Ведь я жила под дамокловым мечом в ожидании обнародования отзыва.
И все же от трех «Фьюзов» мне немного полегчало.
31
Когда на следующее утро я узнала, что на манеже снова Джон Джоуи, у меня от радости чуть не случилась истерика.
Джозефина тут же обрушилась на него:
– В прошлую пятницу мы начали говорить о вашей личной и сексуальной жизни, – сказала она. – Может быть, вы с тех пор поразмышляли об этом?
Он пожал плечами. Ничего другого я и не ожидала.
– Если смотреть со стороны, ваша жизнь представляется очень одинокой. Вы согласны?
– Пожалуй, – послушно пробормотал он.
– Почему вы не женились? – спросила она, как уже спрашивала в пятницу.
Он выглядел растерянным, как будто не знал ответа.
– Ну, знаете… может быть, мне не попалась та самая женщина? – храбро ответил он.
– Думаете, из-за этого? – спросила она с усмешкой.
Он беспомощно уронил руки.
– Нуда, наверно…
– А я так не думаю. Джон Джоуи, – возразила Джозефина. – Итак, в прошлую пятницу я спросила вас, не девственник ли вы. Вы готовы ответить?
Он рассматривал свои ботинки, не осмеливаясь даже выглянуть из-под своих кустистых бровей.
Было совершенно ясно, что здесь Джозефине не видать такого легкого успеха, как вчера с Нейлом. Я вообще сомневалась, что у Джона Джоуи могут быть какие-нибудь тайны. И напрасно.
– Расскажите нам о своем детстве, – жизнерадостно предложила Джозефина.
«О господи, – подумала я, – нельзя же все время действовать по одной и той же схеме!» У Джона Джоуи был совершенно бесстрастный вид.
– Каким был ваш отец? – спросила она.
– А-а, да он давно уже в ящик сыграл…
– Расскажите, что помните, – твердо велела Джозефина. – Как он выглядел?
– Здоровый мужчина, – медленно произнес Джон Джоуи. – Высоченный, как шкаф. Мог бычка снести под мышкой.
– Какие ваши самые ранние воспоминания о нем?
Джон Джоуи думал долго и напряженно, вглядываясь в далекое прошлое. Я даже удивилась, когда он наконец все-таки заговорил:
– Я был совсем пацан… года три-четыре, – сказал он. – Кажется, это было в сентябре. Пахло сеном. Оно стояло в поле в таких маленьких стожках. Я валял дурака, дразнил свинью, размахивал палкой у нее перед носом.
Я с удивлением слушала это лирическое описание из уст Джона Джоуи. Кто бы мог подумать, что он способен выдать связный текст?
– И мне зашло в голову слегка шмякнуть ее этой палкой. Ну, я так и сделал, но не рассчитал, да и вышиб их нее дух…
Кто бы мог подумать, что этот немощный старик способен убить свинью?
– А Пи Джей разорался, как баба: «Ты убил свинью, я все папе скажу…»
– Кто это – Пи Джей? – спросила Джозефина.
– Брат.
– Вы испугались?
– Должно быть. Думаю, я знал, что свиней убивать не следует. Но папа подошел, посмотрел на все это дело да как засмеется! И говорит: «Вот это да! Это не всякому мужику под силу – свинью убить!»
– Значит, ваш отец не рассердился?
– Нет, ни капли. Он мною гордился.
– И вам это понравилось?
– Ну да. Это было здорово.
Джон Джоуи явно воодушевился.
Я, кажется, начинала уважать Джозефину. Она знала, на какие кнопки нажимать. Хотя я пока не очень соображала, куда она клонит в случае Джона Джоуи и его папаши.
– Попытайтесь одним словом выразить, каким вы себя тогда почувствовали благодаря своему отцу, – попросила она Джона Джоуи. – Все, что угодно: счастливым, печальным, слабым, сильным, умным, глупым, каким угодно… Подумайте немного.
Джон Джоуи думал долго и старательно, то сопя, то дыша ртом, что меня безмерно раздражало. Наконец он придумал:
– В безопасности, – веско изрек он.
– Уверены?
Он кивнул.
Кажется, Джозефина была очень довольна.
– Вы сказали, что Пи Джей «разорался, как баба», – сказала она. – Это звучит довольно уничижительно по отношению к женщинам. То есть я хотела сказать, что это звучит так, как будто…
– Я знаю, что такое «уничижительно», – перебил ее Джон Джоуи, и в его голосе звучала гордость и раздражение.
Все присутствовавшие в комнате изумленно выпрямились на стульях.
– Вы действительно презираете женщин? – спросила Джозефина.
– Да! – он ответил немедленно, не раздумывая. – Это вечное хныканье, слезы… И вечные требования заниматься ими…
– Ага, – понимающая улыбка тронула ненакрашенные губы Джозефины. – И кто же занимается ими?
– Мужчины.
– С чего бы это?
