20
Вероятно, птица Сирин - 21
Берегись, мол: женщину во мне 21
Непрочитанный "Вечеръ у Клэръ". 22
Лишь в пятницу расстались. Нынче - вторник, 22
Мысль, до слезы комическая: 23
О льняное полотно 24
Я никак не могу отвязаться от привкуса тлена 24
Промозглая сырость, и сеется снег 24
Словарь любви невелик. 25
Сымпровизируй, пожалуйста, 25
Помнишь пласнику Брубека: 26
К сонету я готовлюсь, точно к смерти: 27
Осталось семь стихотворений, 27
Минорное трезвучие 27
Минутка... копеек на 40 28
Как сложно описать словами шар, 29
Разлука питает чувство, 29
Далеко Енисей, 30
Тревожит меня твой кот, 31
Оркестр играет вальс. Унылую аллею 31
На главную страницу
ГРЕХ
история страсти
"ГРЕХ"
"НИКОЛА-ФИЛЬМ", "ЛЕНФИЛЬМ"
Санкт-Петербург, 1993 год
Режиссер - Виктор Сергеев
Композитор - Эдуард Артемьев
В главных ролях:
НИНКА - Ольга Понизова
СЕРГЕЙ - Александр Абдулов
МАТЬ СЕРГЕЯ - Ольга Антонова
ОТТО - Борис Клюев
АРИФМЕТИК - Сергей Снежкин
СТАРОСТА - Нина Русланова
ЧЕЛОВЕК В ИЕРУСАЛИМЕ - Валентин Никулин

Когда в июле целую неделю то и дело идут дожди, среднероссийские луга
приобретают такой вот глубокий, влажный, насыщенный зеленый тон, не
столько нарушаемый, сколько подчеркиваемый фрагментами теплого серого
неба, отраженного в лужицах, колеях, канавках, в проплешинах мокрой
рыжей глины.
Если сделать волевое усилие и исключить из поля зрения как специально
уродующую пейзаж высоковольтную линию, недобрые семь десятков лет разру-
шаемый и только год= какой-то =другой назад возвращенный правопреемникам
прежних хозяев для восстановления и жизни древней постройки монастырь
выглядит - вымокший, издалека - почти как в старые времена, - тем эф-
фектнее появление на этом пространстве новенького, сверкающего, словно с
рекламного календаря рэйндж-ровера с желтыми заграничными номерами, ко-
торый, покачиваясь и переваливаясь, движется к влажно-белым коренастым
стенам по плавному рельефу луга без дороги, напрямик.
Рэйндж-ровер набит аппаратурою и молодым пестро одетым иноземным на-
родом, взрыв хохота которого обрывает, свесившись с огороженной никели-
рованными поручнями крыши почти в акробатическом трюке белобрысая долго-
вязая девица с микрофоном в той руке, которою не уцепилась в оградку:
- Э! Я все-таки пишу!
- Остановимся? - флегматично спрашивает флегматичный водитель, потя-
гивая из банки безалкогольное пиво.
- Так эффектнее, - возражает белобрысая, - только помолчите! - все
это по-немецки.
Помолчать обитателям рэйндж-ровера трудно: они предпочитают чуть сни-
зить тон и закрыть окна. Впрочем, девицу это, кажется, устраивает: она
ловко возвращается в относительно надежное положение на крыше, кивает
толстенькому бородачу с телекамерою, тот направляет объектив на монас-
тырь.
Загорается красная съемочная лампочка; девица, выждав секунду-другую,
сообщает микрофону, что они приближаются к одному из недавно возвращен-
ных властями Церкви женских монастырей, за чьими стенами по ее, девицы,
сведениям живет сейчас под именем инокини Ксении и, как говорят в Рос-
сии, спасает душу (два слова по-русски) героиня прошлогоднего нашумевше-
го гамбургского процесса, обвиненная!
Опасаясь, что девица расскажет слишком много в ущерб занимательности
повествования, перенесемся на монастырскую колокольню: держась напряжен-
ной рукою за толстую, влажную веревку, смотрит на луг, на букаш-
ку-рэйндж-ровер двадцати= примерно =летняя монахиня, чью вполне уже соз-
ревшую, глубокую, темную красоту, не нуждающуюся в макияже, оттеняют
крылья платка-апостольника. Смотрит, не в силах сдержать чуть заметную,
странную, пренебрежительную, что ли, улыбку!
Рэйндж-ровер останавливается тем временем у монастырских ворот, ком-
пания высыпает из него, белобрысая девица, ловко спрыгнув с крыши, сту-
чит в калитку. Та приоткрывается на щелочку, являя привратницу: тощую,
злую, каких и только каких в одной России можно, наверное, встретить на
подобном посту. Привратница некоторое время слушает иноязыкий, с лома-
но-русскими включениями, щебет.
- Нету начальства! - роняет и калитку захлопывает, чуть нос белобры-
сой не прищемив.
- Дитрих, материалы! - распоряжается та, и Дитрих лезет в машину, вы-
таскивает кипу журнальных цветных страниц, отксеренных газетных полос,
фотографий.
Белобрысая принимает бумажный ворох, перебирает его, задерживаясь на
мгновенье то на одном снимке, то на другом: давешняя монахиня - а она
все стоит на колокольне, поглядывает вниз и улыбается - в эффектной ци-
вильной одежде за огородочкою в судебном зале (двое стражей по сторо-
нам); окруженная журналистами, словно кинозвезда какая, спускается по
ступеням внушительного здания - надо полагать, Дворца Правосудия.
Флегматичный водитель, понаблюдав за напрасными стараниями совершенно
обескураженных, не привыкших в России к подобному отношению товарищей
проникнуть в обитель, столь же флегматично, как пиво пил прежде, нажима-
ет на кнопку сигнала, а потом щелкает и клавишею, врубающей сирену.
- Ты чего?! - пугается белобрысая.
- Нормально, - говорит ли, показывает ли лапидарным, выразительным
жестом тот.
А монахиня на колокольне, справясь с часиками, ударяет в колокола.
Получившаяся какофония явно забавляет ее: высунулись кто из какой двери,
кто из окошка сестры, привратница, словно борзая, бежит к келейному кор-
пусу; навстречу, спортсменка-спортсменкою, мчится мать-настоятельница,
отдавая на ходу распоряжения.
Калитка снова приотворяется. Мать-настоятельница, дама сравнительно
молодая, чью комсомольско-плакатную внешность камуфлирует от невнима-
тельного взгляда монашеское одеяние, не столько ни бельмеса не понимает
в многоголосии с той стороны ограды, сколько не желает понимать, не же-
лает смотреть и на просунутые в щель белобрысой репортершею вырезки.
Особенно раздражает монахиню уставившийся на нее телеглаз.
- Минутку, господа! Айн момент! - а сама косится на колокольню, с ко-
торой несется все более веселый перезвон.
Наконец, привратница почти за руку тащит юную, тонкую монашку, кото-
рая, выслушав данную на ухо настоятельницею инструкцию, на чистейшем
берлинском диалекте говорит, что господа, к сожалению, ошиблись, что ни-
какой сестры Ксении в их обители нету и не было и даже никакой сестры с
другим именем, похожей на фотографические изображения, и что, к сожале-
нию, монастырь не может сейчас принять дорогих гостей.
Немцы переглядываются, шепчутся, собираются, кажется, предпринять еще
одну атаку, но привратница уже закладывает калитку тяжелыми, бесспорными
засовами, а мать-настоятельница, не заметив вопроса-упрека в глазах юной
сестры-переводчицы, направляется к кельям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172