Мне хотелось выхватить у них их чашки и быстро-быстро выпить самой весь чай.
Выцедив наконец свой противный напиток, они с невыносимой неторопливостью стали наливать себе по второй чашке и лениво смаковать ее. Ладно, нервно сказала я себе, может, хоть после второй…
Но время шло, и вот уже и вторые чашки были выпиты, и закурены сигареты, и налиты третьи чашки, как я и опасалась. Приходилось смириться с мыслью, что они намерены обосноваться здесь надолго. Но, может быть, после чая все-таки что-нибудь произойдет? Конечно, я могла спросить кого-нибудь и узнать точно. Но почему-то у меня на это не хватало духу.
Возможно, я опасалась, что обыкновенные пациенты вроде Джона Джоуи и Майка сочтут меня тщеславной пустышкой, если я буду так уж сильно интересоваться всякими приятными процедурами или местами обитания знаменитостей? Может быть, они как раз хотели, чтобы я на них – на обыкновенных – обратила внимание? Наверно, их уже тошнит от людей, которые, глядя мимо них, высокомерно заявляют: «Уйдите с дороги. Мне пора принимать травяную ванну с великолепным Хиггинсом!»
Что ж, придется притвориться, что я просто счастлива сидеть тут с ними и хлебать чай целую вечность. Тогда они меня полюбят. Ничего, у меня еще два месяца впереди, утешала я себя, куча времени.
Я оглядела всех собравшихся за столом. Они насыпали в чашки полные ложки сахара и нахваливали чай. Жалкое зрелище!
– Вы не курите? – спросил мужской голос. Оказалось, он принадлежал Винсенту – мистеру Злючке, что меня весьма встревожило.
– Нет, – нервно ответила я.
Во всяком случае, обыкновенные сигареты я точно не курила.
– Бросили? – Он придвинулся ко мне поближе.
– Никогда и не начинала. – Я отшатнулась.
Ах, как мне хотелось уйти! У меня не было ни малейшего желания заводить с ним дружбу. Эта черная борода, эти крупные зубы! Люпус – вот какая кличка ему бы подошла, если только «люпус» и в самом деле значит «волк».
– К тому времени, как выйдете отсюда, будете выкуривать штук по шестьдесят в день, – пообещал он мне, с гадкой улыбкой выпустив струю дыма (ну и воняет у тебя изо рта. Винсент!).
Я огляделась, надеясь, что Майк придет мне на помощь, но его нигде не было видно.
Изо всех сил стараясь не показаться грубой, я все-таки повернулась к Винсенту спиной и очутилась лицом к лицу с безумным Кларенсом. Из огня да в полымя! Хоть я и опасалась, что он снова начнет гладить меня по голове, но все-таки заговорила с ним.
Вдруг мне пришла в голову мысль, что я здесь уже целый день, а про наркотики не вспомнила ни разу. Это вызвало у меня теплое и приятное чувство, которое длилось до тех пор, пока я не побеседовала последовательно со всеми собравшимися в комнате. Разговоры были похожи один на другой, как близнецы. Каждый норовил припереть меня к стенке и выведать обо мне все. Именно так вели себя все, кроме того симпатичного молодого человека, которого я заприметила в столовой за ланчем. С ним-то и хотелось поговорить, но он не обращал на меня ни малейшего внимания. Если честно, то его и в комнате-то не было.
За пару часов я рассказала свою краткую биографию бессчетное количество раз. Она звучала примерно так: «Меня зовут Рейчел. Мне двадцать семь лет. Нет, я не страдаю анорексией, но спасибо за комплимент, я польщена. Нет, я не всегда была такая высокая. Когда я родилась, я была несколько пониже. Последние два с половиной года жила в Нью-Йорке. А еще бывала в Праге…»
– Прага, это где? – спросил Джон Джоуи. – Это на Типперери?
– О бо-оже! – Кларенс с отвращением покачал головой. – Нет, вы слышали? «Это на Типперери?» Ты, тупица! Всем известно, – авторитетно добавил он, – что Прага – это в Слиго.
Я уже сожалела о том, что сказала, что жила в Праге. Почему-то стоит упомянуть этот город – и все сразу начинают волноваться. И не только в Клойстерсе. Только скажи кому-нибудь: «Я жила в Праге», – и на тебя градом посыплются вопросы. Как правило, их бывает три. Три основных. Всегда одни и те же – всегда. Это невыносимо! Помню, когда я приезжала из Праги домой на каникулы, эти три вопроса всякий раз доводили меня до белого каления. Мне хотелось заранее раздать всем присутствующим отпечатанный текст: «Первое: да, вы правы, Прага – действительно красивый город. Второе: нет, магазины сейчас там стали гораздо лучше. Все-все можно купить. Конечно, это не Керриголд, ха-ха-ха (именно Керриголд обычно доводил меня до белого каления). Третье: да, стоит туда съездить, пока эти янки не прибрали город к рукам».