– Потому что мужчины сильные. Мужчины должны заниматься чем-нибудь и кем-нибудь…
– А вот вы, Джон Джоуи, – в сложном положении, не так ли? – спросила Джозефина, и в глазах у нее зажегся зловещий огонек. – Потому что хоть вы и мужчина и должны кем-нибудь заниматься, но любите, чтобы занимались вами. Вы любите чувствовать себя в безопасности.
Он кивнул.
– Но вы считаете, что женщина не способна позаботиться о вас, верно? Чтобы вы чувствовали себя в безопасности, заботиться о вас должен мужчина, правда?
За несколько минут она задала ему кучу вопросов, и ответы так и повисли в воздухе. Куда это она клонит? Неужели она намекает, что?.. Что Джон Джоуи?..
– Гей. Или «гомосексуалист», если вам привычнее это слово, – быстро произнесла она.
Лицо Джона Джоуи стало серым. Но, раскрыв рот от изумления, я поняла, что в данном случае нет и следа воинственного неприятия, которого я ожидала (Да кто ты такая, чтобы называть меня ненормальным? Да ты сама – старая гусыня, монашка, которая и члена-то не видала никогда… и так далее, и тому подобное).
Джон Джоуи выглядел смирившимся.
– Вы ведь знали это о себе, не так ли? – Джозефина пристально посмотрела на него.
К еще большему моему удивлению, Джон Джоуи устало пожал плечами и сказал:
– И да, и нет. А что пользы в том, что я знал?
«Мог бы стать священником, – я едва удержалась, чтобы не сказать это. – Был бы богатый выбор мальчиков».
– Вам шестьдесят шесть лет, – сказала Джозефина. – Какую одинокую жизнь вы вели все это время!
Казалось. Джон Джоуи смертельно устал и сердце его разбито.
– Вам пора начать жить открыто и честно, – продолжала Джозефина.
– Слишком поздно, – потерянно произнес он.
– Нет, не поздно, – возразила она.
Перед глазами у меня промелькнуло видение: Джон Джоуи сбрасывает свой допотопный черный лоснящийся костюм, переодевается в белую майку и бреется наголо. Или еще: Джон Джоуи в клетчатой ковбойке, кожаных штанах и с подкрученными усами, оставивший дойку коров ради плясок с односельчанами.
– Джон Джоуи, – сказала Джозефина тоном доброй школьной наставницы, – поймите одно: корень вашей болезни в вашей тайне. Пока вы лжете самому себе, вы будете продолжать пить. А если вы будете продолжать пить, вы умрете. Очень скоро.
Запугивать начала.
– Вам еще многое предстоит понять в собственной жизни, Джон Джоуи. Но сегодня мы преодолели очень важный барьер. Оставляю вас с вашими мыслями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
И все же от трех «Фьюзов» мне немного полегчало.
31
Когда на следующее утро я узнала, что на манеже снова Джон Джоуи, у меня от радости чуть не случилась истерика.
Джозефина тут же обрушилась на него:
– В прошлую пятницу мы начали говорить о вашей личной и сексуальной жизни, – сказала она. – Может быть, вы с тех пор поразмышляли об этом?
Он пожал плечами. Ничего другого я и не ожидала.
– Если смотреть со стороны, ваша жизнь представляется очень одинокой. Вы согласны?
– Пожалуй, – послушно пробормотал он.
– Почему вы не женились? – спросила она, как уже спрашивала в пятницу.
Он выглядел растерянным, как будто не знал ответа.
– Ну, знаете… может быть, мне не попалась та самая женщина? – храбро ответил он.
– Думаете, из-за этого? – спросила она с усмешкой.
Он беспомощно уронил руки.
– Нуда, наверно…
– А я так не думаю. Джон Джоуи, – возразила Джозефина. – Итак, в прошлую пятницу я спросила вас, не девственник ли вы. Вы готовы ответить?
Он рассматривал свои ботинки, не осмеливаясь даже выглянуть из-под своих кустистых бровей.
Было совершенно ясно, что здесь Джозефине не видать такого легкого успеха, как вчера с Нейлом. Я вообще сомневалась, что у Джона Джоуи могут быть какие-нибудь тайны. И напрасно.
– Расскажите нам о своем детстве, – жизнерадостно предложила Джозефина.
«О господи, – подумала я, – нельзя же все время действовать по одной и той же схеме!» У Джона Джоуи был совершенно бесстрастный вид.
– Каким был ваш отец? – спросила она.
– А-а, да он давно уже в ящик сыграл…
– Расскажите, что помните, – твердо велела Джозефина. – Как он выглядел?
– Здоровый мужчина, – медленно произнес Джон Джоуи. – Высоченный, как шкаф. Мог бычка снести под мышкой.
– Какие ваши самые ранние воспоминания о нем?
Джон Джоуи думал долго и напряженно, вглядываясь в далекое прошлое. Я даже удивилась, когда он наконец все-таки заговорил:
– Я был совсем пацан… года три-четыре, – сказал он. – Кажется, это было в сентябре. Пахло сеном. Оно стояло в поле в таких маленьких стожках. Я валял дурака, дразнил свинью, размахивал палкой у нее перед носом.
