. Балкис смотрела и не верила собственным глазам. Она гадала, почему отец не прекратит избиение Антония, но отец только стоял рядом и мрачно и довольно кивал.
— Ты запомнишь, где твоё место, Антоний, — процедил он сквозь зубы, — и больше никогда не посмеешь поднять руку на братьев! — Он повернулся к тем двоим, что лежали на полу. — Ну-ка поднимайтесь, хватит валяться. Можете отомстить ему — по очереди. Проучите своего младшего братца!
«Сколько же можно, — возмущённо думала Балкис, — сколько можно издеваться над человеком!» Она гадала, сколько раз Антонию приходилось выносить побои и насмешки, и восхищалась его выдержкой.
Средние братья, пошатываясь, поднялись с пола и хмуро шагнули к своей жертве. Кемаль, одарив Антония своей порцией ударов, отошёл в сторону. Барадур по-прежнему держал Антония за руки, а тот только стонал, но не кричал от боли и не просил пощады. Но это, похоже, только сильнее злило братьев, и они пуще прежнего колотили Антония.
Балкис попятилась, трепеща от страха и гнева. Никто бы её не услышал, если бы она взялась увещевать этих жестоких людей. Ей хватило ума не превратиться в девушку у них на глазах — это уж точно не спасло бы её друга. И все же…
Хватит, хватит издеваться!
Пусть удары обратятся
Против вас самих, нахалы!
Отпустите…
Балкис умолкла. Она никак не могла придумать рифму, хотя знала, что хочет сказать, но слова никак не складывались в нужную фразу, не слушались ритма. И чем отчаяннее Балкис старалась сочинить последнюю строку, тем упорнее она ей не давалась. Кошка-девушка обречённо обшаривала память, пыталась припомнить какое-нибудь знакомое стихотворение…
Тщетно. Она опоздала. Избиение закончилось, отец открыл дверь нараспашку, и братья, подтащив Антония к порогу, вышвырнули его во двор. Юноша упал лицом в снег. Отец встал на пороге и грозно прокричал:
— Убирайся прочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Она сразу почувствовала, как её друг напрягся, — но понадеялась, что он не вскочит и не перевернёт табурет, решив, что к нему подбежала крыса.
Но Антоний не ошибся: он слишком хорошо знал повадки животных. Он опустил руку — как бы небрежно, устало, но Балкис сразу поняла этот знак и потёрлась головой о тыльную сторону его ладони. Антоний провёл пальцами по её шёрстке, и кошка задрожала от удовольствия. Разные чувства владели ею. О да, она была заблудившейся, бродячей кошкой, которой так хотелось, чтобы кто-то её обогрел и приласкал. А Антоний был её другом, которому тоже была нужна её поддержка и забота.
Но хотя… Если ему и была нужна поддержка, все равно он боялся за свою подружку. Когда один из братьев стал рассуждать о храбрости Рустама, решившегося выйти на бой с противником, намного превосходившим его силой, Антоний возразил:
— Может, так и было, Моти. Но могло быть и так, что отваги у Рустама было больше, чем разума. Будь он благоразумен, он бы сообразил ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ, ГДЕ БЫЛО БЕЗОПАСНО.
— Вот-вот, — осклабился Моти. — Ну чего ещё ждать от сосунка?
А Барадур обратил внимание на то, как Антоний подчеркнул последние слова и нахмурился.
— Как-то ты это странно сказал, чистюля. Уж не затаил ли чего?
Его взгляд скользнул к руке Антония. Тот проворно положил руку на колено, но опоздал.
— Что ты там прячешь под табуреткой? — гаркнул старший брат, вскочил и подошёл к Антонию, наклонился и заглянул под табурет.
Антоний повернулся и уязвленно проговорил:
— Как ты мог подумать, что я что-то прячу от тебя, братец?
— И точно, прячешь! — воскликнул Моти, присел на корточки, ухватил Балкис за загривок и вытащил из-под табуретки. При этом Балкис стукнулась головой о сиденье, и у неё поплыло перед глазами. Моти с победным воплем поднял её.
Балкис пыталась вырваться, она попробовала царапнуть Моти, но тот, судя по всему, прежде мучил кошек. Он держал Балкис обеими руками, да так, что она не могла дотянуться когтями до его запястий.
— Гляньте, братцы! — кричал Моти. — Антоний себе дружка приволок!
Братья радостно вскричали и сбежались к Моти, чтобы начать новую, жестокую игру.
Глава 8
— Ты что же, подкармливал её под столом? — грозно вопросил отец.
