Невежа, сказал маме Теодоре: на государственный счет в Германию, а Нягол в это время в тюрьме гниет, ну и докатился же наш братец... И то ли вагон подскочил, то ли сердце, защемленное виной перед старшим братом, увозимой вместе с мечтой по обетованной северной земле? Столько лет прошло с той поры, время вроде бы покрыло ее прахом забвения, но случались моменты, когда она вспыхивала внезапно, подобно угольку в старом кострище, но моменты эти, слава богу, проходили. Так было и в вечер братова юбилея. Теодор наблюдал замедленные движения его рук, открытое лицо с легким медным загаром, бывающим у людей, много времени проводящих под открытым небом, седоватый, но крепкий — да, было в старшем брате нечто от земли, и это как-то не вязалось с его писательством. Но ценили его именно как писателя, хотя и ощущалось за этим почтение к его боевой молодости. И правда, все было и прошло, и было-то так давно, что представляется ему дурным сном, но ведь было...
В то время они редко встречались в столичном городе, главным образом в воскресные дни, на обеде или на ужине, чтобы поболтать о том о сем. Однажды, он хорошо этот день помнит, они сидели за пивом и раками в какой-то пивной, подвыпивший Теодор похвалил немцев — наука, дескать, у них очень сильно двинулась вперед, к примеру химия, в их гимназию приехал учитель немецкого, чрезвычайно подготовленный и благородный человек, и тут старший брат поморщился, косо на него поглядел и процедил сквозь зубы, что от подобных оценок лучше бы воздержаться.
Приблизительно в это же время Нягол совершенно внезапно исчез, Теодор еще не успел понять, что случилось, как его вызвали в полицию на первый допрос, наполнивший его душу леденящим страхом. О чем только его не спрашивали, о мельчайших подробностях, настороженно и недоверчиво. Теодор перетрусил, ничего не соображал, отвечал путано, сдавленно, а в конце не выдержал и так разревелся в пустой комнате, что его должны были приводить в себя от удушья. После третьего допроса нового не последовало, только однажды явился в его квартиру мужчина в штатском со спокойными проницательными глазами. Сели поговорить, Теодор, сразу понявший, откуда этот пожилой уже человек, был поражен его осведомленностью насчет всей их семьи — имена, прошлое, имущественное положение и знакомства, упомянул и о заступничестве уважаемого полковника Тупарова, благодаря которому Теодор учится в элитарной гимназии, говорил о странном отказе брата Нягола от учебы в Граце и много чего еще. Посетитель отметил, что отец его лояльный торговец, похвалил ученолюбие Теодора и его дружбу с преподавателем немецкого языка господином Хене-сом, а также членство его в патриотической молодежной организации. К большому сожалению, добавил он, на семейство легло пятно из-за брата Нягола, поддавшегося большевистской пропаганде, но это лишь одна половина дела. Другая, не менее важная, зависит от поведения семьи, особенно от его, Теодорова, поведения, он должен попытаться хотя бы отчасти смыть позор. Мы, отечески произнес он, верим в вас, но будем следить за каждым вашим шагом, дабы убедиться, что не ошиблись. А пока что пускай Теодор расслабится, продолжает учение и не боится. Если вдруг случится какое-либо затруднение, денежное, душевное и прочее, самое же главное, если вдруг придут к нему незнакомые люди и заведут речь о брате, попросят о какой-нибудь наимельчайшей услуге или же станут интересоваться беседой в полиции, а то и сегодняшним разговором, он должен сохранить хладнокровие, ничего не сообщать, ответить, что спрашивали самые обычные вещи — имена, даты рождения и так далее, и в то же время найти способ незаметно подать знак хозяйке, ничего больше. И постараться хорошенько запомнить их лица, одежду, рост, голос и манеру разговаривать, особые приметы, если таковые имеются. И ждать следующего визита, с их или нашей стороны. Ничего больше, господин Няголов, от вас требуется спокойствие и абсолютное молчание. В противном же случае с вами будет поступлено, как с вашим братом, запомните это хорошенько.
Незнакомец распрощался с ним за руку и ушел так же тихо, как появился, а Теодор не спал целую ночь, дрожащий, в холодном поту. Старший брат Нягол — большевик? Невероятно. Он же умный и добрый, рассказы пишет, заботится о семье, часто заскакивает домой — как же возможно, чего он хочет? Он и вправду не понимал, для него самого все было абсолютно ясно: в этом несовершенном мире порядок могли навести только сильные и смелые люди, каковыми, бесспорно, являлись немцы. Ведь достаточно же взглянуть на них в городе, по вокзалам и поездам — их осанка, решительный взгляд, учтивость и аккуратность преданных своему делу людей.
Припомнилось прибытие в гимназию преподавателя немецкого языка и литературы, того самого господина Хенеса, упомянутого незнакомцем из полиции. Даже внешне безукоризнен — в одежде, в манерах. Он быстро заметил своего ученика, его усердие в овладении языком, оставался с ним после занятий, приносил пособия, а однажды, после прогулки по улицам, пригласил на чай в свою квартиру, и там Теодор окончательно убедился в его качествах. Потомственный интеллигент (еще дед его преподавал литературу и философию), Хенес поразил его глубиной познаний. Удивительным было и усердие его в изучении болгарского языка. Он ему показал письмо к своей знакомой из Пловдива, дрезденской стипендиатке, написанное по-болгарски. Слог упрощенный, зато ни одной грамматической ошибки. Такого безошибочного письма на немецком Теодор все еще не мог написать, это и подавляло его, и усиливало восхищение немцем, который через каких-то несколько месяцев сможет послать пловдивчанке не только грамматически выдержанное, но и содержательное письмо — он умел мыслить интересно. Говорил, например, что среди его родни нет членов официальной партии, национал-социалистской, что, еще начиная с дедушки, мужчины в его роду (про женщин говорить не стоит) избегали политики. Но с точки зрения некоторых кардинальных проблем человечества он, Хенес, присоединяется к национал-социализму как к доктрине, к его радикальному, как он выразился, реализму. Самые ранние цивилизации, растолковывал он, зародились в Азии и Африке, но они погибли среди песков и безводия, не оказав существенного влияния на развитие цивилизованного человечества. Влияние оказали античные общества, греческое, особенно римское. Объяснение простое: азиатские культуры — плоды перенаселенных и природно бедных районов, болезненные цветы, выросшие из тотальной безвыходности человека среди этой скудной жизненной среды — заметьте, говорил он, не жизненного пространства, а жизненной среды, нечто противоположное нашему. В то время как античные зародились и развивались сравнительно нормально, в своих естественных масштабах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108