Желая повторения той чудесной зимы, когда сутки свивались цепочкой чувственных наслаждений, склёпанной из звенышек бабьего счастья, Чулмасы ночами обшаривала избы со спящими хозяевами, обыскивала охотников, заночевавших у костра, но так и не нашла второго прозрачного кувшина.
В конце концов в дальней деревеньке стибрила бурдюк с бражкой – хотя бы длинным горлышком он походил на памятный кувшин. Точно так же бражка похожа на сомагонку, но нет в ней свирепой крепости. Мужики, её отхлебнувшие, походили на Пугына как свинья на быка. И лесунка всё лето провела в поисках секретных добавок, улучшающих результат, пока путём проб и ошибок не обнаружила тот же компонент, что и Сотон. Запасы снадобья она пополняла из бражных ям Токкэби, своего сожителя с палёной бородой, и крошила туда красно-белые шляпки ядовитых мухоморов. Мужики пробовали секретную настойку и зверели. При этом любовный пыл некоторых возрастал и чуточку приближался к темпераменту Пугына, хотя большинство пьяниц скучно умирало на месте.
Надо ли говорить, что Чулмасы новой спины не нарастила, хотя при её лемурийских способностях это было делом плёвым, нет, она гордилась своей стёртой на нет спиной, как воинственный абориген татуировкой. Охотно демонстрировала мужикам кишки и рёбра и забавлялась воплями ужаса, считая, что вылетают они из оскаленных ртов от высшего наслаждения.
Впрочем, лесунка никому не хотела ничего плохого и искренне удивлялась, почему вдруг стала пугалом для всех поселений округи. Когда при виде её путник пускался наутёк, она злилась и из ушей её валил жёлтый дым из спор грибов-дождевиков. «Пугын! Пугын!» – аукала она по логам и вершинам скал, но нигде не находила потерянного бабьего счастья…)
Для Сотона девятое утро со дня открытия волшебных свойств мухоморов начиналось чудесно, да день вот неудачным вышел. Может, не предложи он Джору питаться вонючими отходами, ничего бы и не случилось. По крайней мере, сам Сотон позднее решил, что именно необдуманное проклятие и привело его к столь печальному исходу. Рассуждения несостоявшегося хана были просты и логичны: горе свалилось после злых слов, а значит, из-за них. А случилось вот что.
Инаде, матушке Аран, девицы с гребешком, приснился сон, чтоб им всем лопнуть! А приснилось старой карге, будто её ненаглядная Куси пришла к мамушке и поведала тайну своего исчезновения. История, рассказанная Аран, была столь нелепой, что ей тут же поверили все племена Пака. Да и кто бы не поверил: нарочно подобный бред придумать невозможно.
По словам Инады, дочь её Аран забралась на скалу, чтобы полюбоваться лунным светом. Беды в знакомых таёжных чащах она не чаяла. Лунный свет скользил по хвойным мехам, колеблемым весенним ветерком, а девушка мечтала о прекрасноликом юноше, который придёт и легко и благородно совершит с ней то, чего не сумел развратный старикан из печальной песни «Старик преподносит цветы». Повторяя Суро из зримой песни, Аран расстегнула воротник до самого пупка и показала месяцу свои юные груди. Лунный свет принялся щекотать их, словно языком лизал. Девушка раскрыла алый ротик, задрала подол и раскинула ноженьки, подставляя серебряному бесстыднику самое сокровенное. В мечтах она уже качалась на волнах страсти, когда в эротические фантазии ворвалась грубая реальность. Зловещая тень накрыла её обнажённые бёдра, будто коршун курицу. Аран распахнула затуманившиеся очи, думая, что на месяц набежала тучка, чтобы её тоже облизали лучи.
– Но не тучка плыла по небу, – излагала мамаша, – а совсем наоборот.
Вместо ожидаемого луноликого возлюбленного…
– …над невинною девицею, – врала Инада, – нависал седой старик.
С содроганием Аран узнала в нависшей над ней скрюченной фигуре старого Сотона.
– Серебром горели волосы, но – не лунным серебром…
Сальные патлы его блестели.
– То не жемчуга, не яшмы на девицу осыпалися… А самая обыкновенная перхоть. Потными пальцами…
– Старикан сграбастал девушку за невинные за персики!
