Стоявший в дверях Ра увидел, как неможется девочке* клонит в сон. Он почувствовал, как знобит ребенка, будто внутри у нее заработал маленький холодильник. Он шагнул к постели, поднял завернутую в одеяло девочку вместе с куклой на руки.
— К врачу!
— Вы думаете...— у Айи слова застряли в горле.
— Нет времени рассуждать. Скорей! — Ра почти кричал.
— Вызовем «скорую помощь».
— А машины нет?
Женщина застыла на месте. Потом сообразила:
— Да, есть! Ээрик утром автобусом поехал, сказал, у них праздник будет.
— А Айн? — напомнил Ра.— Он не ел эти ягоды?
— Айн?.. Нет!
В тот раз я так же шел, с Юри на руках, сверкнуло у Ра в мозгу.
Тихо урча, из сарая выкатились задом желтые «Жигули». Держа одной рукой ребенка, Ра открыл дверцу, Айя усадила Айна в креслице, прикрепленное к заднему сиденью. Еще со двора не успели выехать, а малыш склонил головку и сладко уснул, подошло его время.
Алар молча помахал им вслед.
Время от времени Ра щупал Пилле лоб и прислушивался
к ее дыханию под одеялом. Лоб был не слишком горячий, дыхание тоже было нормальное. Возможно, он переборщил со своими опасениями. Но, увидев в зеркальце лицо Айи, он понял, как она встревожена. Как Уме, кольнуло в сердце.
Айя ехала не быстро, но довольно уверенно.
— Руки как не свои, давно не ездила,— сказала она в поселке, затормозив перед детьми, переходившими дорогу.— Когда-то и я из машины не вылезала. А Пилле родилась, Йоханнес сказал: теперь дома останешься. У меня душа зашлась: ты что командуешь, я тебе не тракторист какой- нибудь. Но он прав оказался. Работа, дом, едва справлялась. Потом свекровь умерла, дома никого не осталось, жизнь прижала.
Никогда прежде она столько не рассказывала о себе.
Теперь говорила, чтобы снять напряжение, страх унять как-нибудь.
— Я тоже смолоду о городе мечтала. Прямо заболела, когда в медучилище не попала, пришлось в сельхозтехникум идти. Опять этот овес, ячмень, трудодни. Всю жизнь одно и то же. У девицы и ум девичий. В молодые годы разве разберешься в смысле жизни...
У шоссе косили траву. В открытое окно машины веяло сладким запахом свежего сена. В смысле жизни! Как странно прозвучали эти слова погожим летним днем, средь залитой солнцем природы, в которой все так осмысленно. Но эта мысль его не успокоила. Не потому ли и сам он, на удивление товарищам по работе, отказался от надежной, хорошо оплачиваемой профессии и подался в город, чтобы понять смысл жизни, бытия, чтобы написать обо всем этом на бумаге?
И вот он, точно отец с больным ребенком на руках из «Лесного царя» Гёте, на пути, но не верхом, не темной ночью и не со своим ребенком, а все-таки на пути. На пути к смыслу жизни, мысленно добавил он и усмехнулся.
— Мне плохо...— прошептала Пилле из одеяла.
Ра вздрогнул. Действительность слишком уж стала походить на ту балладу.
Он вышел с ребенком из машины. Пилле вырвало, рвота была зеленоватого цвета.
Районный врач, смуглый, с тонким лицом, сказал:
— Купросан и метаксон. Вызывает сыпь, жар, тошноту. Действует не на всякого, больше на детей. На детей тоже неодинаково, зависит от степени чувствительности.
Он говорил много, его тихий дружеский голос действо
вал успокаивающе — и на мать, и на ребенка, и на писателя. От его длинного чернобородого лица, от всей его сухощавой строгой фигуры веяло добротой и уверенностью. Как шаман, заговаривающий боль, подумал Ра, вглядываясь в его морщинистое лицо.
Пилле поместили в изолятор. Врач присел к ней на край постели и сказал:
— Гляди-ка, кукла у тебя какая хорошая. Как ее зовут, можно узнать?
— Марика.
Ра заметил, как теперь, после всего пережитого, у Айи задрожали руки, когда она поправляла девочке одеяло.
— Ну вот видишь, Марика тут с тобой останется. Денька два-три тут побудешь. И мама останется, чтоб тебе скучно не было. Так что втроем останетесь здесь. Согласна?
— Да,— прошептала Пилле.
Айя тем временем позвонила мужу. Совещание у Йоханнеса уже кончалось, и через несколько минут он был на месте. Печально взглянул он на дочь и жену. Потом сказал дочке:
— Ну, мы сейчас с дядей Ра домой поедем, поможем Алару корову доить.
Девочка слабо улыбнулась:
— А ты умеешь?
— Ну, мы научимся,— улыбнулся агроном, неуклюже помахав жене и дочери.
Вытащив из «Жигулей» спящего Айна, он шагнул к своему газику, но вдруг остановился, поник, сморщился как от боли:
— Это же надо! С полным баком над самым домом пролетел, закрыть и не подумал! Ах, скотина!..
