— Не может, — махнул рукой Полифем. — Иначе вызвал бы уже. Придут войска — за ними и попы потянутся, прознав, какие тут дела с мертвяками — а попы маркизу самому по шее надают. Он не дурак все ж таки и себе отнюдь не враг.
— Маркизу нужен оброк. Он готов от барщины отказаться, и от права первой ночи, и от всех других прав на деревню. Но без оброка все хозяйство замка придет в упадок, и у него выбора другого не будет, кроме как вызвать войска из Рима.
— Вот это ближе к телу, — признал батько. — Сдохнет ваш маркиз без нашего хлебушка, без наших помидорок, без картохи нашей. Ну и пущай подыхает.
— Тогда у меня осталось лишь последнее слово.
Рональд достал из-за пазухи свиток и, развернув его, прочел:
— «Предписываю крестьянам деревни Новые Убиты прекратить войну с собственным сеньором. Условия мира должны быть согласованы обеими сторонами путем взаимных уступок. В противном случае крестьянам деревни Новые Убиты следует ждать прибытия имперских войск. Правитель Арьес».
И показал печать оторопевшим крестьянам. Наступила долгая пауза.
— Печать поддельная! — проскрипел наконец один из друзей Полифема.
— Пусть Мишель Пропойца скажет, настоящая или нет! — рассудил батько.
Мертвец, сопровождавший его, подошел к Рональду и посмотрел на грамоту.
— Настоящая, — бесстрастно сказал он.
Крестьяне зашумели. Полифем поднял руку.
— Добро, — сказал он. — Условия мира приемлем.
Шум стал громче. Рональд почувствовал одобрение толпы — продолжать войну с маркизом большинство считали делом опасным, оброк крестьян гораздо меньше пугал.
— Вот чего забыли, — проорал батька, перекрывая шум толпы. — Только мы весь свой военный лагерь в лесу оставим. Чтобы этот сатана обратно не пытался нас поработить.
Рональд задумался. Про военный лагерь маркиз ничего не говорил, а сам правильного решения он принять не мог — ввиду недостатка информации.
— Хорошо, пусть остается, — сказал он, внутренне досадуя на себя, что не подготовился к переговорам лучше. Вот так история и творится — путем недомолвок, недодуманных до конца планов и неожиданных вопросов, подумал он.
— А ты, рыцарь, не дурак, — одобрительно кивнул батько Полифем. — Совесть в тебе есть али задумал чего?
Рональда эта похвала покоробила, но он сдержался и спокойно ответил:
— Правитель хотел вернуть мир на эту землю — и сего дня вернул. Я исполнял его поручение — и ничего больше.
— И чего, теперя в Рим укатишь? — прищурился батько, чье настроение в результате заключения мира заметно улучшилось.
— Вовсе нет. Останусь на некоторое время наблюдать за соблюдением условий перемирия, затем отправлюсь дальше по своим делам.
— Добро. В гости к нам не побрезгаешь?
— Не побрезгую, — сказал Рональд, спрыгнул с коня и пошел вместе с батькой в избу.
Странно: тараканов там не было, да и не воняло ничем.
— Сам как барин живу, — пояснил Полифем, довольный произведенным на гостя эффектом. — А все почему? Оттого что маркизу не дал себе на горло наступить.
— Маркиз мне говорил, что восстание длится уже 8 лет, — чтобы хоть что-нибудь сказать в ответ на эту похвальбу, произнес Рональд. Фраза ему самому показалась глупой: он представился себе со стороны этаким вчерашним школяром, который впервые в жизни выехал на театр военных действий и пытается поразить бывалых генералов знанием военных учебников.
— Ага, с тех самых пор, как козел этот с каторги вернулся… Маркиз-то, — пояснил разбойник.
— С каторги? — удивился Рональд.
— А то как же? — радостно воскликнул Полифем, явно довольный произведенным впечатлением. — За чернокнижие сидел, и осудил его не кто иной, как прежний папа. Святой человек был Бонифаций.
Впервые в жизни Рональд услышал похвалу в адрес прежнего папы Римского, о котором в столице как-то старались не вспоминать.
Полифем между тем нарезал вяленого мяса, жестом пригласил Рональда присесть и поставил на стол стеклянную бутыль.
— Не как крестьяне простые питаемся, — с гордостью сказал он, — но как разбойники, как блаародные живем.
Речи его должны были быть оскорбительными для дворянина, но Рональд отчего-то оскорбленным себя не почувствовал. Слишком много читал он в детстве гуманистов, слишком хорошо знал, что все — бедный ли, богатый — дети Адама, а различия между ними придуманы для удобства управления государством. Он даже не отказался от протянутого собеседником граненого стакана.
«Кореша» Полифема сели за стол рядом с ним — и только Рональд сидел против них троих. Капитан Александр, глава маркизовой гвардии, сопровождавшей рыцаря на переговоры, в дом войти погнушался и вместе со своими солдатами скучал на улице, в некотором отдалении от собравшейся толпы крестьян.
— Ну давай, барин, твое здоровье! — сказал Полифем, поднимая стакан и зачем-то хитро подмигнул своим компаньонам. Однако Рональд не посчитал это подмигивание подвохом и одним духом выпил стакан. Правда, потом чуть было не пустил слезу — так горек оказался хлебный спирт.
— Ух ты! — восхитился разбойник. — Нешто такому в столице учить стали?
Его товарищ, старик с обезображенным невероятно глубокими морщинами лицом, захихикал и затряс седой бородой. Мертвец сдержанно улыбнулся.
— Мишель, тебе не наливаю! — крикнул батько Полифем. — Ты свое при жизни выпил!
— Даже больше, чем надо, — ехидно сказал старик. — Недаром же ты Пропойца!
— При жизни я пьянствовал, — пояснил мертвец, улыбаясь бескровными губами, — оттого и умер, собственно говоря.
Голос у него был обыкновенный, как у всякого живого. И говорил он вовсе не по-простонародному, словно был не крестьянин, а ученый человек.
По коже у Рональда побежали мурашки от такой откровенности.
— Пьянство — страшный порок, — кивнул головою другой мертвец, присаживаясь к столу. — Многие от этого тут перемерли.
— Жан, расскажи про маркизово детство, у тебя лучше всего получается, — толкнул локтем старика Полифем. Старик с готовностью откашлялся и начал историю, явно пересказанную им не один раз:
— Маркиз? Да никакой он не маркиз — сын обыкновенного богатого горожанина… Он и выглядел-то раньше по-другому: милый светловолосый мальчик с честными голубыми глазами. Когда он приехал из города, в моде было просвещение — государство вздумало учить крестьян наукам, я и сам-то видишь — ученый… Вот он и появился в этих местах как школьный учитель из города. Было у него лицо пастушка, тихого, спокойного отрока. Только он улыбался как-то странно, невпопад — даже жутковато немного было. Но мужики к нему быстро привыкли, хотя и молчалив он был сверх всякого порядку, задумчив. Зато с детьми легко находил общий язык. Альфонсушкой его звали в деревне и очень любили — и малыши, и взрослые. Малыши — за то, что интересно было у него на уроках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98