– Голос чернобородого сразу сел.
– На то казны не хватит. Кузнецы тут дороже красивых полонянок. Хотя не искусник ты, погляжу, а деньгу мурзе все ж зашибаешь.
– Так че пыташь, че душу травишь разговорами? – Кузнец хромовато повернулся, позванивая цепью, подошел к горну.
– На то травлю, штоб домой сильнее захотелось. А то вижу – в руках молот, на ноге – цепь.
Кузнец оставил мехи.
– Ну, раскую – и куда ж мне? Без обувки, без одежки, без полушки да в зиму глядючи? Степь велика. А я и хром, да здоров, не калика перехожая. До первого татарина – и опять в колодки?
– Коли будет все, о чем сказал, да лошадка, пойдешь?
– А ты как думаешь? – буркнул кузнец.
– Ладно. Я подожду твово стража, договорюсь о работе на вечер. На-ко вот, займись пока обручем, да не попадись, гляди. – Незнакомец сунул в руку чернобородого маленький напильник. Тот схватил, сунул под наковальню, зычно крикнул:
– Эй, уголек еллинскай, давай-ка сюды колесо!
Кузнец быстро насадил шину, знаками велел покатать телегу.
– Теперича езжай со своим купчишкой хоть в саму преисподнюю. Ну, ча ты скалисся, бедолага, чему рад? Чему нам с тобой смеяться, брат ты мой некрещенай, уголек горючий? Оба мы рабы, кощеи, скоты безответные, прости, господи, не на тя ропщу я. – Кузнец перекрестился, и негр тоже начал креститься, затараторил:
– Христиан, христиан!
– Ай, ефиоп, да ты, никак, христианского корню, православного? – опешил кузнец. – Ну-ка, ишшо, ну-ка!.. Вот горе-то, у тебя, поди-ка, и мамка есть? Эх, душа горемычная, да ты ж не в цепях – пристукни свово сукина сына купчишку да и ступай в свою землю-черномазию, к мамке ступай.
Негр улыбался, согласно кивал.
– Время-то полдничать. Есть, поди, хочешь? Меня хотя держат в сытости, я – скотина тяглая, то и мурза смекает. А тебе, поди, не кажинный день и похлебки-то дают?
Кузнец дохромал до лавки, достал из мешка круглую темную лепешку, жаренную на бараньем сале, разломил, протянул негру. Еще не кончили закусывать, когда в толпе на площади перед кузней появился верхом на ослике сутуловатый человек в желтой хламиде и широкополой шляпе с опущенными краями. Острые, настороженные глазки его быстро шныряли по толпе, в заплетенной курчавой бородке поблескивала медная пластина с рисунками и письменами – ханский знак, дающий право на торговлю в Орде дозволенным товаром.
– Твой иудушка. – Кузнец указал глазами, и негр вскочил, давясь неразжеванным куском, бросился навстречу купцу. Тот сошел с ослика, долго осматривал колесо, заставляя раба катать повозку, достал медную монету, но кузнец, ухмыляясь, выставил кукиш.
– Грошен давай, как уговорились. Серебряный грошен клади и ступай подобру, не то кликну караул.
При последнем слове купца будто хлестнули, он аж подскочил, кинулся к повозке, стуча пальцем по сваренному месту, плевался.
– Мели, Емеля, цену работе мы знаем. Вот крикну – они тя и на гульдены да на талеры раскошелят. С меня-т што взять?
Заказчик зло швырнул под ноги хромому круглую белую монету – то ли немецкий, то ли франкский грошен, тот невозмутимо поднял и опустил в кошель. Негр, отъезжая, обернулся, оскалил в улыбке белозубый рот, кузнец крикнул вслед:
– Помни, што я те сказал, уголек еллинскай!
Пополудни явился господский надсмотрщик – старый алан из доверенных рабов, опорожнил кошель кузнеца, проверил цепь на ноге, отомкнув тяжелый замок, сводил по нужде. Появился давешний незнакомец. Раскланялся с аланом, мешая фряжские, татарские и греческие слова, объяснил, что вечером ему надо подковать лошадей. Работать, возможно, придется при факелах, но со стражей сам дело уладит – у него не табун, работа скорая. В залог протянул ордынскую серебряную деньгу.
Вернулся гость на закате, ведя в связке трех лошадей; две под седлами, одна навьючена кожаными мешками. На боку его теперь висел легкий прямой меч, к седлам приторочены саадаки с хорошим запасом стрел – явно спешил в дорогу.
– Бери, кузнец, первого жеребца в стойло, а я с караульщиками потолкую. – Он заспешил навстречу черно-камзольной ночной страже, уже обходившей торговые ряды, зазвенели монеты, и стража молча прошагала мимо открытой кузни.
– Эй, хозяин, где ты там? – позвал заказчик. – Запали-ка витень, посвети нам – скорее плату получишь.