Ра сел в газик. Йоханнес переложил ему на руки сжавшегося в клубок спящего ребенка, снял с «Жигулей» зеркало и «дворники», сунул их на сиденье, запер дверцу и понес ключи Айе в палату. Вернулся, сел в газик и, положив руки на руль, какое-то время сидел молча.
Трое мужчин приехали домой. Самый маленький так и не проснулся с тех пор, как выехали отсюда.
Алар выбежал навстречу, открыл ворота.
— Что случилось? — спросил агроном, увидев испуганное лицо сына.
— Старая корова подохла.
— Бог дал, бог и взял. Траву опрыскали купросаном и метаксоном,— спокойным голосом сказал Йоханнес, будто речь шла о чем-то постороннем.— А молодая как?
— Вроде бы здорова.
— Вот, значит, как. Самолет с утра за людей и за скот принялся.
— Больно много их развелось,— мрачно ответил Алар.— А Пилле с мамой в больнице остались?
Йоханнес так же, как тогда у больницы, сидел, положив руки на руль, устремив взгляд куда-то в глубь себя.
— Да,— наконец ответил он.— В больнице обе. У Пилле отравление. Земляники опрысканной поела.
Ра уловил в голосе агронома легкий упрек — или ему показалось? — и поспешил сказать:
— И мы-то не подумали, что самолет мог все опрыскать. В кухне сидели, когда пролетел...
— Алар, пойди посмотри что пожевать, себе и дяде Ра, картошку свари,— распорядился Йоханнес.— Пойду погляжу, какой нам нанесли урон.
— Где же вам было уследить за всем, не ходить же сторожем, да и не было вас на месте.
— А кому до этого до всего дело? Вот шефы приедут, поддадут как следует, кто-то кого-то вилами ткнет в мягкое место, а виноват главный агроном: почему не проинструктировал, как с вилами обращаться, почему подписи не взял по технике безопасности...
— А летчик расписывался?
— Подпись есть. А отвечать мне придется.
Йоханнес развернул свой газик и уехал.
Было уже десять часов, агроном еще не вернулся, и они сами позвонили в больницу. Оттуда ответили, что Пилле пару часов назад отвезли в Тарту, у нее начались судороги.
— Как отсюда в Тарту позвонить? — спросил Ра. Алар сидел рядом на диване. Его большие светлые глаза потемнели от тревожного ожидания.
— Через районную станцию. Но сразу не дадут, ждать придется.
Но прежде чем дали разговор, из правления позвонил из своей комнаты Йоханнес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— К врачу!
— Вы думаете...— у Айи слова застряли в горле.
— Нет времени рассуждать. Скорей! — Ра почти кричал.
— Вызовем «скорую помощь».
— А машины нет?
Женщина застыла на месте. Потом сообразила:
— Да, есть! Ээрик утром автобусом поехал, сказал, у них праздник будет.
— А Айн? — напомнил Ра.— Он не ел эти ягоды?
— Айн?.. Нет!
В тот раз я так же шел, с Юри на руках, сверкнуло у Ра в мозгу.
Тихо урча, из сарая выкатились задом желтые «Жигули». Держа одной рукой ребенка, Ра открыл дверцу, Айя усадила Айна в креслице, прикрепленное к заднему сиденью. Еще со двора не успели выехать, а малыш склонил головку и сладко уснул, подошло его время.
Алар молча помахал им вслед.
Время от времени Ра щупал Пилле лоб и прислушивался
к ее дыханию под одеялом. Лоб был не слишком горячий, дыхание тоже было нормальное. Возможно, он переборщил со своими опасениями. Но, увидев в зеркальце лицо Айи, он понял, как она встревожена. Как Уме, кольнуло в сердце.
Айя ехала не быстро, но довольно уверенно.
— Руки как не свои, давно не ездила,— сказала она в поселке, затормозив перед детьми, переходившими дорогу.— Когда-то и я из машины не вылезала. А Пилле родилась, Йоханнес сказал: теперь дома останешься. У меня душа зашлась: ты что командуешь, я тебе не тракторист какой- нибудь. Но он прав оказался. Работа, дом, едва справлялась. Потом свекровь умерла, дома никого не осталось, жизнь прижала.
Никогда прежде она столько не рассказывала о себе.
Теперь говорила, чтобы снять напряжение, страх унять как-нибудь.
— Я тоже смолоду о городе мечтала. Прямо заболела, когда в медучилище не попала, пришлось в сельхозтехникум идти. Опять этот овес, ячмень, трудодни. Всю жизнь одно и то же. У девицы и ум девичий. В молодые годы разве разберешься в смысле жизни...
У шоссе косили траву. В открытое окно машины веяло сладким запахом свежего сена. В смысле жизни! Как странно прозвучали эти слова погожим летним днем, средь залитой солнцем природы, в которой все так осмысленно. Но эта мысль его не успокоила. Не потому ли и сам он, на удивление товарищам по работе, отказался от надежной, хорошо оплачиваемой профессии и подался в город, чтобы понять смысл жизни, бытия, чтобы написать обо всем этом на бумаге?
