А кормиться здесь нетрудно, если ты хороший охотник. Я разрешаю бить зверя, сколько требуется. Мы пригнали много скота из Орды, часть его я раздал на расплод. В Оке и мещерских озерах рыбу можно черпать даже ситом. Мед, грибы, ягоды и орехи – тоже корм. Вот хлеба пока мало. Гороху, проса и репы тоже не хватает, а без них русским и мещере трудно. Мужиков я поэтому стараюсь держать на земле, иные из татар пашут и сеют, когда не на службе. Два года мира, и мы заживем хорошо. А воинов не я один привел сюда. Не удивляйся, когда увидишь.
Отряд перешел мелкую протоку, на вытоптанной поляне перед крепостцой его встретили трое. Знакомое почудилось Тупику в фигуре плечистого воина, одетого в синий халат с серебряным знаком воинского начальника на плече. Широкоскулое каменное лицо, отвислые монгольские усы, холодный взгляд из-под железного шишака. Тупик осадил коня, рука сама посунулась к мечу. Воин коротким поклоном приветствовал их.
– Сотник Авдул?
Хасан перевел прищуренный взгляд с Авдул а на Тупика:
– Он не сотник. Он тысяцкий – воевода крепости и удела. Не правда ли, боярин, в каждом городе должен быть тысяцкий?
– В Москве его нет, – ответил Тупик, еще не зная, как держать себя с бывшим врагом.
– В Москве есть великий князь и там много достойных воевод. А нам без тысяцкого не обойтись.
Авдул с непроницаемым лицом сделал приглашающий жест. Тупик смотрел на его широкую, жесткую ладонь со смешанным чувством изумления и настороженности: не эта ли самая рука наводила в грудь его отточенное копье, заносила над ним дамасский клинок в смертной сшибке конных дозоров!
С беспокойными мыслями въехал Тупик в острог через узкие ворота. Бревна в стенах обмазаны цепкой спекшейся глиной – от огня, у бойниц виднелись пороки и баллисты – острожек жил постоянно готовым к отражению набега. Внутри вдоль стен тянулись конюшни, навесы для скота, близ стен стояли амбары, клети, виднелись крыши холодных погребов, ближе к середине крепостцы теснились жилые избы для семейных воинов и выделялся длинный, похожий на караван-сарай дом для холостых. К церкви примыкал большой дом князя. Бревна многих строений еще не успели почернеть и пахли смолой, сияли слюдяные окна княжеского терема и лемех церковного купола – острожек казался молодым и нарядным. Многие избы пустовали. Подъезжая к Городцу, Тупик видел в пойме юрты татар, летом они лучше чувствовали себя в кочевых ставках и, даже оценив преимущества оседлой жизни, отдавали дань привычному быту. Наверное, им трудно привыкать к недвижным жилищам, особенно в летнюю пору, когда и оседлого человека охватывает древняя тоска по бескрайним зеленым далям.
Конюх-татарин с многочисленными помощниками-мальчишками принял усталых лошадей, их с веселым шумом и гамом погнали к реке. Воины окружили колодец, наполнив большую деревянную колоду, смывали пот и пыль. В длинной избе слуги накрывали стол на всех. Дворский из русских наконец позвал в трапезную. Она была устроена просто: стол четырехугольным кольцом тянулся вдоль стен, в середине – свободная площадка, на которую во время пиров выходили потешники, сказители и певцы, а то и сами участники пира. Слуги из молодых воинов расставили казаны с мясом, глиняные миски с горячим хлебовом, сулеи с крепким медовым вином, бурдюки с кумысом. В железных и медных тазах лежали жареная рыба, пареная репа, грудами на столе – зеленый лук и чеснок. Ложек не было, воины носили их за голенищами сапог. Что смутило Тупика – ни в одном углу трапезной – ни образка. Хасан, перехватив ищущий Васькин взгляд, тихо сказал:
– Прости, брат, но здесь не все христиане. Пусть каждый молится своему богу молчком.
Тупик прошел с хозяином во главу стола. С минуту постояли – христиане, мусульмане, язычники. Рука сама тянулась ко лбу, но Тупик не дал ей воли, лишь про себя произнес короткую молитву. Хасан, словно уловив ее скончание, кивнул и сел на лавку. Тупик заметил, как некоторые, садясь, успели обмахнуться крестом.
Ели молча. Русские запивали сытную еду квасом из сулеек и лагунков, выставленных по всему столу, татары – кумысом. Под конец стали угощать друг друга. Хасан наконец разрешил налить вина, потом встал:
– Боярин волен в своих людях, я же велю нашим спать. Утром рано подниму, время тревожное. Мужики на полях работают, стада на пастбищах – надо беречь их. На прошлой неделе девку нашу своровали, до сих пор не найдена. Завтра отряжу еще людей на поиски, если до утра не сыщется. Воров надобно взять непременно, след уводит за моховые болота, где скрывается разбойничья шайка Баракчи. Судить будем в Городце, при общем сборе народа. А теперь – хвала богу за пищу.
