– Истинно, истинно так! – молодой тоже начал креститься.
– Эгей, ратнички! Так-то вы, окаянные, подсобляете мельнику? – Мужики повскакали. На плотине стояли верхами Олекса, Тупик и дворский боярин великого князя с дружинниками.
– Да уж пособили! – крикнул Адам. – Вода сама вешняк отворила, а мы дно укрепили – устоит плотина.
Дворский поговорил с прибежавшим мельником, всадники съехали к реке по откосу.
– Дух-то от щербы! – дворский потянул носом.
Афонька бросился ополаскивать деревянные чашки, начерпал из непочатого котла, стал угощать начальников. Алешка с Микулой, достав ложки, пристроились к самому котлу. Поглядывая на склонившееся к закату солнце, Варяг попросил:
– Василь Ондреич, дозволь нам с Микулой остаться – рыбы привезем хозяйкам.
– Эге, – удивился дворский, – вы, никак, и красной рыбки схватили? Ай ты с собой привез, купец?
– Вона, боярин, мешок со стерлядкой да белорыбицей, для государя отложен.
– Ишь ты, значитца, жилая стерлядь в прудах держится.
– Может, и не жилая. Запруды каждый год спускают. Вот вода приспадет, ослабнет – она и проскочит вверх.
– Чего за рыбу-то просишь?
– Да ничего, боярин. Кланяюсь государю этим мешочком.
– Знаю вас, бесов. – Боярин погрозил пальцем, отхлебывая уху прямо из чашки. – При случае ведь напомнишь.
– Да коли случай выпадет, как без того, Микита Петрович?
Запив жирный кусок стерляди остатками ухи, боярин встал с бревна, велел навьючить рыбу на одну из лошадей.
– А ты, купец-молодец, коли улов останется, приноси поутру на княжеский двор. Меня назовешь – чай, пропустят. Всю возьму, какая будет, и цену дам хорошую.
– Не мерз, не мок, а поймал мешок, – бросил вслед отъехавшим кто-то из рыбаков.
– На то боярин. Да не бойсь, купец внакладе не останется.
Адам отыскал глазами Алешку с Микулой.
– Што, витязи, не боитесь холодной водички? Хвостуши, поди, уж полнехоньки, мне одному не управиться. Рыбу – пополам. Андрейка, ступай к мельнику, пусть отдаст все верши, какие есть. В обиде не оставим – потемну самый улов.
Могучий Микула начал молча стягивать кафтан. Раздевался и Алешка. Адам вдруг спохватился:
– Постойте, а где же странники-то?
– Какие странники? – спросил Алешка.
– Да подходили тут к нам на ушицу двое, с Белоозера. Недобрую весть принесли, а выспросить мы не успели.
– Што за весть? – насторожился Микула, но Адам уже вступил в воду, и расспросы пришлось отложить.
…Москва была взбудоражена новым грозным слухом. Теперь недавнее явление хвостатой звезды прямо связывали с саморазрушением церкви, воздвигнутой в память победы на Дону, – значит, небесное знамение все же обращено к Москве? А церкви к добру не разваливаются. У рябой бабы в Загорье корова отелилась трехногим телком, и людей охватил новый ужас. Теленка утопили, но в тот же день у соседки рябая курица запела петухом, а рыжий петух снес яичко, и слухи стали плодиться, как мухи в летнюю жару. Сначала многие видели – ночью на печных трубах плясал огненный бес, а потом беса обнаружили в амбаре купца Брюханова. Всю ночь сидельники, вооружась дубьем, стерегли запертую дверь, дрожа от холода и жутких звуков, сотрясающих кондовые стены амбара. Когда же утром со всей опаской отперли дверь, к великому изумлению нашли там похмельного водовоза Гришку Бычару. Он помнил лишь, что намедни был у кума на крестинах, но каким образом бес похитил его и подбросил в амбар заместо себя, сказать не мог. Кто-то видел, как над кремлевской стеной извивался летучий огненный змей, кто-то слышал, как в полночь на реке рыдали водяные девки, лесорубы поймали в подмосковном бору дикого мужика, били его и повели топить, уверясь, что это он сосет и портит коров, да, по счастью, встречные опознали в нем немого парня из Митина Починка, промышляющего липовым лыком. Много было в ту весну всякого. По приказу окольничего московские стражники хватали в корчмах и на церковных папертях подозрительных говорунов, но те двое странников, принесших весть о разрушении церкви, как в воду канули.
Димитрий Иванович наконец призвал митрополита – посоветоваться, как прекратить зловредные слухи и порожденную ими смуту. Выслушав князя, Киприан сдержанно сказал:
– Народ темен, государь, он склонен видеть во всяком знамении угрозу его благополучию. Кометы нередко являются взорам людей, но не всегда им сопутствуют беды.
– Речь теперь не о кометах, отче. Этот упорный слух о рухнувшей в Новгороде церкви…
– То не слух, государь мой, то правда.
– От кого сие ведомо?
– Из Троицы вестник был. Архиепископ новгородский сообщил Сергию, как все случилось. Уж с неделю мне известно.
Димитрий молчал, глядя в окно, на скулах медленно ходили желваки. Киприан ждал – вот сейчас князь взорвется криком, грохнет по столу кулаком, а то и… Митрополит даже втиснулся в кресло, но Донской лишь провел рукой по лицу. Зная о легкой отходчивости князя, владыка, поглаживая крест, мягко заговорил:
– Велики грехи наши, государь, но господь, наказывая гордыню, остается милостивым, готов принять всякое покаяние и награждать смирение…
Что-то словно бы дрогнуло в лице князя, Киприан, замерев, смолк. Вот сейчас… сейчас – припадет к святейшей руке владыки: «Прости, отче, неправду, мной учиненную, – пусть на мою голову падет любутский позор. Это нечистый Митяй подтолкнул тогда меня, государя, учинить насилие над законным святителем – каюсь в том до глубины сердечной». Что же тогда Киприан? А он поцелует упрямый лоб, перерезанный ранними морщинами, обмочит его слезой – все зло против князя сожжет в душе, и отныне пойдут они рука об руку, два великих пастыря русской земли, привлекая к себе друзей, смиряя недругов. Что знамения и слухи! – они разом смолкнут перед церковным хоралом.
Донской поднялся с кресла, подошел к застекленному окну, дернул раму, посаженную на шарниры.
– Экая духотища в апреле-то! – Повернулся, ожег гостя темным взглядом. – Вот што, отче. Давно уж в Новгороде Великом наших пастырей не было с судом церковным. То непорядок, и пора их туда послать.
– Благое дело, государь, – смиренно ответил митрополит. – Казна моя не так богата.
– Вот-вот, и казну пополнишь. Да пусть святые отцы еще повыведают о церкви. Я же в их дружину поставлю своих бояр.
Проводив владыку, Димитрий постоял на крылечке терема, потом, сопровождаемый дворским, обошел конюшни, отдыхая душой при виде отборных скакунов, заглянул к сокольникам – близилась пора весенней охоты. На соседнем подворье князя Серпуховского шла суета – Владимир готовился к отъезду в Серпухов, где затеял строительство новой крепости. Увидев брата, тот подошел к оградке, разделяющей усадьбы.
– Княгиню с собой берешь? – спросил Димитрий.
– В Полоцк сбирается – по матери и братьям соскучилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176