— Нужно только дождаться, пока она закончит витьё кокона, — сказал Антоний. — А потом можно будет вернуться в оазис и спокойно отдохнуть. Покуда она будет спать в коконе, она не проголодается и не отправится на охоту.
Балкис согласно кивнула и стала зачарованно следить за гусеницей. Ни сеть, сплетённая саламандрой, ни сам кокон не горели, хотя пламя и окружало их. Даже после того, как гусеница, запечатав себя в кокон, заделала дырочку, пламя не погасло, но шёлковые нити, растянутые между пальмами, оберегали их стволы, не давали им воспламениться.
— А я-то все гадал, как же караванщики собирают те коконы, которые потом привозят на ярмарку, — проговорил Антоний. — Теперь понятно: они находят их в оазисах, что встречаются на их пути!
Балкис не отрывала глаз от огненного кокона.
— Неужели с каждым караваном странствует чародей, который чарами обезвреживает гусениц?
Антоний покачал головой.
— Возницы говорили мне, что саламандра становится неопасной, как только совьёт кокон. Чтобы убить её, нужно только погасить пламя. Потом купцы могут спокойно брать кокон и везти его на продажу.
Балкис широко раскрыла глаза.
— Вот теперь я узнаю эту штуковину! Я видела, как слуги из дворца покупали такие шёлковые «яйца» на рынке в Мараканде, когда приходили первые караваны с юга!
— На рынке в Мараканде? — воскликнул Антоний и устремил взгляд вдаль. Его воображение нарисовало ему волшебную картину. Он мотнул головой и спросил: — А зачем тамошним жителям нужны коконы?
— Они прядут шёлк, — объяснила Балкис. — Прядильщики осторожно сматывают нити из кокона на катушки, а потом отдают ткачам, и те изготавливают ткань.
— Ткань? Из коконов саламандры? — изумлённо воскликнул Антоний. — Неужто кому-то одежда из такой ткани нравится больше, чем та, что соткана из настоящего шелка? Торговцы показывали мне обычный шёлк — он очень красив!
— А такой ещё красивее, — заверила его Балкис. — Он прочнее, и его на удивление легко стирать! Когда нужно выстирать одежду, сотканную из такого шелка, слуги просто-напросто кладут её в огонь, и она становится как новенькая! Такая одежда настолько долговечна, что в семьях переходит из поколения в поколение. И не горит, само собой.
— Как же, наверное, чудесно у вас в Мараканде! — воскликнул Антоний с широко раскрытыми глазами. — Если там все носят одежды из такого шелка…
— Да не все, глупенький! — улыбнулась Балкис — Такая одежда стоит недёшево, и её носят только королевские особы и их приближённые.
— Значит, такое платье по карману только тем, кто живёт во Дворце? — разочарованно спросил Антоний, пожал плечами и посмотрел на север. — Все равно я мечтаю повидать Мараканду. Это ведь твоя родина, и там наверняка прекрасно. — Он усмехнулся. — А уж если там твой дом, то мне бы очень хотелось отвести тебя туда.
У Балкис стало тепло на сердце, и она улыбнулась, глядя прямо в глаза Антонию.
— Спасибо тебе, друг мой, — сказала она и сама удивилась, отчего это у неё дрогнул голос.
Антоний заметил это. Он улыбнулся шире, а глаза его так заблестели, что Балкис и обрадовалась, и испугалась одновременно, но чего испугалась больше, сказать не могла — то ли тех чувств, которые сама пробудила в Антонии, то ли тех, которые он пробудил в ней.
Антоний снова устремил взгляд на север.
— Эта страна лежит на севере — но далеко ли до неё?
Балкис пожала плечами:
— Не могу сказать. Знаю только, что зимою там гораздо, гораздо холоднее.
— Значит, идти нам несколько месяцев, не меньше, — грустно покачав головой, заключил Антоний. — И почему я никогда не спрашивал у караванщиков, сколько времени занимает путь до Мараканды? — сокрушённо проговорил он. — Я только интересовался, далеко ли это царство, а они всегда отвечали: «Далеко, очень далеко».
У Балкис засосало под ложечкой.
— Я не смею просить тебя уходить далеко от родных мест.
— Но ведь ты же посоветовала мне покинуть дом и искать счастья на чужбине, — напомнил ей Антоний.
Балкис стало немного обидно. Пусть это было правдой, но с его стороны, пожалуй, было не слишком вежливо напоминать ей об этом.
— Я ничего не говорила о том, что ты найдёшь своё счастье.
Это было сказано так резко, что Антоний оглянулся и понял свою ошибку.
— Но ты говорила о Мараканде, верно? И конечно же, моё счастье ждёт меня там!
Балкис пару секунд молча смотрела на него.
— Пожалуй, так и есть. Только, наверное, не счастье, а судьба.
— Если так, то в путь!
Балкис изумлённо покачала головой — так удивил её безграничный оптимизм Антония. Или вернее — его легкомысленное нежелание даже помышлять о неудаче. Как бы то ни было, он обещал стать приятным спутником, тем более что сама она была готова на все, лишь бы только вернуться в Мараканду.
— Непременно, — кивнула она. — Но давай все же будем останавливаться на отдых, когда нам выпадает такая возможность.
Они уселись рядом на берегу озерца. Антоний развязал бечёвку на горловине дорожного мешка и поделился с Балкис своими сомнениями:
— В Мараканде я буду чужим, никчёмным бедолагой. Стоит ли мне идти туда?
— Там гостеприимно принимают всех, лишь бы только не приходили с войной, — заверила его Балкис. — На праздники всегда приходят караваны паломников, желающих увидеть мощи святого Фомы.
— Святого Фомы? — изумлённо переспросил Антоний. — Фомы Неверующего? Того самого, который не желал поверить, что Господь воскрес из мёртвых, покуда не вложил пальцы в дыры, оставленные в Его ладонях гвоздями, покуда не коснулся раны на Его груди, пробитой копием?
— Да, тот самый, который, когда Господь явился перед ним, смиренно и стыдливо упал на колени, — с улыбкой подтвердила Балкис. — А ты не знал о том, что именно святой Фома принёс Святое Евангелие в Индию?
— И в Индию, и во все прочие страны Азии, — кивнул Антоний. — Но я не ведал, что его учение распространилось так далеко на север — до самой Мараканды.
— Он умер там, — сказала юноше Балкис. — И теперь его тело находится в дворцовой церкви. Святой Фома восседает на золотом троне, и тело его сохранилось нетленным — кажется, будто он просто спит. Но во время больших празднеств святой Фома оживает и проповедует в храме.
— Правда? — ошеломлённо прошептал Антоний, глаза у которого стали круглые и большие, как блюдца.
— Сама я этого не видела, — призналась Балкис. — Не люблю, когда вокруг много народа. — На самом деле она отлично понимала, чем вызван этот страх — он проистекал из её кошачьей природы, она боялась угодить кому-то под ноги. — Мне говорили, что святой причащает прихожан, но не даёт облатки неверующим.
— Поразительно! — воскликнул Антоний. — Моё семейство — христиане-несториане. Интересно, счёл ли бы святой нас неверующими?
Балкис попыталась скрыть удивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118