Кроме того, разговоры о Праге всегда напоминали мне о несовершенстве моей натуры. Мне было стыдно, что в Праге, в таком красивом и благодатном месте, я не чувствовала себя уютно. Скучно, слишком здоровый образ жизни, мало скандального. Мне бы поменьше катания на лыжах и лазанья по горам в выходные, и побольше ночных клубов – тогда все было бы хорошо.
Краснолицый Эдди как раз расспрашивал меня о пражских ценах, когда в комнату вошел тот самый симпатичный молодой человек.
– А вот и Кристи! – воскликнул мужчина с роскошной черной шевелюрой и огромными сталинскими усами, совершенно седыми. Он произнес «Кри-и-исти», тем самым дав понять, что он «соль земли», то есть чистокровнейший, коренной дублинец. Кристи уселся через несколько стульев от меня. Это настолько меня смутило, что я потеряла нить разговора и ляпнула Эдди, что пиво в Праге гораздо дороже, чем в Ирландии. Что, конечно, было неправдой. Он очень удивился и даже отстал от меня на несколько секунд.
– А водка? – потом спросил он.
– Что водка?
– Дешевле или дороже?
– Дешевле.
– А виски?
– Дороже.
– «Бакарди»?
– Э-э… кажется, дешевле.
– Но почему «Бакарди» дешевле, а виски дороже? – удивился он.
Я что-то рассеянно промямлила в ответ, потому что была слишком занята внимательным разглядыванием Кристи. Да, я не ошиблась. Он был вполне ничего. Даже за пределами Клойстерса он считался бы интересным. Его глаза горели каким-то бледно-голубым огнем, будто он перекупался в хлорированной воде.
Полузадушенный внутренний голос пискнул, что ему все еще нравится Люк, но я немедленно велела ему заткнуться. Нравится, не нравится, а я твердо решила переключиться на Кристи. Необходимо стереть из памяти боль, которую причинил мне Люк, а что может быть лучше в данном случае, чем сосредоточиться на ком-то другом? Мне просто повезло, что Кристи оказался таким привлекательным, что от него было глаз не оторвать (мне, впрочем, то и дело приходилось отвлекаться, потому что Эдди был весьма требовательным собеседником).
Боковым зрением я наблюдала, как Кристи оживленно беседует с усатым. У Кристи был как раз такой рот, какой мне нравится, – как у Дейва Аллена.
Дейв Аллен – это мастер разговорного жанра. Я была без ума от него в конце семидесятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Выцедив наконец свой противный напиток, они с невыносимой неторопливостью стали наливать себе по второй чашке и лениво смаковать ее. Ладно, нервно сказала я себе, может, хоть после второй…
Но время шло, и вот уже и вторые чашки были выпиты, и закурены сигареты, и налиты третьи чашки, как я и опасалась. Приходилось смириться с мыслью, что они намерены обосноваться здесь надолго. Но, может быть, после чая все-таки что-нибудь произойдет? Конечно, я могла спросить кого-нибудь и узнать точно. Но почему-то у меня на это не хватало духу.
Возможно, я опасалась, что обыкновенные пациенты вроде Джона Джоуи и Майка сочтут меня тщеславной пустышкой, если я буду так уж сильно интересоваться всякими приятными процедурами или местами обитания знаменитостей? Может быть, они как раз хотели, чтобы я на них – на обыкновенных – обратила внимание? Наверно, их уже тошнит от людей, которые, глядя мимо них, высокомерно заявляют: «Уйдите с дороги. Мне пора принимать травяную ванну с великолепным Хиггинсом!»
Что ж, придется притвориться, что я просто счастлива сидеть тут с ними и хлебать чай целую вечность. Тогда они меня полюбят. Ничего, у меня еще два месяца впереди, утешала я себя, куча времени.
Я оглядела всех собравшихся за столом. Они насыпали в чашки полные ложки сахара и нахваливали чай. Жалкое зрелище!
– Вы не курите? – спросил мужской голос. Оказалось, он принадлежал Винсенту – мистеру Злючке, что меня весьма встревожило.
– Нет, – нервно ответила я.
Во всяком случае, обыкновенные сигареты я точно не курила.
– Бросили? – Он придвинулся ко мне поближе.
– Никогда и не начинала. – Я отшатнулась.
Ах, как мне хотелось уйти! У меня не было ни малейшего желания заводить с ним дружбу. Эта черная борода, эти крупные зубы! Люпус – вот какая кличка ему бы подошла, если только «люпус» и в самом деле значит «волк».
– К тому времени, как выйдете отсюда, будете выкуривать штук по шестьдесят в день, – пообещал он мне, с гадкой улыбкой выпустив струю дыма (ну и воняет у тебя изо рта. Винсент!).
Я огляделась, надеясь, что Майк придет мне на помощь, но его нигде не было видно.