— Ой, гляньте! — возопил Моти. — Да это девка! Не дружок, а подружка! Подружка Антония!
— Антоний — кошачий угодник! — осклабился Кемаль — так, что его слова прозвучали двусмысленно.
— Отпусти её, она будет ловить крыс! — вскричал Антоний. — Отпусти! — Он бросился к Моти, хотел забрать у него кошку, но тот отбежал и издевательски воскликнул:
— Хочешь взять её? Ну тогда поймай!
И он перебросил кошку Барадару.
Балкис испуганно мяукнула, попробовала развернуться на лету, но Барадур ухватил её за хвост. Жуткая боль сковала позвоночник кошки. Она взвизгнула, фыркнула, расставила в стороны передние лапы, выпустила когти. Барадур захохотал:
— Ага! Наш младшенький хочет поиграть в мячик! Давай поиграем. Поберегись! — крикнул он и раскрутил кошку за хвост. — Лови, Моти!
Антоний бросился на Барадура, тот ударился о стену, разжал пальцы, и Балкис обрела свободу. Она бросилась к крысиной норе, но налетела на чьи-то ноги. Грубые руки потянулись к ней, зазвучали жестокие крики, но все же ей удалось добраться до отверстия норы. Она уже наполовину скрылась в норе, когда кто-то из братьев схватил её за хвост. Балкис развернулась и цапнула обидчика за руку. Тот резко отдёрнул руку и взвыл от боли.
— Вот сучка! Поглядите, как она меня цапнула!
Конечно, он был не прав, обозвав Балкис «сучкой» — она не была собакой, да и стервой тоже не была, но она не собиралась объяснять человеку его ошибку, тем более что остальные на её Укус особого внимания не обратили. Они были заняты другим. Балкис услышала крики и звуки ударов. Осмелившись выглянуть из норы, она увидела, как братья размахивают кулаками. Но вот один из старших отлетел к стене, и Балкис увидела Антония, глаза которого яростно сверкали. Он развернулся и три раза подряд резко ударил Филиппа. Тот попятился, зашатался и упал, а Антоний уже повернулся к Кемалю, но тут к нему сзади подскочил Барадур и схватил за руки. Барадур издал победный вопль, рванул Антония на себя, а Кемаль принялся жестоко избивать младшего брата.
Моти и Филипп валялись на полу, сжимали головы руками и стонали. Они бормотали что-то насчёт того, как здорово Антоний дерётся, если его разозлить. Балкис смотрела и не верила собственным глазам. Она гадала, почему отец не прекратит избиение Антония, но отец только стоял рядом и мрачно и довольно кивал.
— Ты запомнишь, где твоё место, Антоний, — процедил он сквозь зубы, — и больше никогда не посмеешь поднять руку на братьев! — Он повернулся к тем двоим, что лежали на полу. — Ну-ка поднимайтесь, хватит валяться. Можете отомстить ему — по очереди. Проучите своего младшего братца!
«Сколько же можно, — возмущённо думала Балкис, — сколько можно издеваться над человеком!» Она гадала, сколько раз Антонию приходилось выносить побои и насмешки, и восхищалась его выдержкой.
Средние братья, пошатываясь, поднялись с пола и хмуро шагнули к своей жертве. Кемаль, одарив Антония своей порцией ударов, отошёл в сторону. Барадур по-прежнему держал Антония за руки, а тот только стонал, но не кричал от боли и не просил пощады. Но это, похоже, только сильнее злило братьев, и они пуще прежнего колотили Антония.
Балкис попятилась, трепеща от страха и гнева. Никто бы её не услышал, если бы она взялась увещевать этих жестоких людей. Ей хватило ума не превратиться в девушку у них на глазах — это уж точно не спасло бы её друга. И все же…
Хватит, хватит издеваться!
Пусть удары обратятся
Против вас самих, нахалы!
Отпустите…
Балкис умолкла. Она никак не могла придумать рифму, хотя знала, что хочет сказать, но слова никак не складывались в нужную фразу, не слушались ритма. И чем отчаяннее Балкис старалась сочинить последнюю строку, тем упорнее она ей не давалась. Кошка-девушка обречённо обшаривала память, пыталась припомнить какое-нибудь знакомое стихотворение…
Тщетно. Она опоздала. Избиение закончилось, отец открыл дверь нараспашку, и братья, подтащив Антония к порогу, вышвырнули его во двор. Юноша упал лицом в снег. Отец встал на пороге и грозно прокричал:
— Убирайся прочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118