Алан тотчас явился, держа пеньковый осаленный факел, сунул в горн, поднял зажженный, стал светить. Быстро управились, алан пошел с горящим факелом в пристройку, где хранился запас железа и где на лавке коротал ночи кузнец-невольник. Гость двинулся следом, прихватив с наковальни молоток. Кузнец услышал глухой удар и тяжелое падение, свет метнулся в отворенной двери, тотчас появился гость с факелом, негромко приказал:
– Разгибай кольцо, снимай цепь.
– Да я ж… Да ее ж расковать надоть.
– Што же ты, в креста и мадонну, ворон ловил!
– Да он тут вертелся… – У кузнеца тряслись руки, он начал поспешно и неловко тереть ножное кольцо напильником. Незнакомец остановил его, одной рукой легко опрокинул наковальню.
– Подними ногу, ставь обруч на острое ребро. Так. Руки убери. – Несколько точных ударов, и кольцо лопнуло. – Разгибай. Возьми у него ключи, цепь отомкни и спрячь в закут. Его халат и сапоги – на себя, чалму – тоже.
В темной пристройке кузнец трясущимися руками развязал на убитом пояс, отцепил ключи, раздел труп, стащил сапоги, коснулся было чалмы, но, ощутив мокрое, отдернул руку, кое-как оделся и обулся в растоптанные кожаные моршни, выскочил наружу, словно из преисподней. Освободитель его постукивал о наковальню молотком, слышался близкий говор проходящих стражников. Кузнец отомкнул цепь, бросил в пристройку и торопливо запер дверь.
– На коней! – приказал незнакомец.
Сели, тронулись. Кованые копыта гремели по утоптанной земле, словно бубны ночной стражи, поднимающие город, но никто не сбегался на этот гром. Проехали через пустое торжище, в воротах окликнул стражник, поднял факел, узнал переднего, отступил и даже поклонился. Выехали в темную кривую улицу.
– Как звать тебя? – спросил кузнеца освободитель.
– Романом.
– А я – Вавила. Во, брат Роман, как нас – поклоном проводили.
Роман молчал, еще не веря в свободу, вздрагивая от каждого звука – вот-вот позади раздастся крик погони. И как этот бес может так медленно ехать, спокойно говорить?
Большие ворота были заперты, рядом – притвор, через который мог пройти навьюченный конь без всадника. Появился десятник стражи с горящим факелом, Вавила, не говоря ни слова, стал развязывать кошель, зазвенело серебро, и тяжелая, окованная дверь медленно распахнулась. Ведя лошадь в поводу в узкий проем, Роман старался не показать хромоты, почти висел на узде. Стражник подхлестнул коня, и тот едва не стоптал мужика. Окованная дверь затворилась – словно вытолкнула их из человеческого мира в пустыню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
– На то казны не хватит. Кузнецы тут дороже красивых полонянок. Хотя не искусник ты, погляжу, а деньгу мурзе все ж зашибаешь.
– Так че пыташь, че душу травишь разговорами? – Кузнец хромовато повернулся, позванивая цепью, подошел к горну.
– На то травлю, штоб домой сильнее захотелось. А то вижу – в руках молот, на ноге – цепь.
Кузнец оставил мехи.
– Ну, раскую – и куда ж мне? Без обувки, без одежки, без полушки да в зиму глядючи? Степь велика. А я и хром, да здоров, не калика перехожая. До первого татарина – и опять в колодки?
– Коли будет все, о чем сказал, да лошадка, пойдешь?
– А ты как думаешь? – буркнул кузнец.
– Ладно. Я подожду твово стража, договорюсь о работе на вечер. На-ко вот, займись пока обручем, да не попадись, гляди. – Незнакомец сунул в руку чернобородого маленький напильник. Тот схватил, сунул под наковальню, зычно крикнул:
– Эй, уголек еллинскай, давай-ка сюды колесо!
Кузнец быстро насадил шину, знаками велел покатать телегу.
– Теперича езжай со своим купчишкой хоть в саму преисподнюю. Ну, ча ты скалисся, бедолага, чему рад? Чему нам с тобой смеяться, брат ты мой некрещенай, уголек горючий? Оба мы рабы, кощеи, скоты безответные, прости, господи, не на тя ропщу я. – Кузнец перекрестился, и негр тоже начал креститься, затараторил:
– Христиан, христиан!
– Ай, ефиоп, да ты, никак, христианского корню, православного? – опешил кузнец. – Ну-ка, ишшо, ну-ка!.. Вот горе-то, у тебя, поди-ка, и мамка есть? Эх, душа горемычная, да ты ж не в цепях – пристукни свово сукина сына купчишку да и ступай в свою землю-черномазию, к мамке ступай.
Негр улыбался, согласно кивал.
– Время-то полдничать. Есть, поди, хочешь? Меня хотя держат в сытости, я – скотина тяглая, то и мурза смекает. А тебе, поди, не кажинный день и похлебки-то дают?
Кузнец дохромал до лавки, достал из мешка круглую темную лепешку, жаренную на бараньем сале, разломил, протянул негру. Еще не кончили закусывать, когда в толпе на площади перед кузней появился верхом на ослике сутуловатый человек в желтой хламиде и широкополой шляпе с опущенными краями. Острые, настороженные глазки его быстро шныряли по толпе, в заплетенной курчавой бородке поблескивала медная пластина с рисунками и письменами – ханский знак, дающий право на торговлю в Орде дозволенным товаром.
