Человек. Старый.
Как Дилан мог когда-то бояться его?
Они пристально разглядывали друг друга через все сужающуюся полоску воды.
На свадьбе они почти не разговаривали. Дилану нечего было сказать человеку, который четырнадцать лет фактически держал его мать в плену.
Но прежде чем он успел что-то сообразить, Барт уже швырнул ему швартовочный конец.
Дилан автоматически поймал его. Старые привычки не исчезают. Ему было восемь или девять лет, когда он начал работать на лодке отца, – тяжелая, мокрая, грязная работа в резиновых перчатках и сапогах, слишком больших для него…
Дилан привязал конец, проклиная воспоминания, связывавшие его крепче любой веревки.
Потом он отвернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь.
– Не суди меня, мальчик! – крикнул вслед ему Барт.
Слова ударили в спину, словно камни.
– Ты не можешь судить меня!
Дилан даже не обернулся.
Он взбирался по дороге, круто уходившей от пристани вверх, как будто пытался убежать от нараставшего в нем чувства, которое выворачивало внутренности и когтями скреблось под кожей.
Он жадно втягивал прохладный океанский воздух в тщетной попытке укротить зверя, бушевавшего внутри. Он сгорал от страстного желания: ему была необходима женщина и было необходимо море – и такое сочетание двух видов болезненного голода буквально съедало его изнутри. Он отчаянно боролся с порывом вернуться назад, прыгнуть с пирса и, кружась, отправиться под волнами туда, где скрытая от посторонних глаз жизнь течет стремительно, туда, к развевающимся водорослям, в настоящие леса из ламинарии, в холодную и темную глубину. Уничтожить мысли ощущениями. Смыть с души налет человечности.
Как Конн выдерживает это?
В пределах Убежища принц сохранял человеческий облик дольше, чем любой из живущих сейчас селки. Но он не должен был отрываться от магии острова. Он не мог подвергаться риску постареть.
Дилан сделал еще один большой глоток воздуха. По меркам селки он был молод – ему не было и сорока. Он мог проводить на земле недели, даже годы, и при этом не приближаться к своему хронологическому возрасту. По крайней мере, он не мог умереть от этого. Если только крах надежд и чувство бессилия не убьют его.
Он поднял глаза от асфальта. В конце извилистой дороги красный навес ресторана сиял в лучах заката, точно парус в море.
Скользкий узел, сжимавший его внутри, внезапно ослаб. Один свой голод Дилан мог удовлетворить.
Он идет повидать ее только потому, что это соответствует его целям, говорил он себе, следуя по дороге к переправе. Открытое преследование Реджины служило оправданием его поведения и позволяло следить за приездом и отъездом людей, слушать их сплетни. Если бы демон действительно вселился в жителя острова, то, скорее всего, его соседи на следующий же день принялись бы обсуждать его странное поведение за чашечкой кофе у Антонии.
И тем не менее…
Он хотел видеть ее. Не мог дождаться, когда увидит настороженные огоньки, зажигавшиеся в ее глазах, когда он появлялся на пороге, вызывающе поднятый подбородок, раздражение в ее голосе. Он любил через окошко в кухню следить за ее быстрыми ловкими движениями, за маленькими сильными руками, нетерпеливо сжатыми губами. Представив ее себе, он улыбнулся. Вечно занята, вечно в движении, словно шустрая птичка, мечущаяся в полосе прибоя.
Он толкнул дверь ресторана, заставив звякнуть колокольчик вверху. Ресторанный кот, лежавший на привычном месте на подоконнике, медленно поднял голову и посмотрел на него сонными золотистыми глазами.
Маргред, снимавшая передник, остановилась.
– А, это ты…
Дилан нахмурился, уязвленный ее явным разочарованием. В образе селки или человека, замужем или нет, Маргред обладала силой, чисто женскими чарами, которые притягивали к ней глаза мужчин. Но на этот раз ее вид нисколько его не задел.
Его беспокойный взгляд устремился мимо нее в сторону кухни.
– Где она?
– Реджина? Она пошла на пристань встречать паром. Я как раз жду ее возвращения.
– Зачем?
– Чтобы уйти домой.
Он криво улыбнулся.
– Кого она встречает с парома?
– Никого. С него выгрузят продукты для ресторана. Дилан… – Взгляд Маргред был тревожным. Вопросительным. – Что ты здесь делаешь?
Она уже встречалась с демоном, напомнил себе Дилан. Они оба сталкивались с ним. С ней не было необходимости притворяться. Да и Конн не давал распоряжения лгать ей.
– Меня послал Конн.
– Для чего?
– Он считает, что огненное отродье что-то ищет на Краю Света.
Маргред затихла.
– Что ищет?
Твоего ребенка. Твоего и моего брата.
