– Кто это был? – выпалила я.
Я ожидала, что она ответит какой-нибудь чопорной, холодной фразой, например: «Такие вопросы не задают, Рейчел». Но она ничего такого не сказала.
Вместо этого она долго-долго молчала, глядя мне прямо в глаза, а потом тихо ответила:
– Я.
60
Наконец наступил мой последний день в Клойстерсе. Это было как день рождения, первое причастие, свадьба и похороны одновременно. Я была в центре внимания, и мне это нравилось: открытка, прощальная речь, добрые пожелания, слезы, объятия, обещания, что по мне будут скучать. Даже садистка Сейди, шампанская приемщица и полоумный садовник Финбар пришли проводить меня. Плюс доктор Биллингс, сестры, психологи и, конечно, пациенты.
Я произнесла речь о том, как я сюда пришла, думая, что со мной все в порядке, как мне было жаль всех остальных, и так далее, и тому подобное. И они присвистывали, подвывали, хлопали и смеялись, и кто-то, как всегда, крикнул: «Закажи для меня пинту у Флинна!»
Потом все ушли на занятия, а я осталась ждать, пока меня заберут. Я уже заранее скучала по тому, что оставляю здесь, и в то же время мне не терпелось отсюда уйти. Начать новую жизнь.
Я провела в Клойстерсе почти два месяца и ухитрилась выжить. Гордость переполняла меня.
Прибыли мама с папой. Когда мы выехали из ворот Клойстерса, я мысленно сняла шляпу и слегка наклонила голову, вспомнив день, когда сюда приехала. Взвинченная, ожидающая увидеть здесь знаменитостей. Мне казалось, что прошло миллион лет, что все это происходило не со мной. Отчасти это так и было.
Если не считать выезда к зубному врачу, я не была во внешнем мире два месяца. Поэтому путешествие из Уиклоу домой сильно меня взволновало. Сидя на заднем сиденье, я то и дело восклицала:
– Ой, смотрите, почтовый ящик!
– Ой, смотрите, какие странные волосы у вон того человека!
– Ой, какой смешной автобус!
– Ой, смотрите, эта женщина покупает бумагу!
– Ой, вы видели, какие у мальчика уши? Прямо как у Спока!
Дома все вызывало интерес и восхищение. Я едва не забилась в истерике при виде входной двери – двери, которую я могла открыть в любой момент и выйти, а потом опять войти. Меня просто пришлось успокаивать, когда я оказалась в своей комнате. Моя собственная комната! И никто не будет в ней красить ногти на ногах! Моя кровать! Настоящее покрывало. Без этого странного запаха. И оно не колется и не прилипает к одежде!
И никто больше не станет будить тебя посреди ночи, чтобы ты поджарила семьдесят яиц. Если захочешь, можно хоть весь день в постели пролежать. И я этого хотела! Я то и дело бегала в ванную – в ванную, которую мне придется делить всего лишь с четырьмя людьми! Я любовно проводила ладонью по телевизору: теперь можно смотреть сколько угодно всякой чепухи, пока спать не захочется.
В прихожей стояла швабра, и я чуть-чуть задержалась, чтобы как следует посмеяться. Мое краткое знакомство с ее родственницей в Клойстерсе – уже в прошлом, и я больше не буду заниматься уборкой. Возможно, никогда.
Я распахнула дверцу холодильника и поглядела на всю эту аппетитную еду. И я могла взять оттуда что угодно! Кроме, конечно, коробочек с шоколадным муссом, которые Хелен замотала тройным слоем клейкой ленты. Потом я прошлась по кухонным шкафам, в поисках, в поисках…
А потом мне стало очень, очень грустно. Очень грустно. Вот я вышла на волю. И что?
И что мне теперь делать? У меня нет друзей, в паб мне путь заказан, и к тому же у меня все равно нет денег… Неужели остаток своей жизни я проведу сидя по субботам дома у телевизора и глядя «Звезды у них в глазах» вместе со своей мамой? Или слушая, как они обсуждают, почему не победил Марти Пеллоу. Ведь он на голову выше Джонни Кэша.
И неужели я приговорена к тому, чтобы из вечера в вечер, в половине десятого, слушать, как отец говорит одну и ту же фразу «Ну, не сходить ли мне за пинтой к Филанс»? И при этом все, включая маму, должны пропеть, перевирая мотив: «Ах, Филанс! Что сравнится с Филанс…» Этот ритуал существовал не менее двадцати лет, но я совсем забыла об этом в свой первый вечер дома. И как раз оказалась вдвоем с папой на кухне. Так что вышло очень неудобно, потому что, когда он объявил о своем намерении, а я не запела, он спросил, глядя на меня глазами обиженной собаки: «В Нью-Йорке что, не поют? Там это не принято?»
Я выбежала из кухни.
– Боже мой! – жаловалась я маме. – Да здесь еще хуже, чем в Клойстерсе. Гораздо больший процент сумасшедших.
Но мама призвала меня проявить понимание и сострадание. Она сказала, что с тех пор, как возникла эта «Оклахома», и все «триумфальные гастроли» оказались одним единственным спектаклем, папа просто сам не свой.
– Это засело у него в голове. Но постепенно он снова станет тем же человеком, каким был прежде.
– Но ведь у него была всего лишь эпизодическая роль!
– Все равно, он ощущал свою значительность, – мудро заметила мама.
– Что мне делать? – стенала я.
Мне было скучно и гадко. Я провела дома всего лишь один день. Я скучала по Клойстерсу, мне хотелось обратно.
– Почему бы тебе не походить на эти ваши забавные собрания? – нарочито бодрым голосом спросила мама.
Вспомнив о расписании собраний, которым меня снабдили перед уходом из Клойстерса, я вдруг поняла, что вовсе не хочу быть человеком, который ходит на «забавные собрания». Я действительно решила жить без наркотиков, но добьюсь этого другим способом. Поэтому маме я туманно ответила:
– Э-э… Да. Через пару дней.
А чего мне на самом деле хотелось, так это позвонить Крису, но все было не собраться с духом. В воскресенье я почувствовала себя так паршиво, что даже согласилась пойти к обедне. Дальше было ехать некуда. Вернувшись домой, я трясущейся рукой набрала номер Криса.
Каким же горьким было мое разочарование, когда кто-то, очевидно, мистер Хатчинсон, ответил мне, что Криса нет дома! Я не назвалась и не стала ему ничего передавать, чтобы не расстраиваться, если он не перезвонит мне. Так что в понедельник пришлось вновь претерпеть всю эту нервотрепку с набором номера и звонком. На этот раз он оказался дома.
– Рейчел! – воскликнул он радостно. – Я надеялся, что ты позвонишь. Как дела?
– Прекрасно! – ответила я, внезапно воспрянув духом. Все вокруг снова стало солнечным и удивительным.
– Когда ты выписалась?
– В пятницу. (Ты должен был это помнить!)
– Уже ходила на собрание? – спросил он.
– Э-э, пока нет. Много дел… – туманно ответила я.
Действительно, очень много дел: есть печенье, слоняться по дому, жалеть себя.
– Не пренебрегай собраниями, Рейчел, – заботливо предупредил он.
– Не буду, не буду, – поспешно пообещала я. – Ну, как… может быть, нам встретиться?
– Да можно, пожалуй, – сказал он, но не с тем энтузиазмом, какого мне бы хотелось.
– Когда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138