– Твой иудушка. – Кузнец указал глазами, и негр вскочил, давясь неразжеванным куском, бросился навстречу купцу. Тот сошел с ослика, долго осматривал колесо, заставляя раба катать повозку, достал медную монету, но кузнец, ухмыляясь, выставил кукиш.
– Грошен давай, как уговорились. Серебряный грошен клади и ступай подобру, не то кликну караул.
При последнем слове купца будто хлестнули, он аж подскочил, кинулся к повозке, стуча пальцем по сваренному месту, плевался.
– Мели, Емеля, цену работе мы знаем. Вот крикну – они тя и на гульдены да на талеры раскошелят. С меня-т што взять?
Заказчик зло швырнул под ноги хромому круглую белую монету – то ли немецкий, то ли франкский грошен, тот невозмутимо поднял и опустил в кошель. Негр, отъезжая, обернулся, оскалил в улыбке белозубый рот, кузнец крикнул вслед:
– Помни, што я те сказал, уголек еллинскай!
Пополудни явился господский надсмотрщик – старый алан из доверенных рабов, опорожнил кошель кузнеца, проверил цепь на ноге, отомкнув тяжелый замок, сводил по нужде. Появился давешний незнакомец. Раскланялся с аланом, мешая фряжские, татарские и греческие слова, объяснил, что вечером ему надо подковать лошадей. Работать, возможно, придется при факелах, но со стражей сам дело уладит – у него не табун, работа скорая. В залог протянул ордынскую серебряную деньгу.
Вернулся гость на закате, ведя в связке трех лошадей; две под седлами, одна навьючена кожаными мешками. На боку его теперь висел легкий прямой меч, к седлам приторочены саадаки с хорошим запасом стрел – явно спешил в дорогу.
– Бери, кузнец, первого жеребца в стойло, а я с караульщиками потолкую. – Он заспешил навстречу черно-камзольной ночной страже, уже обходившей торговые ряды, зазвенели монеты, и стража молча прошагала мимо открытой кузни.
– Эй, хозяин, где ты там? – позвал заказчик. – Запали-ка витень, посвети нам – скорее плату получишь.
Алан тотчас явился, держа пеньковый осаленный факел, сунул в горн, поднял зажженный, стал светить. Быстро управились, алан пошел с горящим факелом в пристройку, где хранился запас железа и где на лавке коротал ночи кузнец-невольник. Гость двинулся следом, прихватив с наковальни молоток. Кузнец услышал глухой удар и тяжелое падение, свет метнулся в отворенной двери, тотчас появился гость с факелом, негромко приказал:
– Разгибай кольцо, снимай цепь.
– Да я ж… Да ее ж расковать надоть.
– Што же ты, в креста и мадонну, ворон ловил!
– Да он тут вертелся… – У кузнеца тряслись руки, он начал поспешно и неловко тереть ножное кольцо напильником. Незнакомец остановил его, одной рукой легко опрокинул наковальню.
– Подними ногу, ставь обруч на острое ребро. Так. Руки убери. – Несколько точных ударов, и кольцо лопнуло. – Разгибай. Возьми у него ключи, цепь отомкни и спрячь в закут. Его халат и сапоги – на себя, чалму – тоже.
В темной пристройке кузнец трясущимися руками развязал на убитом пояс, отцепил ключи, раздел труп, стащил сапоги, коснулся было чалмы, но, ощутив мокрое, отдернул руку, кое-как оделся и обулся в растоптанные кожаные моршни, выскочил наружу, словно из преисподней. Освободитель его постукивал о наковальню молотком, слышался близкий говор проходящих стражников. Кузнец отомкнул цепь, бросил в пристройку и торопливо запер дверь.
– На коней! – приказал незнакомец.
Сели, тронулись. Кованые копыта гремели по утоптанной земле, словно бубны ночной стражи, поднимающие город, но никто не сбегался на этот гром. Проехали через пустое торжище, в воротах окликнул стражник, поднял факел, узнал переднего, отступил и даже поклонился. Выехали в темную кривую улицу.
– Как звать тебя? – спросил кузнеца освободитель.
– Романом.
– А я – Вавила. Во, брат Роман, как нас – поклоном проводили.
Роман молчал, еще не веря в свободу, вздрагивая от каждого звука – вот-вот позади раздастся крик погони. И как этот бес может так медленно ехать, спокойно говорить?
Большие ворота были заперты, рядом – притвор, через который мог пройти навьюченный конь без всадника. Появился десятник стражи с горящим факелом, Вавила, не говоря ни слова, стал развязывать кошель, зазвенело серебро, и тяжелая, окованная дверь медленно распахнулась. Ведя лошадь в поводу в узкий проем, Роман старался не показать хромоты, почти висел на узде. Стражник подхлестнул коня, и тот едва не стоптал мужика. Окованная дверь затворилась – словно вытолкнула их из человеческого мира в пустыню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176