Если он селки, разумеется.
– Селки и притом женщина.
– Ты хочешь девочку?
Дыхание Дилана стало глубоким и размеренным, как и у нее.
– Существует предсказание о появлении необычного ребенка, – сказал он. – О дочери в семье Атаргатис, которая изменит баланс сил между Небесами и Преисподней. Атаргатис была моей матерью. Если тебе суждено родить дочь, твою и мою, это будет ребенок по линии Атаргатис. Какой-то момент она обдумывала услышанное.
– Значит… мы на стороне Небес?
От этой мысли она почувствовала себя лучше. Немного лучше.
Дилан отвел взгляд.
– Не совсем так.
К ее горлу подступил комок.
– Как это «не совсем»? Тогда где же здесь наше место?
– Когда Бог создавал человека, элементали обсуждали его решение. Дети воздуха поддерживали его в этом, как и во всем другом. Дети огня – демоны – были против. Но большинство народов Первого Сотворения, дети земли и дети моря, пришли к выводу, что Его мудрость проявит себя со временем. Или не проявит. – Дилан улыбнулся, блеснув кончиками зубов. – В любом случае, они, то есть мы, решили удалиться в горы и глубины океана, пока человечество или докажет свою состоятельность, или уничтожит себя. Мы не приняли чью-либо сторону.
– Значит, вы поддерживаете нейтралитет. Как Швейцария.
– Мой народ – да.
Реджина уловила различие, которое он вложил в свои слона. Но за тонкой улыбкой она заметила тень смятения. Он не был таким уж независимым и безучастным, каким хотел казаться.
Она поняла это, и это дало ей надежду.
– А мой народ – люди, – сказала она. – И это означает, что мой ребенок по крайней мере наполовину человек.
– Все не так. Изменение не может быть частичным, – сообщил Дилан. – Ты либо человек, либо нет. Либо селки, либо нет. Ребенок будет кем-то одним.
Она слушала его холодные, сухие слова, видела жесткие, ссутулившиеся плечи. Ее сердце разрывалось от сочувствия, когда она думала о выборе, который сделала за него мать, о жестоких переживаниях мальчишки, каким он был, и об одиночестве мужчины, которым он стал. Но он ошибался.
– Это все чепуха, – сказала Реджина. – Семья есть семья.
Дилан приподнял бровь.
– Кровь гуще, чем вода?
Действительно, сможет ли она любить ребенка, которого носит, если он родится… не таким?
– Да, – беспечно ответила она.
– Как уверенно ты это говоришь! – усмехнулся Дилан. – И как слепо… Ты и в самом деле думаешь, что теперь, когда ты узнала, кто я, сможешь смотреть на меня теми же глазами, что и раньше? Я и мой брат – мы разные.
– Это точно, – пробормотала Реджина. – Он не такой псих.
Веселые искорки вспыхнули в его черных глазах.
– Что есть, то есть.
– И к тому же не он нашел меня. Он не мог меня спасти. Это сделал ты. Так что твои котиковые штучки оказались как нельзя кстати.
– Как Лесси, которая спасла Тимми из колодца, – сказал Дилан.
Реджина прищурилась. Она узнала этот язвительный, защитный тон. В конце концов, она тоже была матерью мальчика. Дилан был менее уверен, меньше контролировал себя и ситуацию, чем готов был признать. Одна ее часть хотела подбодрить его, как она поступала с Ником. Вторая же возмущалась от одной мысли об этом. Она была уставшей, избитой, она была беременна, и у нее болело горло. Он был здесь не потому, что он хотел этого, не потому, что хотел ее, а потому, что ребенок, которого она носила под сердцем, мог стать частью какой-то вселенской борьбы за власть. Если это будет селки и девочка…
А если не будет, он уйдет. И это значит, что она окажется в том же положении, что и раньше, и будет воспитывать своего ребенка, своих детей, снова одна.
Она отодвинулась от стола.
– Мне на десять к врачу.
– Я пойду с тобой, – мгновенно откликнулся он.
Делает вид, что заботится о ней. На самом деле это, конечно, не так…
Реджина не могла допустить, чтобы его предложение заставило ее подумать, что она может на него положиться.
– Я тебя туда не приглашаю. Но думаю, что сообщу тебе новости в случае, если врач сделает какие-то анализы. Или не сообщу.
– Ребенок зачат в человеческом облике. Он может стать человеком. В любом случае он родится человеком и будет им, пока не повзрослеет.
В тринадцать лет. Мысль о том, как она будет проводить подростка, наполовину человека – мальчика? девочку? – через период полового созревания, напугала ее. Как она с этим справится?
А как с этим справился Дилан?
– Отлично. – Она с трудом выдавила из себя улыбку. – Вот только не знаю, как объясню матери, почему рядом с детской кроваткой будет стоять садок для рыбы.