Но этого Дилан сказать не мог. Он и сам не был уверен, что это правда.
– Я здесь для того, чтобы выяснить это.
– Месть?
– Возможно.
– Тогда почему ты не пришел ко мне? – Она теребила передник. – Почему ты не предупредил меня?
– Потому что точно мы ничего не знаем.
– И потому что я теперь человек, – закончила она.
Может быть. Вероятно. Чувство вины делало его жестоким.
– По собственной воле.
– Да. Это был мой выбор. Мне нравится быть человеком. – Помолчав, она осторожно добавила: – Мне нравится быть с Калебом.
– Пока смерть не разлучит вас, – насмешливо хмыкнул Дилан.
Она с вызовом вскинула голову.
– Лучше прожить одну человеческую жизнь с ним, чем целую вечность без него.
– А будет он так же нравиться тебе, когда вы оба станете стариками?
– Да, – с абсолютной уверенностью ответила она.
– Откуда ты знаешь?
– А тебе какое до этого дело? – отрезала она.
Хлопнула задняя дверь.
– Этот идиот поставщик прислал мне целый айсберг, – сказала Реджина. – Четыре ящика… Ага. – Она замолчала, переводя глаза с Дилана на Маргред. Потом поставила большой картонный ящик на обитую сталью стойку и скрестила руки на груди. – Простите, что помешала.
– Ничему ты не помешала, – сказала Маргред. – Я пошла.
Дверь, звякнув колокольчиком, закрылась за ней.
– Черт… – устало сказала Реджина и провела рукой по волосам. – А я как раз хотела попросить ее дать мне еще двадцать минут.
– Зачем? – спросил Дилан.
– Мама занимается своими делами – собрание комиссии по утилизации мусора, – пояснила Реджина, – и я работаю всю обеденную смену одна. Обычно это не проблема, но сегодня для грузовика не нашлось места на утреннем пароме, и теперь мне придется разгружать все привезенное самой.
Произнося эти слова, она уже начала работать, сдвинула ящик в сторону, подперла заднюю дверь. В ней не было ни капли покоя, умиротворенности, только эта немного нервная бодрая энергия. И все же впервые за сегодняшний день Дилан почувствовал, что расслабился.
Когда он вошел в кухню, она уже возвращалась туда с еще одним большим ящиком. Через открытую дверь ему был виден старый белый фургон с распахнутыми задними дверцами, в котором стояли деревянные и картонные ящики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Как Дилан мог когда-то бояться его?
Они пристально разглядывали друг друга через все сужающуюся полоску воды.
На свадьбе они почти не разговаривали. Дилану нечего было сказать человеку, который четырнадцать лет фактически держал его мать в плену.
Но прежде чем он успел что-то сообразить, Барт уже швырнул ему швартовочный конец.
Дилан автоматически поймал его. Старые привычки не исчезают. Ему было восемь или девять лет, когда он начал работать на лодке отца, – тяжелая, мокрая, грязная работа в резиновых перчатках и сапогах, слишком больших для него…
Дилан привязал конец, проклиная воспоминания, связывавшие его крепче любой веревки.
Потом он отвернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь.
– Не суди меня, мальчик! – крикнул вслед ему Барт.
Слова ударили в спину, словно камни.
– Ты не можешь судить меня!
Дилан даже не обернулся.
Он взбирался по дороге, круто уходившей от пристани вверх, как будто пытался убежать от нараставшего в нем чувства, которое выворачивало внутренности и когтями скреблось под кожей.
Он жадно втягивал прохладный океанский воздух в тщетной попытке укротить зверя, бушевавшего внутри. Он сгорал от страстного желания: ему была необходима женщина и было необходимо море – и такое сочетание двух видов болезненного голода буквально съедало его изнутри. Он отчаянно боролся с порывом вернуться назад, прыгнуть с пирса и, кружась, отправиться под волнами туда, где скрытая от посторонних глаз жизнь течет стремительно, туда, к развевающимся водорослям, в настоящие леса из ламинарии, в холодную и темную глубину. Уничтожить мысли ощущениями. Смыть с души налет человечности.
Как Конн выдерживает это?
В пределах Убежища принц сохранял человеческий облик дольше, чем любой из живущих сейчас селки. Но он не должен был отрываться от магии острова. Он не мог подвергаться риску постареть.
Дилан сделал еще один большой глоток воздуха. По меркам селки он был молод – ему не было и сорока. Он мог проводить на земле недели, даже годы, и при этом не приближаться к своему хронологическому возрасту. По крайней мере, он не мог умереть от этого. Если только крах надежд и чувство бессилия не убьют его.
Он поднял глаза от асфальта. В конце извилистой дороги красный навес ресторана сиял в лучах заката, точно парус в море.