И вот он, точно отец с больным ребенком на руках из «Лесного царя» Гёте, на пути, но не верхом, не темной ночью и не со своим ребенком, а все-таки на пути. На пути к смыслу жизни, мысленно добавил он и усмехнулся.
— Мне плохо...— прошептала Пилле из одеяла.
Ра вздрогнул. Действительность слишком уж стала походить на ту балладу.
Он вышел с ребенком из машины. Пилле вырвало, рвота была зеленоватого цвета.
Районный врач, смуглый, с тонким лицом, сказал:
— Купросан и метаксон. Вызывает сыпь, жар, тошноту. Действует не на всякого, больше на детей. На детей тоже неодинаково, зависит от степени чувствительности.
Он говорил много, его тихий дружеский голос действо
вал успокаивающе — и на мать, и на ребенка, и на писателя. От его длинного чернобородого лица, от всей его сухощавой строгой фигуры веяло добротой и уверенностью. Как шаман, заговаривающий боль, подумал Ра, вглядываясь в его морщинистое лицо.
Пилле поместили в изолятор. Врач присел к ней на край постели и сказал:
— Гляди-ка, кукла у тебя какая хорошая. Как ее зовут, можно узнать?
— Марика.
Ра заметил, как теперь, после всего пережитого, у Айи задрожали руки, когда она поправляла девочке одеяло.
— Ну вот видишь, Марика тут с тобой останется. Денька два-три тут побудешь. И мама останется, чтоб тебе скучно не было. Так что втроем останетесь здесь. Согласна?
— Да,— прошептала Пилле.
Айя тем временем позвонила мужу. Совещание у Йоханнеса уже кончалось, и через несколько минут он был на месте. Печально взглянул он на дочь и жену. Потом сказал дочке:
— Ну, мы сейчас с дядей Ра домой поедем, поможем Алару корову доить.
Девочка слабо улыбнулась:
— А ты умеешь?
— Ну, мы научимся,— улыбнулся агроном, неуклюже помахав жене и дочери.
Вытащив из «Жигулей» спящего Айна, он шагнул к своему газику, но вдруг остановился, поник, сморщился как от боли:
— Это же надо! С полным баком над самым домом пролетел, закрыть и не подумал! Ах, скотина!..
Ра сел в газик. Йоханнес переложил ему на руки сжавшегося в клубок спящего ребенка, снял с «Жигулей» зеркало и «дворники», сунул их на сиденье, запер дверцу и понес ключи Айе в палату. Вернулся, сел в газик и, положив руки на руль, какое-то время сидел молча.
Трое мужчин приехали домой. Самый маленький так и не проснулся с тех пор, как выехали отсюда.
Алар выбежал навстречу, открыл ворота.
— Что случилось? — спросил агроном, увидев испуганное лицо сына.
— Старая корова подохла.
— Бог дал, бог и взял. Траву опрыскали купросаном и метаксоном,— спокойным голосом сказал Йоханнес, будто речь шла о чем-то постороннем.— А молодая как?
— Вроде бы здорова.
— Вот, значит, как. Самолет с утра за людей и за скот принялся.
— Больно много их развелось,— мрачно ответил Алар.— А Пилле с мамой в больнице остались?
Йоханнес так же, как тогда у больницы, сидел, положив руки на руль, устремив взгляд куда-то в глубь себя.
— Да,— наконец ответил он.— В больнице обе. У Пилле отравление. Земляники опрысканной поела.
Ра уловил в голосе агронома легкий упрек — или ему показалось? — и поспешил сказать:
— И мы-то не подумали, что самолет мог все опрыскать. В кухне сидели, когда пролетел...
— Алар, пойди посмотри что пожевать, себе и дяде Ра, картошку свари,— распорядился Йоханнес.— Пойду погляжу, какой нам нанесли урон.
— Где же вам было уследить за всем, не ходить же сторожем, да и не было вас на месте.
— А кому до этого до всего дело? Вот шефы приедут, поддадут как следует, кто-то кого-то вилами ткнет в мягкое место, а виноват главный агроном: почему не проинструктировал, как с вилами обращаться, почему подписи не взял по технике безопасности...
— А летчик расписывался?
— Подпись есть. А отвечать мне придется.
Йоханнес развернул свой газик и уехал.
Было уже десять часов, агроном еще не вернулся, и они сами позвонили в больницу. Оттуда ответили, что Пилле пару часов назад отвезли в Тарту, у нее начались судороги.
— Как отсюда в Тарту позвонить? — спросил Ра. Алар сидел рядом на диване. Его большие светлые глаза потемнели от тревожного ожидания.
— Через районную станцию. Но сразу не дадут, ждать придется.
Но прежде чем дали разговор, из правления позвонил из своей комнаты Йоханнес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40