Почивать Тупика Хасан позвал в терем. Хотя в походах Васька держал за правило ночевать с воинами, принял приглашение. Только велел десятскому посмотреть коней, да чтобы каждый знал, где стоит его лошадь, где лежат седло и справа.
Было еще светло, в тереме не зажигали свечей, вечерний луч, просачиваясь в слюдяные оконца, озарял простое убранство княжеской гостевой. Навощенный дубовый пол, дубовый стол посередине, деревянные стулья с незатейливой резьбой, лавки у стен, над ними на медных гвоздях развешаны щиты, мечи, саадаки, кинжалы, шкуры медведей, рысей и волков, лосиные и оленьи рога. В красном углу – образ Спаса и Богородицы с ребенком.
В дальнем углу с лавки поднялся пожилой поп, благословил вошедших, певуче заговорил:
– Слыхал я, батюшка боярин, ты князю большой друг, так помоги решить спор наш.
– Зря ты, отче, впутываешь дорогого гостя в это дело, – с досадой сказал Хасан.
– Заговорили – так уж выкладывайте, – отозвался Тупик.
– Да просят мечеть наши мусульмане. Хотя бы за стенами…
– Не мечеть надо ставить, – запричитал поп. – Крестить надо весь народишко, в веру святую обратить.
– Так ты и крести, коли можешь! Тогда речи не будет о мечети.
– Не простое это дело, княже. Люди качаются, время надобно – разуверить их в басурманстве и язычестве поганом.
– Время! Им молиться каждый день надо. Мне тысячник Авдул снова сказал нынче – его люди собираются муллу привезти. Есть в Казани такой, старый доброхот Руси. А коли мечети не поставим, он глянет да и уйдет от нас.
– И бог с ним! Нам единая вера потребна.
– Ты бы, отче, коломенского епископа Герасима поспрошал, – посоветовал Тупик. – Он умеет смотреть далеко. Будет у вас мечеть – новый народ повалит в удел. А уж дело святых отцов – перетягивать их в церковь. Запретом же легко отпугнуть тех, кто нынче не хочет креститься. Да и разнесется – будто мы на Руси к иноверцам нетерпимы, крест на шею силой вешаем. Государь даже язычников силой крестить запрещает.
– Дак ты думаешь, батюшка боярин, епископ Герасим не станет возражать против мечети?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Отряд перешел мелкую протоку, на вытоптанной поляне перед крепостцой его встретили трое. Знакомое почудилось Тупику в фигуре плечистого воина, одетого в синий халат с серебряным знаком воинского начальника на плече. Широкоскулое каменное лицо, отвислые монгольские усы, холодный взгляд из-под железного шишака. Тупик осадил коня, рука сама посунулась к мечу. Воин коротким поклоном приветствовал их.
– Сотник Авдул?
Хасан перевел прищуренный взгляд с Авдул а на Тупика:
– Он не сотник. Он тысяцкий – воевода крепости и удела. Не правда ли, боярин, в каждом городе должен быть тысяцкий?
– В Москве его нет, – ответил Тупик, еще не зная, как держать себя с бывшим врагом.
– В Москве есть великий князь и там много достойных воевод. А нам без тысяцкого не обойтись.
Авдул с непроницаемым лицом сделал приглашающий жест. Тупик смотрел на его широкую, жесткую ладонь со смешанным чувством изумления и настороженности: не эта ли самая рука наводила в грудь его отточенное копье, заносила над ним дамасский клинок в смертной сшибке конных дозоров!
С беспокойными мыслями въехал Тупик в острог через узкие ворота. Бревна в стенах обмазаны цепкой спекшейся глиной – от огня, у бойниц виднелись пороки и баллисты – острожек жил постоянно готовым к отражению набега. Внутри вдоль стен тянулись конюшни, навесы для скота, близ стен стояли амбары, клети, виднелись крыши холодных погребов, ближе к середине крепостцы теснились жилые избы для семейных воинов и выделялся длинный, похожий на караван-сарай дом для холостых. К церкви примыкал большой дом князя. Бревна многих строений еще не успели почернеть и пахли смолой, сияли слюдяные окна княжеского терема и лемех церковного купола – острожек казался молодым и нарядным. Многие избы пустовали. Подъезжая к Городцу, Тупик видел в пойме юрты татар, летом они лучше чувствовали себя в кочевых ставках и, даже оценив преимущества оседлой жизни, отдавали дань привычному быту. Наверное, им трудно привыкать к недвижным жилищам, особенно в летнюю пору, когда и оседлого человека охватывает древняя тоска по бескрайним зеленым далям.
