ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Надо думать, именно относительная жизненная устро-
енность в эмиграции - у Renault помещались кой-какие капиталы водово-
зовской фирмы, да и инженером Дмитрий Трофимович был действительно
дельным, так что работал не из милости и имел неплохие деньги - высвобо-
дила время и душевные силы на чтение Карамзина, Ключевского и Соловьева,
на размышления о судьбах России и ее (его, Водовозова) народа и, глав-
ное, на тоску по ностальгическим березкам - роскошь, какую многие водо-
возовские однополчане, выбивающиеся из сил ради куска хлеба, озлоблен-
ные, позволить себе не могли. Водовозова же березки, вопреки многочис-
ленным свидетельствам и предостережениям, привели в конце концов к две-
рям советского посольства - как раз разворачивалась широкая кампания за
возвращение - и сквозь дубовые эти двери замаячила Родина.
Россия! Не могла она - верилось Дмитрию Трофимовичу - долго ходить
под жидами, торгующими ею, не мог русский могучий дух не сбросить с себя
чужеродное иго, не окрепнуть в испытаниях, не отмести с дороги ленивую
шваль, голытьбу, шпану, которая так нагло и бездарно хозяйничала в во-
семнадцатом на водовозовском заводе. Не своего завода было Дмитрию Тро-
фимовичу жалко, то есть, не было жалко как именно своего - грусть, боль
и пустота отчаяния появлялись в душе от этой вот бездарности и бестол-
ковщины - боль врожденная, возникающая рефлекторно при виде того, как
люди разрушают более или менее совершенные создания мысли и рук - хоть
бы даже заводную какую-нибудь куклу или бессмысленную хрустальную вазу.
И гибель отца в чекистском подвале, и голодную смерть матери, и
собственные мытарства - все прощал Водовозов Родине: сами, сами виноваты
они были перед народом за долгую его тьму, нищету и невежество, за подс-
пудно копящуюся злобу, - и тем, может, более виноваты, что совсем недав-
но изо тьмы этой и нищеты выбились: всего лишь Дмитрия Трофимовича дед,
которого внук хорошо помнил, больше полужизни пробыл в крепостном состо-
янии и только за год до шестьдесят первого выкупился на волю; а после,
когда ставил велосипедное свое дело, не иначе, как очень крепко народ
этот прижимал - по-другому и не поставилось бы оно в столь короткий
срок, вообще, может, не поставилось бы, - словом, все прощал инженер Во-
довозов, все оправдывал и, главное - верил в свою Россию, несколько даже
экзальтированно верил: воспоминания о распаде армии в семнадцатом, об
ужасах трех лет людоедской гражданской - воспоминания эти требовали,
чтобы перебить, заглушить себя, довольно значительной экзальтации - ве-
рил и ехал отдать опыт, силы, талант на укрепление могущества раскрепо-
щенного народа, на развитие отечественной промышленности, о бешеных тем-
пах которого писали не одни советские газеты. В Нижний - в Горький, как
нелепо они его переназвали, но и это переназвание Водовозов готов был им
простить - собирался Дмитрий Трофимович, на гигантский автозавод-новост-
ройку, и оставлял в Париже жену и шестилетнюю дочь Сюзанну, настоящую
француженку, по-русски не говорящую, всю в мать.
Однако, вместо Горького, в первую же неделю по возвращении Водовозов,
не успевший наслушаться вдоволь русской речи на улицах, в трамваях и не-
давно открытом метро и едва успевший пройтись по ностальгической набе-
режной, обсаженной березками, оказался в ГПУ и, проваландавшись в тюрьме
четыре с хвостиком месяца, был бессрочно сослан в одну из отдаленных де-
ревень Сибири, в Ново-Троицкое, верстах в трехстах на северо-восток от
Красноярска, в деревню, где не то что завода - никаких даже мастерских
не было, одна кузня, как у деда, да - снова - редкие березки в прогалах
тайги - и где жил поначалу буквально подаянием, ибо работы найти не мог.
Впрочем, в значительной мере освобожденный от парижских иллюзий, Дмитрий
Трофимович, хоть и поражался нелепости, невыгодности для государства та-
кого распоряжения судьбою квалифицированного инженера, сознавал, что ему
еще крупно повезло, что вполне мог бы он стать к стенке или загреметь в
лагерь, куда-нибудь под Магадан, где в первый же год и издохнуть от али-
ментарной дистрофии; повезло тем более, что со временем все так или ина-
че устроилось: неподалеку от Ново-Троицкого организовалась МТС, куда Во-
довозова и взяли чернорабочим, а потом и слесарем, да еще и возникло лю-
бовное знакомство с молоденькой сиротою, дояркой Лушею, и завершилось
браком, ибо сорокашестилетнему мужчине в столь тяжелой, непривычной обс-
тановке выжить в одиночку, пожалуй, не удалось бы.
Когда началась война, Водовозов стал рваться на фронт, пусть хоть в
штрафбат и рядовым, но ему отказали, а по нехватке специалистов и просто
мужчин назначили механиком и, фактически, директором МТС. Итак, защищать
Россию с оружием в руках Водовозову не доверили, но любить ее наперекор
всему запретить пока не смогли, и, получив казенные полдомика, переехав
туда с беременной женою и, наконец, дождавшись рождения сына, Дмитрий
Трофимович назвал его не в честь отца своего, скажем, или деда, а одним
из древнейших русских имен, красивым и несправедливо на взгляд Дмитрия
Трофимовича забытым, гораздо более русским и красивым, чем, например,
расхожее Лев. Назвал вопреки робкому ужасу собственной жены и нату-
ральной угрозе, звучавшей в голосе предсельсовета Попова, когда послед-
ний прямо-таки отказывался записать подозрительное имя в регистрационную
книгу, а потом, все же записав, нажаловался уполномоченному НКВД старше-
му лейтенанту Хромыху, и тот вызывал Дмитрия Трофимовича и запугивал.
Подозрительное имя, кроме славянофильской отрыжки эмиграции, и впрямь
содержало и некий эмоциональный заряд, некий смысл, посыл, который,
словно досмертный талисман, хотел передать отец Волку: установку на жес-
токость, на жесткость, на собственные силы - словом, на выживание - и
Волк это чувствовал и с самого младенчества отказывался отзываться и на
материнские, опасливо обходящие не христианское, дьявольское имя ласко-
вые прозвища, и, тем более, на разных вовочек, волечек и володь, с кото-
рыми непрошено пыталась прийти на помощь незлая сама по себе учительница
Зинаида Николаевна, прийти на помощь, ибо нетрудно представить, до чего
семилетние коли и вити могут довести мальчика Волка, придравшись к тому
одному, что он Волк; если даже сбросить со счетов положение еврика, фа-
шистика и вражонка народа, в котором автоматически, по рождению, оказал-
ся младший Водовозов - положение тяжелое до того, что один из волковых
одноклассников (по простому имени Василий), племянник известного неког-
да, позже расстрелянного сталинского наркома, так был затравлен в школе,
что не оправился и до сих дней и, попав несколько лет назад за дисси-
дентство в Лефортово, раскололся и заложил всех товарищей, а девочка Ва-
ля, двумя годами старшая Волка, в пятом классе, буквально за три недели
до пресловутого марта пятьдесят третьего, покончила собою, повесилась
или, по ново-троицки, завесилась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172