— Я готов вытерпеть грозу, — глубокомысленно изрёк Стегоман, — лишь бы потом выглянуло солнце. Любой предпочтёт славную погодку ненастью.
— Как знать — может быть, у Диметролас есть и свои плюсы, — предположил Мэт.
— Все может быть, — проворчал Стегоман. — Но только что-то я пока ничего положительного в ней не заметил.
— Ты пока слишком мало с ней знаком, — урезонил друга Мэт. — Возможно, она просто ещё не успела показать себя с хорошей стороны. Не уверен, что я — большой знаток драконских повадок, но все же, на мой взгляд, такое вероятно.
— Ты хорошо понимаешь, что такое дракон вне своего клана.
Тут Мэт призадумался.
— Ясно… Тогда, в тех горах, я подумал, что она — дозорная своего клана.
— Если это было так, то почему её сородичи не явились на её зов?
— Быть может, потому, что она их не звала? — предположил Мэт. — Допустим, она решила, что и сама с тобой управится.
— Ни один дозорный не повёл бы себя так, — заверил его Стегоман. — Завидев чужака, она должна была бы позвать целый отряд драконов.
— И если она этого не сделала…
— Значит, звать ей было некого, — мрачно резюмировал Стегоман. — Нет клана, который бы защитил её.
Мэт молчал, пытаясь представить Диметролас в роли изгнанницы.
— Ты же хорошо знаешь, что это такое — когда дракон летает один, — подсказал Стегоман.
— Да, знаю, потому что когда мы познакомились, ты сам был изгнанником, — ответил Мэт.
— Разве драконий клан изгнал бы Диметролас, если бы она на самом деле была доброй и славной и только с виду казалась скандалисткой и грубиянкой?
Мэт решил пока не сдаваться.
— Может быть масса причин для изгнания, помимо дурного характера.
— Угу, — саркастично буркнул Стегоман. — К примеру — полёты в пьяном состоянии, когда дракон одуревает от запаха собственного пламени.
— Или когда ты наполовину дракон, наполовину грифон, — кивнул Мэт.
— Как наш приятель Нарль? Это точно, — согласился Стегоман, однако голос его звучал грозно, и чувствовалось, что он недоговаривает: всякого дракона, совершившего преступление, достаточно серьёзное для того, чтобы приговором стало изгнание из клана, следовало опасаться и избегать. Такой дракон запросто мог кому угодно испортить жизнь и даже значительно сократить её.
Мэт мог бы сказать, что Диметролас не была похожа на убийцу или предательницу, но он был не дурак и догадывался, что этот разговор заставил Стегомана вспомнить о том, как он сам был несчастным изгоем с дырявыми, подпалёнными крыльями. Потом, правда, он вернулся к сородичам гордый, полный чувства собственного достоинства, но все же старая боль утихла не до конца и вряд ли могла когда-либо утихнуть. Мэт с ужасом осознал, что даже теперь, по прошествии десяти лет после триумфального возвращения Стегомана в родной клан, его друг страдает комплексом драконьей неполноценности — и как личность, и особенно — как мужчина.
Пора было помолчать и дать Стегоману самому сделать очевидный вывод.
Балкис и Антоний попрощались с пиконийцами и продолжили свой путь на север. Головы у них слегка кружились с похмелья. Пир был дан на славу, но, несмотря на количество выпитого вина, ни юноша, ни девушка не ударили лицом в грязь, не совершили никаких глупостей и сами задали гораздо больше вопросов, чем отвечали на вопросы хозяев, и вообще чаще слушали, чем говорили.
Пиконийцы, как оказалось, были людьми открытыми и хвастливыми и с большой охотой рассказывали о себе. На пиру Антоний и Балкис узнали многое о пиконийских традициях и истории и выпили немало вина. Ни разу они не испили чаши до дна, но чаши были уж очень велики, да и пир затянулся чуть не зари. Пиконийцам, в конце концов, было что отпраздновать, и они неустанно восхваляли Балкис и Антония и говорили о том, что если бы их избавители явились не утром, а к вечеру, то виноградник представлял бы собой весьма печальное зрелище.
Думая об этом теперь, Балкис содрогнулась.
— Какое счастье, — сказала она, — что мы вышли к винограднику вовремя и успели придумать заклинание! Если бы птицы уже набросились на людей и ягоды, мы могли бы так напугаться, что оробели бы и ничем не смогли помочь этим бедолагам!
— Это верно, — коротко откликнулся Антоний, сонно моргая.
— Нам нужен проводник, — с трудом подбирая слова, заметила Балкис, всеми силами стараясь заставить работать свой пропитанный вином мозг. — Хорошо бы, чтобы с нами странствовал кто-то, кто смог бы предупреждать нас о подобных опасностях заранее.
— Об опасностях вроде войны с птицами?
— Да нет же! Вроде этого пиконийского пира! Давай спросим в ближайшей деревне — не согласится ли кто пойти с нами.
Антоний показал спутнице небольшой бурдючок.
— Это мне король дал, — объяснил он. — Посоветовал выпить глоток, если голова уж слишком разболится. Не хочешь глотнуть?
Балкис опасливо посмотрела на бурдюк:
— А что там налито?
— Вино, которое пиконийцы уваривали до тех пор, покуда оно не стало втрое крепче того, которое мы пили на пиру. Вот почему и одного глотка хватит — так сказал староста. А ещё он сказал, что желательно наливать несколько капель этого вина в любую воду, которая нам покажется не слишком хорошей.
Балкис поёжилась.
— Если это вино ещё крепче того, от которого у меня так раскалывается голова, то убери его от меня подальше, Антоний! Может, воду оно и очищает, но мою кровь — навряд ли.
Чем дальше уходила на север странствующая пара, тем суше становилась земля. Плодородные поля сменялись обширными, поросшими травой степями, и эти степи тянулись до самого горизонта, насколько хватало глаз. Навстречу путникам издалека двигались какие-то маленькие точки. По мере приближения эти точки стали расти, и вскоре Балкис и Антоний разглядели антилоп и диких быков.
— Там, где живут поедатели травы, непременно есть и поедатели плоти, — философски заметил Антоний и заметно насторожился. — А хищникам все равно, чью плоть кушать.
— Я буду держать наготове заклинание, с помощью которого можно будет сомкнуть их челюсти, — пообещала Балкис и стала думать над соответствующим стишком.
Но прежде чем такой стишок успел понадобиться, степь сменилась речной долиной, поросшей деревьями и кустами, посреди которых сбились в кучку крестьянские домики. Антоний и Балкис очень обрадовались, разыскали тропку, что шла на спуск, и пошли по ней.
Когда они спустились в долину, Антоний нахмурился и огляделся по сторонам.
— Интересно… — проговорил он озадаченно. — Когда мы стояли наверху, перед нами открылась добрая половина долины, но я не заметил ни возделанных полей, ни сенокосных лугов, ни выпасов.
— Может быть, они как раз в той части долины, которую мы сверху не рассмотрели, — предположила Балкис. — Мы ведь видели деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118