Я с удивлением слушала это лирическое описание из уст Джона Джоуи. Кто бы мог подумать, что он способен выдать связный текст?
– И мне зашло в голову слегка шмякнуть ее этой палкой. Ну, я так и сделал, но не рассчитал, да и вышиб их нее дух…
Кто бы мог подумать, что этот немощный старик способен убить свинью?
– А Пи Джей разорался, как баба: «Ты убил свинью, я все папе скажу…»
– Кто это – Пи Джей? – спросила Джозефина.
– Брат.
– Вы испугались?
– Должно быть. Думаю, я знал, что свиней убивать не следует. Но папа подошел, посмотрел на все это дело да как засмеется! И говорит: «Вот это да! Это не всякому мужику под силу – свинью убить!»
– Значит, ваш отец не рассердился?
– Нет, ни капли. Он мною гордился.
– И вам это понравилось?
– Ну да. Это было здорово.
Джон Джоуи явно воодушевился.
Я, кажется, начинала уважать Джозефину. Она знала, на какие кнопки нажимать. Хотя я пока не очень соображала, куда она клонит в случае Джона Джоуи и его папаши.
– Попытайтесь одним словом выразить, каким вы себя тогда почувствовали благодаря своему отцу, – попросила она Джона Джоуи. – Все, что угодно: счастливым, печальным, слабым, сильным, умным, глупым, каким угодно… Подумайте немного.
Джон Джоуи думал долго и старательно, то сопя, то дыша ртом, что меня безмерно раздражало. Наконец он придумал:
– В безопасности, – веско изрек он.
– Уверены?
Он кивнул.
Кажется, Джозефина была очень довольна.
– Вы сказали, что Пи Джей «разорался, как баба», – сказала она. – Это звучит довольно уничижительно по отношению к женщинам. То есть я хотела сказать, что это звучит так, как будто…
– Я знаю, что такое «уничижительно», – перебил ее Джон Джоуи, и в его голосе звучала гордость и раздражение.
Все присутствовавшие в комнате изумленно выпрямились на стульях.
– Вы действительно презираете женщин? – спросила Джозефина.
– Да! – он ответил немедленно, не раздумывая. – Это вечное хныканье, слезы… И вечные требования заниматься ими…
– Ага, – понимающая улыбка тронула ненакрашенные губы Джозефины. – И кто же занимается ими?
– Мужчины.
– С чего бы это?
– Потому что мужчины сильные. Мужчины должны заниматься чем-нибудь и кем-нибудь…
– А вот вы, Джон Джоуи, – в сложном положении, не так ли? – спросила Джозефина, и в глазах у нее зажегся зловещий огонек. – Потому что хоть вы и мужчина и должны кем-нибудь заниматься, но любите, чтобы занимались вами. Вы любите чувствовать себя в безопасности.
Он кивнул.
– Но вы считаете, что женщина не способна позаботиться о вас, верно? Чтобы вы чувствовали себя в безопасности, заботиться о вас должен мужчина, правда?
За несколько минут она задала ему кучу вопросов, и ответы так и повисли в воздухе. Куда это она клонит? Неужели она намекает, что?.. Что Джон Джоуи?..
– Гей. Или «гомосексуалист», если вам привычнее это слово, – быстро произнесла она.
Лицо Джона Джоуи стало серым. Но, раскрыв рот от изумления, я поняла, что в данном случае нет и следа воинственного неприятия, которого я ожидала (Да кто ты такая, чтобы называть меня ненормальным? Да ты сама – старая гусыня, монашка, которая и члена-то не видала никогда… и так далее, и тому подобное).
Джон Джоуи выглядел смирившимся.
– Вы ведь знали это о себе, не так ли? – Джозефина пристально посмотрела на него.
К еще большему моему удивлению, Джон Джоуи устало пожал плечами и сказал:
– И да, и нет. А что пользы в том, что я знал?
«Мог бы стать священником, – я едва удержалась, чтобы не сказать это. – Был бы богатый выбор мальчиков».
– Вам шестьдесят шесть лет, – сказала Джозефина. – Какую одинокую жизнь вы вели все это время!
Казалось. Джон Джоуи смертельно устал и сердце его разбито.
– Вам пора начать жить открыто и честно, – продолжала Джозефина.
– Слишком поздно, – потерянно произнес он.
– Нет, не поздно, – возразила она.
Перед глазами у меня промелькнуло видение: Джон Джоуи сбрасывает свой допотопный черный лоснящийся костюм, переодевается в белую майку и бреется наголо. Или еще: Джон Джоуи в клетчатой ковбойке, кожаных штанах и с подкрученными усами, оставивший дойку коров ради плясок с односельчанами.
– Джон Джоуи, – сказала Джозефина тоном доброй школьной наставницы, – поймите одно: корень вашей болезни в вашей тайне. Пока вы лжете самому себе, вы будете продолжать пить. А если вы будете продолжать пить, вы умрете. Очень скоро.
Запугивать начала.
– Вам еще многое предстоит понять в собственной жизни, Джон Джоуи. Но сегодня мы преодолели очень важный барьер. Оставляю вас с вашими мыслями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138