Конюх-татарин с многочисленными помощниками-мальчишками принял усталых лошадей, их с веселым шумом и гамом погнали к реке. Воины окружили колодец, наполнив большую деревянную колоду, смывали пот и пыль. В длинной избе слуги накрывали стол на всех. Дворский из русских наконец позвал в трапезную. Она была устроена просто: стол четырехугольным кольцом тянулся вдоль стен, в середине – свободная площадка, на которую во время пиров выходили потешники, сказители и певцы, а то и сами участники пира. Слуги из молодых воинов расставили казаны с мясом, глиняные миски с горячим хлебовом, сулеи с крепким медовым вином, бурдюки с кумысом. В железных и медных тазах лежали жареная рыба, пареная репа, грудами на столе – зеленый лук и чеснок. Ложек не было, воины носили их за голенищами сапог. Что смутило Тупика – ни в одном углу трапезной – ни образка. Хасан, перехватив ищущий Васькин взгляд, тихо сказал:
– Прости, брат, но здесь не все христиане. Пусть каждый молится своему богу молчком.
Тупик прошел с хозяином во главу стола. С минуту постояли – христиане, мусульмане, язычники. Рука сама тянулась ко лбу, но Тупик не дал ей воли, лишь про себя произнес короткую молитву. Хасан, словно уловив ее скончание, кивнул и сел на лавку. Тупик заметил, как некоторые, садясь, успели обмахнуться крестом.
Ели молча. Русские запивали сытную еду квасом из сулеек и лагунков, выставленных по всему столу, татары – кумысом. Под конец стали угощать друг друга. Хасан наконец разрешил налить вина, потом встал:
– Боярин волен в своих людях, я же велю нашим спать. Утром рано подниму, время тревожное. Мужики на полях работают, стада на пастбищах – надо беречь их. На прошлой неделе девку нашу своровали, до сих пор не найдена. Завтра отряжу еще людей на поиски, если до утра не сыщется. Воров надобно взять непременно, след уводит за моховые болота, где скрывается разбойничья шайка Баракчи. Судить будем в Городце, при общем сборе народа. А теперь – хвала богу за пищу.
Почивать Тупика Хасан позвал в терем. Хотя в походах Васька держал за правило ночевать с воинами, принял приглашение. Только велел десятскому посмотреть коней, да чтобы каждый знал, где стоит его лошадь, где лежат седло и справа.
Было еще светло, в тереме не зажигали свечей, вечерний луч, просачиваясь в слюдяные оконца, озарял простое убранство княжеской гостевой. Навощенный дубовый пол, дубовый стол посередине, деревянные стулья с незатейливой резьбой, лавки у стен, над ними на медных гвоздях развешаны щиты, мечи, саадаки, кинжалы, шкуры медведей, рысей и волков, лосиные и оленьи рога. В красном углу – образ Спаса и Богородицы с ребенком.
В дальнем углу с лавки поднялся пожилой поп, благословил вошедших, певуче заговорил:
– Слыхал я, батюшка боярин, ты князю большой друг, так помоги решить спор наш.
– Зря ты, отче, впутываешь дорогого гостя в это дело, – с досадой сказал Хасан.
– Заговорили – так уж выкладывайте, – отозвался Тупик.
– Да просят мечеть наши мусульмане. Хотя бы за стенами…
– Не мечеть надо ставить, – запричитал поп. – Крестить надо весь народишко, в веру святую обратить.
– Так ты и крести, коли можешь! Тогда речи не будет о мечети.
– Не простое это дело, княже. Люди качаются, время надобно – разуверить их в басурманстве и язычестве поганом.
– Время! Им молиться каждый день надо. Мне тысячник Авдул снова сказал нынче – его люди собираются муллу привезти. Есть в Казани такой, старый доброхот Руси. А коли мечети не поставим, он глянет да и уйдет от нас.
– И бог с ним! Нам единая вера потребна.
– Ты бы, отче, коломенского епископа Герасима поспрошал, – посоветовал Тупик. – Он умеет смотреть далеко. Будет у вас мечеть – новый народ повалит в удел. А уж дело святых отцов – перетягивать их в церковь. Запретом же легко отпугнуть тех, кто нынче не хочет креститься. Да и разнесется – будто мы на Руси к иноверцам нетерпимы, крест на шею силой вешаем. Государь даже язычников силой крестить запрещает.
– Дак ты думаешь, батюшка боярин, епископ Герасим не станет возражать против мечети?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176