Скользкий узел, сжимавший его внутри, внезапно ослаб. Один свой голод Дилан мог удовлетворить.
Он идет повидать ее только потому, что это соответствует его целям, говорил он себе, следуя по дороге к переправе. Открытое преследование Реджины служило оправданием его поведения и позволяло следить за приездом и отъездом людей, слушать их сплетни. Если бы демон действительно вселился в жителя острова, то, скорее всего, его соседи на следующий же день принялись бы обсуждать его странное поведение за чашечкой кофе у Антонии.
И тем не менее…
Он хотел видеть ее. Не мог дождаться, когда увидит настороженные огоньки, зажигавшиеся в ее глазах, когда он появлялся на пороге, вызывающе поднятый подбородок, раздражение в ее голосе. Он любил через окошко в кухню следить за ее быстрыми ловкими движениями, за маленькими сильными руками, нетерпеливо сжатыми губами. Представив ее себе, он улыбнулся. Вечно занята, вечно в движении, словно шустрая птичка, мечущаяся в полосе прибоя.
Он толкнул дверь ресторана, заставив звякнуть колокольчик вверху. Ресторанный кот, лежавший на привычном месте на подоконнике, медленно поднял голову и посмотрел на него сонными золотистыми глазами.
Маргред, снимавшая передник, остановилась.
– А, это ты…
Дилан нахмурился, уязвленный ее явным разочарованием. В образе селки или человека, замужем или нет, Маргред обладала силой, чисто женскими чарами, которые притягивали к ней глаза мужчин. Но на этот раз ее вид нисколько его не задел.
Его беспокойный взгляд устремился мимо нее в сторону кухни.
– Где она?
– Реджина? Она пошла на пристань встречать паром. Я как раз жду ее возвращения.
– Зачем?
– Чтобы уйти домой.
Он криво улыбнулся.
– Кого она встречает с парома?
– Никого. С него выгрузят продукты для ресторана. Дилан… – Взгляд Маргред был тревожным. Вопросительным. – Что ты здесь делаешь?
Она уже встречалась с демоном, напомнил себе Дилан. Они оба сталкивались с ним. С ней не было необходимости притворяться. Да и Конн не давал распоряжения лгать ей.
– Меня послал Конн.
– Для чего?
– Он считает, что огненное отродье что-то ищет на Краю Света.
Маргред затихла.
– Что ищет?
Твоего ребенка. Твоего и моего брата.
Но этого Дилан сказать не мог. Он и сам не был уверен, что это правда.
– Я здесь для того, чтобы выяснить это.
– Месть?
– Возможно.
– Тогда почему ты не пришел ко мне? – Она теребила передник. – Почему ты не предупредил меня?
– Потому что точно мы ничего не знаем.
– И потому что я теперь человек, – закончила она.
Может быть. Вероятно. Чувство вины делало его жестоким.
– По собственной воле.
– Да. Это был мой выбор. Мне нравится быть человеком. – Помолчав, она осторожно добавила: – Мне нравится быть с Калебом.
– Пока смерть не разлучит вас, – насмешливо хмыкнул Дилан.
Она с вызовом вскинула голову.
– Лучше прожить одну человеческую жизнь с ним, чем целую вечность без него.
– А будет он так же нравиться тебе, когда вы оба станете стариками?
– Да, – с абсолютной уверенностью ответила она.
– Откуда ты знаешь?
– А тебе какое до этого дело? – отрезала она.
Хлопнула задняя дверь.
– Этот идиот поставщик прислал мне целый айсберг, – сказала Реджина. – Четыре ящика… Ага. – Она замолчала, переводя глаза с Дилана на Маргред. Потом поставила большой картонный ящик на обитую сталью стойку и скрестила руки на груди. – Простите, что помешала.
– Ничему ты не помешала, – сказала Маргред. – Я пошла.
Дверь, звякнув колокольчиком, закрылась за ней.
– Черт… – устало сказала Реджина и провела рукой по волосам. – А я как раз хотела попросить ее дать мне еще двадцать минут.
– Зачем? – спросил Дилан.
– Мама занимается своими делами – собрание комиссии по утилизации мусора, – пояснила Реджина, – и я работаю всю обеденную смену одна. Обычно это не проблема, но сегодня для грузовика не нашлось места на утреннем пароме, и теперь мне придется разгружать все привезенное самой.
Произнося эти слова, она уже начала работать, сдвинула ящик в сторону, подперла заднюю дверь. В ней не было ни капли покоя, умиротворенности, только эта немного нервная бодрая энергия. И все же впервые за сегодняшний день Дилан почувствовал, что расслабился.
Когда он вошел в кухню, она уже возвращалась туда с еще одним большим ящиком. Через открытую дверь ему был виден старый белый фургон с распахнутыми задними дверцами, в котором стояли деревянные и картонные ящики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59