На его лице мелькнула тень. В глазах бушевала буря.
– Реджина…
Она плотнее укуталась в свою футболку.
– Не надо, не сейчас. Прошу тебя. Я… – Совсем без сил. Боюсь. Разбита. – ….иду спать. Увидимся утром.
Дилан смотрел на закрытую белую дверь в спальню Реджины. Она приняла его объяснения. Она готова смириться с его присутствием и защитой. Этого уже достаточно.
Он и не ожидал, что она будет искать его компании или его утешений. Всего за несколько недель он разрушил ее прежний мир, наполнил ее жизнь опасностями и пошатнул устои ее веры. Ей нужно время, чтобы восстановиться. Восстановиться и поспать. Ей нужен покой.
Он мог это понять. Разве не то же самое нужно и ему? Он хотел этого всегда. Никаких человеческих ожиданий, никаких запутанных и все усложняющих чувств. Вечно жить на воле, в море – с его бесконечной сменой настроений и постоянно меняющейся погодой, с его бесконечной сменой постоянно меняющихся сексуальных партнеров.
И неважно, что одна из тех, кого он хочет, только что ушла спать без него.
Он представил себе, как она раздевается, снимает мешковатую футболку и мягкие черные брюки, как укладывается под одеяло одна. Ему следовало быть там, с ней. Если бы он был там, он смог бы успокоить ее. Он мог бы обнять ее, ощутить всю плавность ее форм, всю ее нежную мягкость, почувствовал бы соленый вкус ее кожи и терпкость губ, он с силой вошел бы глубоко в нее, такую розовую, влажную, его…
Тяжело дыша, он остановил себя, смущенный тем, о чем думает, но все равно не перестал думать об этом.
Все-таки не его.
Он не был своим отцом, чтобы предъявлять права на другое живое существо. И не был своей матерью, чтобы ради секса принести в жертву свободу моря.
Он селки. И спит один на диване. Сегодня ночью, по крайней мере.
Успокоенный этими мыслями, он взял одеяло и в это мгновение услышал из комнаты Реджины мучительные всхлипывания.
Проклятье! Он бросил одеяло и подошел к двери.
Она лежала на боку спиной к нему, свернувшись калачиком, как ребенок. Ее темные волосы рассыпались по подушке. Он не видел ее лица или груди, только гладкое изящное плечо, бледный нежный затылок, плавный изгиб талии.
От пронзительного желания его затрясло.
Она вздрогнула и что-то забормотала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Селки и притом женщина.
– Ты хочешь девочку?
Дыхание Дилана стало глубоким и размеренным, как и у нее.
– Существует предсказание о появлении необычного ребенка, – сказал он. – О дочери в семье Атаргатис, которая изменит баланс сил между Небесами и Преисподней. Атаргатис была моей матерью. Если тебе суждено родить дочь, твою и мою, это будет ребенок по линии Атаргатис. Какой-то момент она обдумывала услышанное.
– Значит… мы на стороне Небес?
От этой мысли она почувствовала себя лучше. Немного лучше.
Дилан отвел взгляд.
– Не совсем так.
К ее горлу подступил комок.
– Как это «не совсем»? Тогда где же здесь наше место?
– Когда Бог создавал человека, элементали обсуждали его решение. Дети воздуха поддерживали его в этом, как и во всем другом. Дети огня – демоны – были против. Но большинство народов Первого Сотворения, дети земли и дети моря, пришли к выводу, что Его мудрость проявит себя со временем. Или не проявит. – Дилан улыбнулся, блеснув кончиками зубов. – В любом случае, они, то есть мы, решили удалиться в горы и глубины океана, пока человечество или докажет свою состоятельность, или уничтожит себя. Мы не приняли чью-либо сторону.
– Значит, вы поддерживаете нейтралитет. Как Швейцария.
– Мой народ – да.
Реджина уловила различие, которое он вложил в свои слона. Но за тонкой улыбкой она заметила тень смятения. Он не был таким уж независимым и безучастным, каким хотел казаться.
Она поняла это, и это дало ей надежду.
– А мой народ – люди, – сказала она. – И это означает, что мой ребенок по крайней мере наполовину человек.
– Все не так. Изменение не может быть частичным, – сообщил Дилан. – Ты либо человек, либо нет. Либо селки, либо нет. Ребенок будет кем-то одним.
Она слушала его холодные, сухие слова, видела жесткие, ссутулившиеся плечи. Ее сердце разрывалось от сочувствия, когда она думала о выборе, который сделала за него мать, о жестоких переживаниях мальчишки, каким он был, и об одиночестве мужчины, которым он стал. Но он ошибался.
– Это все чепуха, – сказала Реджина. – Семья есть семья.
Дилан приподнял бровь.
– Кровь гуще, чем вода?
Действительно, сможет ли она любить ребенка, которого носит, если он родится… не таким?
