ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

По его землям беспрепятственно водили свои полчища военачальники султана Мурада, враг уже стучался в ворота его столицы.
Смерть государства наступает, когда собственный народ не может или не хочет защищать его. Византийцы еще могли, но уже не хотели сражаться за свою империю. Как и в прежние времена, императоры старались привлечь наемников, но никогда наемники не возбуждали в народе доверия, ибо их мечи правительство обращало столь же часто против внешних врагов, сколь и против недовольных в своей стране. А ведь известно, что войско, которое предназначено для подавления своего народа, оказывается самым негодным в борьбе с внешним врагом. Никто так не склонен к трусости, шкурничеству, панике и прямой измене на войне, как люди из числа внутренних карателей, тюремщиков и палачей – наемных или добровольных. Ни разу за всю историю войн истина эта не была опровергнута.
Пришло, однако, время, когда и наемников содержать стало не на что: завоеватели-османы разоряли крестьян до нитки или угоняли в рабство, а основной доход с торговли шел в руки генуэзцев, которые за военную помощь в борьбе с Латинской империей вырвали у Константинополя исключительные привилегии. И тогда взоры императорской власти стали все чаще обращаться к единоверной Руси, поднимающейся на севере над пепелищами ордынских пожогов. Стремясь опереться на Москву, изощренные византийские политики понимали, как важно им любой ценой удержать патриарший контроль над русской церковью. За рукоположение духовных сановников, угодных князьям, за присылку на Русь ученых проповедников и богомазов, предметов культа, освященной церковной утвари взималась крупная плата в патриаршую и императорскую казну. Бывало, императоры прямо просили денег для дела защиты православия от «неверных» и не знали отказа. Летописи сохранили весть, что и куликовский герой – троицкий монах Ослябя доставлял крупную казну в дар византийцам. Русская помощь, заметно усилившаяся после Куликовской битвы, продлила жизнь Второго Рима, по меньшей мере, на сотню лет.
Принимая щедрые дары великих князей, императоры старались подольстить им, именуя своими братьями; византийские принцессы чаще других иноземок становились русскими княгинями; Киев, а затем Владимир и Москва назывались вторым центром православия – так не без участия самих византийцев, особенно переселившихся на Русь православных священников, еще задолго до окончательного свержения ига Орды была посеяна идея «Третьего Рима». Те, кого привлекала эта идея, вряд ли задумывались о том, что величие Рима вырастало в его поработительских войнах, в то время как величие Москвы складывалось в упорной, ожесточенной борьбе с самыми страшными поработителями своего века.
Однако уже все дороги Руси и ближних земель вели в Москву.
Путь посольства лежал через Коломну, ставшую как бы далеко выдвинутой московской заставой с юго-востока. Отряд Тупика на день опередил послов. Воины отдыхали. Уже скинувший доспехи Тупик вышел на подворье, привлеченный шумом, и увидел в толпе дружинников приземистого человека нерусской наружности в сером халате и лохматой шапке. Тот быстро подошел, покачиваясь на кривоватых ногах степняка, в лице его и узких глазах сквозила пьяная усталость. Заметил Тупик и пару взмыленных лошадей у коновязи.
– Откуда гонец?
– Беда, боярин Васка! – выкрикнул татарин. – Беда пришел на Мещер-Сарай! Спасай, Васка!
У Тупика поползли брови на лоб: какой это там «Сарай» спасать надо? И где он видел этого человека?
– Коназ Хасан нету – Мещера ходил, где искат, когда воротит? Коназ нет – два сотня чужих пришел. Авдул богатур меня звал: скакай, Маметша, на Коломна. Спасат нада Мещер-Сарай. Тридесят джигитов там, бабы, ребята.
Так вот оно что: в отсутствие Хасана на Городец-Мещерский совершено нападение. Если враг случайный – не так страшно. А если отряд ханский?!
– Когда случилось, Маметша? Ты-то как прорвался?
– Шибко скакал я, боярин Васка. Мой конь сытый, стоял долго. Его конь худой, шел лесом – где догнат? Вчера обед звонил – я там, нынче обед звонит – я здес. Авдул-богатур говорил: ден – стоим, другой ден – стоим. Третий ден – лежим, нет Мещер-Сарай.
Коли спасать – нельзя медлить минуты. Но как же со встречей посольства? Дело-то нешуточное. Поймет ли государь? Должен понять: военный набег на московские владения!
– Алешка, Микула! Всем – сбор, сыщите десятских. Коней седлать. Я – к воеводе.
По счастью, коломенский тысяцкий Василий Вельяминов оказался в своем тереме. Августовский день выдался жарким, воевода сидел в столовой палате, простоволосый, в распущенной рубахе, прохлаждаясь клюквенным квасом из ледника. Тупик с порога стал выкладывать вести, боярин, слушая, не отрывался от кружки, лишь поглядывал исподлобья серыми прозрачными глазами. Допил квас, отер ладонью подстриженную русую бородку, рявкнул в дверь:
– Эй, кто там есть, живо ко мне!
Вбежавшему отроку приказал немедленно поднимать по тревоге воинов, находящихся в детинце. На дворе часто зазвенело било.
– Ты выпей квасу-то. – Вельяминов пододвинул Тупику полную кружку. – Городец под моим досмотром, сотни поведу сам.
– Василь Васильич! – взмолился Тупик. – Хасан друг мой, в Мамаевой яме побратались.
– Друг! А у меня счет с Ордой не кончен за брата Микулу. И кому государь велел провожать посольство – тебе али мне?
– Государь простит – дело военное. Я ж дорогу лучше всех знаю. Этот Маметша еле на ногах держится, уснет в седле.
– Уговорил. Коль што – вместе ответим. Я оставлю полусотню для встречи послов, ты же в нее своих, московских, десяток добавь с хорошим начальником.
– Коней бы заводных, Василь Васильич.
– Табун в отгоне, за Окой, долго ждать. Ниче – кони у нас добрые, мы в детинце-то не шибко засиживаемся.
Скоро полторы сотни всадников выступили из городских ворот и рысью двинулись к броду через Москву. Со стены детинца их провожали тревожные взгляды, пока не скрылись в сосновом бору.
Долги старинные версты, а их до Городца, почитай, сотня. Только ночью, в самую темень, Вельяминов дал отдых людям и лошадям; напоили коней в лесной речушке, задали им ячменя, спали два часа в траве, возле конских копыт. Едва заря прорезалась – вскочили, сухари и вяленину грызли в седлах, запивая водой из кожаных и медных баклаг. Днем сделали тоже лишь один привал. Воины, привычные к походам, словно кочевники: в седлах едят, отдыхают, даже и спят попеременно: лошадей же вымучивать до предела нельзя: к бою готовились. За полдень в восточной стороне увидели косые столбы серого дыма. Что это – сигналы тревоги или пожары? Ускорили бег лошадей. Встретили деревеньку в два двора. Дома обжитые, в огородах зеленеют репа, лук и горох, круглятся сизыми боками кочаны капусты, кое-где бродят куры, а – ни людей, ни скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176