С гневным криком Аран выхватила нож и безжалостно отпластала «осквернённые груди». Тогда старик ухватил за одну из раскинутых ноженек. Девушка и ногу отрезала, хотя пришлось помучиться, Но развратник не отступал – как клещ вцепился в оставшуюся. Защищая невинность, Аран не пожалела последнюю ногу. Безобразник припал к руке, но Аран отхватила руку так быстро, что та осталась в волосатых лапах насильника, чмокающего от вожделения. Разобравшись, что зря целует мёртвую плоть, старикан с отвращением отбросил её в сторону и ухватился за последнюю живую конечность. Зажав нож в зубах, девица принялась её пилить. Когда отрезанная рука откатилась в траву, Сотон, пользуясь беспомощностью жертвы, поскорее навалился на неё, торопясь, чтобы та не успела отрезать самое главное.
– И лежит моя дочурочка, – закончила свою повесть Инада, – гладенькая, словно чурочка! Нету ни сучков, ни веточек, нету ручек, нету ноженек! Дождь девицу обмывает, ветер тело осушает, звёзды светят в ясны оченьки, а подняться нету моченьки. Ну а коршуны с воронами очи те хотят повыклевать!
Внимательный читатель наверняка заметил влияние песни «Старик преподносит цветы» на поведение героини истории: Аран и «расстегнулась до пупка», и «ноженьки раскинула», и груди названы персиками. Вероятно, сон, если Инада вообще видела его, а не просто сочинила ужастик, да по бабьей дури сама в него и поверила, был навеян этим популярным у костров напевом. Так или иначе, но родилась новая песня – «Ариран»:
…………………………….буду я.
………прослушайте…………меня.
У Инады………………………….
………………………………
……….раз…………………звезда,
Аран………………………………
…………….хотелось…………….
То………………………………….
Но………………………………….
……….если……………………….
……………….тогда……………….
………в…………………самый……
Очень внимательный читатель, возможно, заметил, что текст песни приведён с некоторыми сокращениями, – в ней девяносто девять куплетов, а процитировано чуть меньше. Сокращения сделаны для его же, читателя, блага, чтобы не нарушать нравственности и не дразнить гусей. Не стоит обращать внимание на купюры, а следует наслаждаться столь свойственной всякому истинно народному творчеству поэтичностью изложения. Высокая поэзия сама так и рвётся из любой приведённой здесь строчки.
Песня «Ариран» пережила века. Правда, мамаша Инада за эти годы от долгого употребления вовсе стёрлась, а Аран превратилась в дочь вдовца, начальника уезда Мирян провинции Кёнса-Намдо. В новейшем варианте говорится, будто бы воспитывала её кормилица, которая и задумала выдать замуж за посыльного из управы. Для того заманила Аран на башню и скрылась. Явился посыльный и стал домогаться – ухватил за груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
В конце концов в дальней деревеньке стибрила бурдюк с бражкой – хотя бы длинным горлышком он походил на памятный кувшин. Точно так же бражка похожа на сомагонку, но нет в ней свирепой крепости. Мужики, её отхлебнувшие, походили на Пугына как свинья на быка. И лесунка всё лето провела в поисках секретных добавок, улучшающих результат, пока путём проб и ошибок не обнаружила тот же компонент, что и Сотон. Запасы снадобья она пополняла из бражных ям Токкэби, своего сожителя с палёной бородой, и крошила туда красно-белые шляпки ядовитых мухоморов. Мужики пробовали секретную настойку и зверели. При этом любовный пыл некоторых возрастал и чуточку приближался к темпераменту Пугына, хотя большинство пьяниц скучно умирало на месте.
Надо ли говорить, что Чулмасы новой спины не нарастила, хотя при её лемурийских способностях это было делом плёвым, нет, она гордилась своей стёртой на нет спиной, как воинственный абориген татуировкой. Охотно демонстрировала мужикам кишки и рёбра и забавлялась воплями ужаса, считая, что вылетают они из оскаленных ртов от высшего наслаждения.
Впрочем, лесунка никому не хотела ничего плохого и искренне удивлялась, почему вдруг стала пугалом для всех поселений округи. Когда при виде её путник пускался наутёк, она злилась и из ушей её валил жёлтый дым из спор грибов-дождевиков. «Пугын! Пугын!» – аукала она по логам и вершинам скал, но нигде не находила потерянного бабьего счастья…)
Для Сотона девятое утро со дня открытия волшебных свойств мухоморов начиналось чудесно, да день вот неудачным вышел. Может, не предложи он Джору питаться вонючими отходами, ничего бы и не случилось. По крайней мере, сам Сотон позднее решил, что именно необдуманное проклятие и привело его к столь печальному исходу. Рассуждения несостоявшегося хана были просты и логичны: горе свалилось после злых слов, а значит, из-за них. А случилось вот что.