– Да, – беспечно ответила она.
– Как уверенно ты это говоришь! – усмехнулся Дилан. – И как слепо… Ты и в самом деле думаешь, что теперь, когда ты узнала, кто я, сможешь смотреть на меня теми же глазами, что и раньше? Я и мой брат – мы разные.
– Это точно, – пробормотала Реджина. – Он не такой псих.
Веселые искорки вспыхнули в его черных глазах.
– Что есть, то есть.
– И к тому же не он нашел меня. Он не мог меня спасти. Это сделал ты. Так что твои котиковые штучки оказались как нельзя кстати.
– Как Лесси, которая спасла Тимми из колодца, – сказал Дилан.
Реджина прищурилась. Она узнала этот язвительный, защитный тон. В конце концов, она тоже была матерью мальчика. Дилан был менее уверен, меньше контролировал себя и ситуацию, чем готов был признать. Одна ее часть хотела подбодрить его, как она поступала с Ником. Вторая же возмущалась от одной мысли об этом. Она была уставшей, избитой, она была беременна, и у нее болело горло. Он был здесь не потому, что он хотел этого, не потому, что хотел ее, а потому, что ребенок, которого она носила под сердцем, мог стать частью какой-то вселенской борьбы за власть. Если это будет селки и девочка…
А если не будет, он уйдет. И это значит, что она окажется в том же положении, что и раньше, и будет воспитывать своего ребенка, своих детей, снова одна.
Она отодвинулась от стола.
– Мне на десять к врачу.
– Я пойду с тобой, – мгновенно откликнулся он.
Делает вид, что заботится о ней. На самом деле это, конечно, не так…
Реджина не могла допустить, чтобы его предложение заставило ее подумать, что она может на него положиться.
– Я тебя туда не приглашаю. Но думаю, что сообщу тебе новости в случае, если врач сделает какие-то анализы. Или не сообщу.
– Ребенок зачат в человеческом облике. Он может стать человеком. В любом случае он родится человеком и будет им, пока не повзрослеет.
В тринадцать лет. Мысль о том, как она будет проводить подростка, наполовину человека – мальчика? девочку? – через период полового созревания, напугала ее. Как она с этим справится?
А как с этим справился Дилан?
– Отлично. – Она с трудом выдавила из себя улыбку. – Вот только не знаю, как объясню матери, почему рядом с детской кроваткой будет стоять садок для рыбы.
На его лице мелькнула тень. В глазах бушевала буря.
– Реджина…
Она плотнее укуталась в свою футболку.
– Не надо, не сейчас. Прошу тебя. Я… – Совсем без сил. Боюсь. Разбита. – ….иду спать. Увидимся утром.
Дилан смотрел на закрытую белую дверь в спальню Реджины. Она приняла его объяснения. Она готова смириться с его присутствием и защитой. Этого уже достаточно.
Он и не ожидал, что она будет искать его компании или его утешений. Всего за несколько недель он разрушил ее прежний мир, наполнил ее жизнь опасностями и пошатнул устои ее веры. Ей нужно время, чтобы восстановиться. Восстановиться и поспать. Ей нужен покой.
Он мог это понять. Разве не то же самое нужно и ему? Он хотел этого всегда. Никаких человеческих ожиданий, никаких запутанных и все усложняющих чувств. Вечно жить на воле, в море – с его бесконечной сменой настроений и постоянно меняющейся погодой, с его бесконечной сменой постоянно меняющихся сексуальных партнеров.
И неважно, что одна из тех, кого он хочет, только что ушла спать без него.
Он представил себе, как она раздевается, снимает мешковатую футболку и мягкие черные брюки, как укладывается под одеяло одна. Ему следовало быть там, с ней. Если бы он был там, он смог бы успокоить ее. Он мог бы обнять ее, ощутить всю плавность ее форм, всю ее нежную мягкость, почувствовал бы соленый вкус ее кожи и терпкость губ, он с силой вошел бы глубоко в нее, такую розовую, влажную, его…
Тяжело дыша, он остановил себя, смущенный тем, о чем думает, но все равно не перестал думать об этом.
Все-таки не его.
Он не был своим отцом, чтобы предъявлять права на другое живое существо. И не был своей матерью, чтобы ради секса принести в жертву свободу моря.
Он селки. И спит один на диване. Сегодня ночью, по крайней мере.
Успокоенный этими мыслями, он взял одеяло и в это мгновение услышал из комнаты Реджины мучительные всхлипывания.
Проклятье! Он бросил одеяло и подошел к двери.
Она лежала на боку спиной к нему, свернувшись калачиком, как ребенок. Ее темные волосы рассыпались по подушке. Он не видел ее лица или груди, только гладкое изящное плечо, бледный нежный затылок, плавный изгиб талии.
От пронзительного желания его затрясло.
Она вздрогнула и что-то забормотала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59