Изо всех сил стараясь не показаться грубой, я все-таки повернулась к Винсенту спиной и очутилась лицом к лицу с безумным Кларенсом. Из огня да в полымя! Хоть я и опасалась, что он снова начнет гладить меня по голове, но все-таки заговорила с ним.
Вдруг мне пришла в голову мысль, что я здесь уже целый день, а про наркотики не вспомнила ни разу. Это вызвало у меня теплое и приятное чувство, которое длилось до тех пор, пока я не побеседовала последовательно со всеми собравшимися в комнате. Разговоры были похожи один на другой, как близнецы. Каждый норовил припереть меня к стенке и выведать обо мне все. Именно так вели себя все, кроме того симпатичного молодого человека, которого я заприметила в столовой за ланчем. С ним-то и хотелось поговорить, но он не обращал на меня ни малейшего внимания. Если честно, то его и в комнате-то не было.
За пару часов я рассказала свою краткую биографию бессчетное количество раз. Она звучала примерно так: «Меня зовут Рейчел. Мне двадцать семь лет. Нет, я не страдаю анорексией, но спасибо за комплимент, я польщена. Нет, я не всегда была такая высокая. Когда я родилась, я была несколько пониже. Последние два с половиной года жила в Нью-Йорке. А еще бывала в Праге…»
– Прага, это где? – спросил Джон Джоуи. – Это на Типперери?
– О бо-оже! – Кларенс с отвращением покачал головой. – Нет, вы слышали? «Это на Типперери?» Ты, тупица! Всем известно, – авторитетно добавил он, – что Прага – это в Слиго.
Я уже сожалела о том, что сказала, что жила в Праге. Почему-то стоит упомянуть этот город – и все сразу начинают волноваться. И не только в Клойстерсе. Только скажи кому-нибудь: «Я жила в Праге», – и на тебя градом посыплются вопросы. Как правило, их бывает три. Три основных. Всегда одни и те же – всегда. Это невыносимо! Помню, когда я приезжала из Праги домой на каникулы, эти три вопроса всякий раз доводили меня до белого каления. Мне хотелось заранее раздать всем присутствующим отпечатанный текст: «Первое: да, вы правы, Прага – действительно красивый город. Второе: нет, магазины сейчас там стали гораздо лучше. Все-все можно купить. Конечно, это не Керриголд, ха-ха-ха (именно Керриголд обычно доводил меня до белого каления). Третье: да, стоит туда съездить, пока эти янки не прибрали город к рукам».
Кроме того, разговоры о Праге всегда напоминали мне о несовершенстве моей натуры. Мне было стыдно, что в Праге, в таком красивом и благодатном месте, я не чувствовала себя уютно. Скучно, слишком здоровый образ жизни, мало скандального. Мне бы поменьше катания на лыжах и лазанья по горам в выходные, и побольше ночных клубов – тогда все было бы хорошо.
Краснолицый Эдди как раз расспрашивал меня о пражских ценах, когда в комнату вошел тот самый симпатичный молодой человек.
– А вот и Кристи! – воскликнул мужчина с роскошной черной шевелюрой и огромными сталинскими усами, совершенно седыми. Он произнес «Кри-и-исти», тем самым дав понять, что он «соль земли», то есть чистокровнейший, коренной дублинец. Кристи уселся через несколько стульев от меня. Это настолько меня смутило, что я потеряла нить разговора и ляпнула Эдди, что пиво в Праге гораздо дороже, чем в Ирландии. Что, конечно, было неправдой. Он очень удивился и даже отстал от меня на несколько секунд.
– А водка? – потом спросил он.
– Что водка?
– Дешевле или дороже?
– Дешевле.
– А виски?
– Дороже.
– «Бакарди»?
– Э-э… кажется, дешевле.
– Но почему «Бакарди» дешевле, а виски дороже? – удивился он.
Я что-то рассеянно промямлила в ответ, потому что была слишком занята внимательным разглядыванием Кристи. Да, я не ошиблась. Он был вполне ничего. Даже за пределами Клойстерса он считался бы интересным. Его глаза горели каким-то бледно-голубым огнем, будто он перекупался в хлорированной воде.
Полузадушенный внутренний голос пискнул, что ему все еще нравится Люк, но я немедленно велела ему заткнуться. Нравится, не нравится, а я твердо решила переключиться на Кристи. Необходимо стереть из памяти боль, которую причинил мне Люк, а что может быть лучше в данном случае, чем сосредоточиться на ком-то другом? Мне просто повезло, что Кристи оказался таким привлекательным, что от него было глаз не оторвать (мне, впрочем, то и дело приходилось отвлекаться, потому что Эдди был весьма требовательным собеседником).
Боковым зрением я наблюдала, как Кристи оживленно беседует с усатым. У Кристи был как раз такой рот, какой мне нравится, – как у Дейва Аллена.
Дейв Аллен – это мастер разговорного жанра. Я была без ума от него в конце семидесятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138