Инаде, матушке Аран, девицы с гребешком, приснился сон, чтоб им всем лопнуть! А приснилось старой карге, будто её ненаглядная Куси пришла к мамушке и поведала тайну своего исчезновения. История, рассказанная Аран, была столь нелепой, что ей тут же поверили все племена Пака. Да и кто бы не поверил: нарочно подобный бред придумать невозможно.
По словам Инады, дочь её Аран забралась на скалу, чтобы полюбоваться лунным светом. Беды в знакомых таёжных чащах она не чаяла. Лунный свет скользил по хвойным мехам, колеблемым весенним ветерком, а девушка мечтала о прекрасноликом юноше, который придёт и легко и благородно совершит с ней то, чего не сумел развратный старикан из печальной песни «Старик преподносит цветы». Повторяя Суро из зримой песни, Аран расстегнула воротник до самого пупка и показала месяцу свои юные груди. Лунный свет принялся щекотать их, словно языком лизал. Девушка раскрыла алый ротик, задрала подол и раскинула ноженьки, подставляя серебряному бесстыднику самое сокровенное. В мечтах она уже качалась на волнах страсти, когда в эротические фантазии ворвалась грубая реальность. Зловещая тень накрыла её обнажённые бёдра, будто коршун курицу. Аран распахнула затуманившиеся очи, думая, что на месяц набежала тучка, чтобы её тоже облизали лучи.
– Но не тучка плыла по небу, – излагала мамаша, – а совсем наоборот.
Вместо ожидаемого луноликого возлюбленного…
– …над невинною девицею, – врала Инада, – нависал седой старик.
С содроганием Аран узнала в нависшей над ней скрюченной фигуре старого Сотона.
– Серебром горели волосы, но – не лунным серебром…
Сальные патлы его блестели.
– То не жемчуга, не яшмы на девицу осыпалися… А самая обыкновенная перхоть. Потными пальцами…
– Старикан сграбастал девушку за невинные за персики!
С гневным криком Аран выхватила нож и безжалостно отпластала «осквернённые груди». Тогда старик ухватил за одну из раскинутых ноженек. Девушка и ногу отрезала, хотя пришлось помучиться, Но развратник не отступал – как клещ вцепился в оставшуюся. Защищая невинность, Аран не пожалела последнюю ногу. Безобразник припал к руке, но Аран отхватила руку так быстро, что та осталась в волосатых лапах насильника, чмокающего от вожделения. Разобравшись, что зря целует мёртвую плоть, старикан с отвращением отбросил её в сторону и ухватился за последнюю живую конечность. Зажав нож в зубах, девица принялась её пилить. Когда отрезанная рука откатилась в траву, Сотон, пользуясь беспомощностью жертвы, поскорее навалился на неё, торопясь, чтобы та не успела отрезать самое главное.
– И лежит моя дочурочка, – закончила свою повесть Инада, – гладенькая, словно чурочка! Нету ни сучков, ни веточек, нету ручек, нету ноженек! Дождь девицу обмывает, ветер тело осушает, звёзды светят в ясны оченьки, а подняться нету моченьки. Ну а коршуны с воронами очи те хотят повыклевать!
Внимательный читатель наверняка заметил влияние песни «Старик преподносит цветы» на поведение героини истории: Аран и «расстегнулась до пупка», и «ноженьки раскинула», и груди названы персиками. Вероятно, сон, если Инада вообще видела его, а не просто сочинила ужастик, да по бабьей дури сама в него и поверила, был навеян этим популярным у костров напевом. Так или иначе, но родилась новая песня – «Ариран»:
…………………………….буду я.
………прослушайте…………меня.
У Инады………………………….
………………………………
……….раз…………………звезда,
Аран………………………………
…………….хотелось…………….
То………………………………….
Но………………………………….
……….если……………………….
……………….тогда……………….
………в…………………самый……
Очень внимательный читатель, возможно, заметил, что текст песни приведён с некоторыми сокращениями, – в ней девяносто девять куплетов, а процитировано чуть меньше. Сокращения сделаны для его же, читателя, блага, чтобы не нарушать нравственности и не дразнить гусей. Не стоит обращать внимание на купюры, а следует наслаждаться столь свойственной всякому истинно народному творчеству поэтичностью изложения. Высокая поэзия сама так и рвётся из любой приведённой здесь строчки.
Песня «Ариран» пережила века. Правда, мамаша Инада за эти годы от долгого употребления вовсе стёрлась, а Аран превратилась в дочь вдовца, начальника уезда Мирян провинции Кёнса-Намдо. В новейшем варианте говорится, будто бы воспитывала её кормилица, которая и задумала выдать замуж за посыльного из управы. Для того заманила Аран на башню и скрылась. Явился посыльный и стал домогаться – ухватил за груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109