впрочем, может, просто такие они были
люди.
3. ВОДОВОЗОВ
Пока я запирал логово, Настя терпеливо ждала, потом взяла под руку,
крепко прижалась, так что сквозь куртку и ее дубленку почувствовал я ре-
зиновую упругость грудей, и, сведя меня на тротуар, набрала несколько
кнопочек на кодовой панельке. Щелкнул соленоид за дверью, и та, подпру-
жиненная, медленно распахнулась, приглашая войти. Небольшой вестибюль:
стенгазета, доска приказов, гипсовый бюст на фанерно-сатиновой тумбе,
гардероб со швейцаром. Приветик, дядя Вася! Девочек еще никого нету?
спросила Настя. А ты не видишь? поведя глазом по пустым вешалкам, отве-
тил с ласково-фамильярной грубоватостью дядя Вася, герой-инвалид: грудь
в медалях, деревяшка вместо ноги. Младенчика доставили? Не волнуйся,
Настенька, все как в аптеке. Ну-ка показывай, показывай, кого привезла
сегодня! и уставился на меня.
Настя расстегнула кнопочки на моей куртке, потянула молнию - тут
только я разобрался в странности обыденной на первый взгляд обстановки:
шабаш! Название стенгазеты - с профилем, как положено, с положенною же
цитатою - было "Шабаш"! И еще: рядом с санбюллетенем "Профилактика вене-
рических заболеваний", на котором разные бледные спирохеты под микроско-
пом и все прочее, висела доска почета: тоже на первый взгляд самая обыч-
ная: "Мы придем к победе коммунистического труда" или что-то похожее, но
большие цветные фото представляли исключительно женщин и выглядели куда
непристойнее, чем снимки разных герлз на японских и шведских календарях:
туалеты всех этих дам, номенклатурных, начальствующих, о чем свиде-
тельствовали, кроме выражения лиц, депутатские значки, красные муаровые
ленты через плечо, ромбики, колодки правительственных наград, - туалеты
были изъянны, незавершены, расстегнуты, распахнуты, расхристанны, оголяя
где совсем, где кусочком срамные места. Капитанский китель Насти, напри-
мер, надет был (на фото) внакидку прямо на тело, а из-под кустистой, во-
лосатой мышки выглядывал "макаров" в кобуре; у ЗАГСовой поздравляльщицы
муаровая лента шла между тоже обнаженными, обвислыми грудями, к одной из
которых, прямо к коже, пришпилена медалька "За доблестный труд" - и да-
лее в том же роде. Меня аж передернуло от пакостности, но ничего, решил
я. Раз уж такая цена - придется платить не торгуясь, все равно дешевле,
чем скальпель, да и вернее, кажется, а в вестибюль уже прибывали дамы с
фотографий, и каждая, отдав дяде Васе шубу и охорошившись у зеркала,
подходила ко мне, а Настя знай представляла: Волк. Вера. Волк. Леночка.
Волк. Галина Станиславна! и были среди них и молоденькие комсомолочки, и
партийки в самом соку, вроде Насти Голубчик, и недурно сохранившиеся под
пятьдесят, и даже одна совсем юная девочка, лет двенадцати или тринадца-
ти, председатель совета дружины, но попадались и совершенные старухи:
седые, полулысые: фиалки, соратницы Ильича, персональные пенсионерки со-
юзного значения, и хоть набралось последних сравнительно немного, от них
прямо-таки воротило с души. Дядя Вася, а что сегодня за кино? спросила
уже представившаяся поздравляльщица, и дядя Вася ответил: Молодая гвар-
дия. О-о-о-о-о! понеслось восторженное из укрытых покуда грудей, словно
шайбу забили на стадионе, и мне стало гаже прежнего, потому что я никог-
да не мог переносить единодушия масс, пусть даже таких небольших, как
скопилась в вестибюльчике.
Дядя Вася выполз из-за гардеробной стойки и, стуча копытом, распахнул
широкие двери, и кинозал - в подушках, сшитых вместе и разрозненных, в
коврах, в диванчиках, в софах, тахтах, широких креслах, уставленный под-
носами с питьем и закусью, мягко освещенный - кинозал принял нас в свое
чрево. Недолго думая, я прилег на подушки и стал посасывать ломтик саля-
ми с ближайшего подноса, а свет принялся лениво гаснуть, и экран замер-
цал титрами той самой картины, которую я не раз и не два видел в Но-
во-Троицком, в детстве, с отцом еще и с мамою, и в юности, в Горьком - и
дамы зашевелились, зашуршали одеждами, и чьи-то жирные пальцы потянулись
ко мне, лаская, расстегивая пуговицы, молнии - я держался изо всех сил,
понимая, что вынужден быть послушным - держался, стараясь сосредоточить
внимание на экране: там все шло, как и должно идти, и на меня даже нака-
тила эдакая ностальгическая волна, но тут неожиданная панорама с серьез-
ных лиц клянущихся молодогвардейцев открыла голые их - ниже пояса - те-
ла, блудящие, похотливые руки - все это под торжественные звуки торжест-
венных слов - а потом губы, произносящие слова, снова оказались в кадре,
но уже опустившись в него сами, и тянулись к волосящимся пахам, и про-
пускали между собою язычки, и те, жадные, начинали облизывать, обрабаты-
вать набрякшие гениталии того и другого пола, и клятва, и прежде ма-
ло-помалу терявшая стройность, пошла вразброд, вовсе сошла на нет, сме-
нилась тяжелым, прерывистым, эротическим дыханием! Я много пересмотрел в
свое время французских порноленточек и слишком хорошо знал, что действу-
ют они только первые минут десять, а потом однообразие происходящего на-
чинает навевать необоримую скуку, но тут и первые десять минут на меня
не подействовали, разве обратным порядком - и я с тоскою подумал, что не
сумею, пожалуй, расплатиться за право выехать, окажусь некредитоспосо-
бен, а глаза, привыкшие к полутьме, разглядывали в мелькающих отсветах
экрана старинный, за кованой решеткою, погасший камин в углу; на мрамор-
ной его полке бюстики основоположников, по семь каждого, один меньше
другого, словно слоники; ужасного вида щипцы и, наконец, метлы, целую
рощу метел, прислоненных к каминному зеву: ручки никелированные, с раз-
ными лампочками и кнопками; попутно глаза замечали и дам, которые, потя-
гивая датское пиво и фанту, посасывая сервелат, разоблачались в разных
углах, переползали, перекатывались по полу, образовывая текучие, меняю-
щиеся группки, перешептывались о какой-то ерунде, чуши: Мария, где тру-
сики-то брала? А, Мария? В пятьдесят четвертом. В каком - в каком? В
пятьдесят четвертом!
4. КРИВШИН
В пятьдесят четвертом ссылка отменилась, и Дмитрий Трофимович, как ни
уговаривали его остаться в МТС (что, может, и было бы в каком-то смысле
правильно для него и хорошо) забрал с собою сына, не забрал - до време-
ни, пока устроится - жену и переехал в Горький, где, наконец, с опозда-
нием на добрые пятнадцать лет, и поступил на ГАЗ, в техбюро, на де-
вятьсот пятьдесят рублей оклада. Жилья раньше чем через три-четыре года
не обещали - пришлось покуда снимать комнату в деревянном окраинном пе-
реулке, в полдоме, что принадлежал речнику-капитану, умирающему от рака
легких, и жене его, Зое Степановне, пятидесятилетней, курящей папиросы
Беломорканал и выпивающей, некогда, надо полагать, весьма хорошенькой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172