И впрямь, приглядевшись, я обнаружил, что спорщики разбились на небольшие группы по национальному признаку.
– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.
Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.
– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…
– А терем? – скромно поинтересовался подошедший вместе со мной кот.
– Про терем вон те талдычут, – отозвался старшина, показав нам двух дюжих парней вполне славянской внешности.
– Так пусть они и руководят строительством, – мудро рассудил я.
– А они только говорят. Строить не умеют.
– Ну а ты-то чего теряешься? – возмутился кот. – Чай, русский человек, знаешь, как избы строятся! Наказал бы им…
Старшина смерил Баюна снисходительным взглядом:
– А ты думаешь, мы не пробовали? Только они тут все – строить не умеют.
– Сейчас научатся! – довольно зловещим тоном пообещал Баюн. – Мы им жизнь сохранили, а они даже отблагодарить не хотят? Непорядок. Чудо, приведи Платона. А ты, – кивнул он старшине, – айда со мной, для внушительности. Я с викингами говорить буду.
Мне хотелось послушать его речь: интересно было, какие слова сумеет подобрать хвостатый филолог для предотвращения смертоубийства. Халландские разбойники, всерьез увлекшись дискуссией, были слишком близки к тому, чтобы употребить шанцевый инструмент не по назначению. Однако время поджимало, и я отправился за новгородцем.
К нашему появлению монолог Баюна был закончен. Халландцы стояли по-прежнему хмурые, некоторые пререкались, но уже никто не стремился проламывать головы. Кот подошел к нам, нервно подергивая кончиком хвоста, – видно, понимания добился с трудом – и сказал:
– Платон, принимай работников. Говори им, что нужно делать, и самое главное – не давай рта раскрыть. Если кто хоть слово скажет… – он подавил протяжный воинственный мявк, – не обязательно поперек, просто – хоть слово… Зови Чудо-юдо. А ты, Чудо, не побрезгуй, растерзай.
Платон, ни слова не говоря, поплевал на руки и двинулся к ожидающим распоряжений пленникам. Старшина встал рядом со мной и утер со лба пот.
– Молодец котейко, – нейтральным голосом сообщил он. – Умеет до глубины души достать.
– Идем отсюда, – позвал Баюн.
– Слушай, забыл спросить, – спохватился я. – А вот это что такое, на чем мы стоим?
– Это? Оборонительный вал, – пояснил старшина. – На случай осады. Это они влет сладили, тут разногласий не было.
Черномор, вчера не подававший признаков жизни, сегодня был нездорово активен. Каждые четверть часа ему требовалось то попить, то поесть, то до ветру, то еще чего – в общем, не вызывало сомнений, что он самым наглым образом испытывает нашу бдительность. А то и усыпляет.
На всякий случай плот его мы сожгли, а поскучневшего колдуна перевели на наш, приписанный к порту Радуги.
– Трудно будет доставить его на Русь, – заметил Рудя. – Это на острове он бессилен, а в море?
– Море ему – дом родной, – вздохнул Петр Кривов. – Давно уже русские люди хотели его изловить, и волхвы пытались, и монахи, а все без толку. Приметили только, что на суше Черномор слаб, но он на суше и не бывает почти никогда… А не мог бы ты, Чудо-юдо, такую штуку придумать, вроде цепей булатных, замков серебряных, которые, по слухам, всякое колдовство запирают?
– Попробую, – кивнул я.
Вот это и стало основной моей задачей на сегодня. Сперва я, припомнив, что доводилось читать на эту тему в фэнтези, попытался воссоздать ошейник подчинения, потом – кандалы бессилия, потом еще что-то в таком же духе. Часа три угробил, не меньше, а все не клеилось. То заклинание не складывалось, то символы не подбирались, то обрядовые жесты выходили очень уж двусмысленными, а этого в магии допускать не рекомендуется.
Настя ушла стирать скатерть. К полудню самобранка высохла и, вдохновленная чистотой, роскошно накрыла поляну. Хватило всем, даже пленникам. Настя собственноручно передавала им миски с наваристым борщом, от которого сраженные нашим великодушием викинги становились вежливыми и покладистыми, даже благодарили за сытное угощение.
Глядя на них в тот момент, я подумал: все-таки это тоже люди… И в них, звероподобных, остается что-то светлое, что-то неиспорченное, способное, как стебелек из-под асфальта, пробиться сквозь мрак душевных нечистот, когда они не маются дурью с оружием в руках, заняты трудом, а над душой у них стоит стража с жутким чудовищем во главе…
Рудя принимал активное участие в обсуждении, но с непривычки быстро запутался, объявил, что магия – самое нерыцарское из всех нерыцарских дел, и ушел с русичами конвоировать похоронную бригаду.
Платон идей не выдвигал, но, пока не был призван на стройку, послушно мастерил все, что изобретал мой усталый ум, из подручных материалов – древесины, коры, материи, камней, ножей и кожаных обрезков (в какой-то миг мне показалась удачной мысль об ошейнике на манер строгача) и прочего хлама.
Баюн несколько раз отвлекался, бегал посмотреть, как там котята, потом привел всех на пляж, чтоб были на виду – но если бы Настя не взялась приглядывать за ними, мы бы точно их потом недосчитались. И так поминутно кто-нибудь из котят (чаще всего Рыжая спинка) ускользал от ее бдительного ока и подбегал к нам:
– Пап, а пап, а я краба нашел!
– Молодец.
– Пап, а краб Дымку хвост откусил!
– Молодец… Что? Настя! Что с Дымком?
– Жив-здоров, все в порядке! – спешила успокоить его девушка, потирая палец, не без труда извлеченный из хватки крабовых клешней.
– Дядь Чуд-юд, а придумай игру, чтоб нужно было и прятаться, и бегать, а то в прятках сидеть скучно, пока Плакса всех найдет, я уснуть успела…
– Не сейчас, дети, видите, мы заняты.
– Дядь Чуд-юд, ну пожалуйста, ты же хороший, ну придумай игру, чтобы трое убегали и прятались, а четверо ловили по следам, а трое бы потом нападали из засады, а все бы…
– Гхм, ну, это несложно, – сказал я. – Эта игра называется «казаки-разбойники»…
– Не, дядь Чуд-юд, название мы сами придумаем, а ты придумай игру!
– Дети! – грозно повышал голос Баюн. – Ваша невоспитанность заставляет меня стыдиться вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.
Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.
– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…
– А терем? – скромно поинтересовался подошедший вместе со мной кот.
– Про терем вон те талдычут, – отозвался старшина, показав нам двух дюжих парней вполне славянской внешности.
– Так пусть они и руководят строительством, – мудро рассудил я.
– А они только говорят. Строить не умеют.
– Ну а ты-то чего теряешься? – возмутился кот. – Чай, русский человек, знаешь, как избы строятся! Наказал бы им…
Старшина смерил Баюна снисходительным взглядом:
– А ты думаешь, мы не пробовали? Только они тут все – строить не умеют.
– Сейчас научатся! – довольно зловещим тоном пообещал Баюн. – Мы им жизнь сохранили, а они даже отблагодарить не хотят? Непорядок. Чудо, приведи Платона. А ты, – кивнул он старшине, – айда со мной, для внушительности. Я с викингами говорить буду.
Мне хотелось послушать его речь: интересно было, какие слова сумеет подобрать хвостатый филолог для предотвращения смертоубийства. Халландские разбойники, всерьез увлекшись дискуссией, были слишком близки к тому, чтобы употребить шанцевый инструмент не по назначению. Однако время поджимало, и я отправился за новгородцем.
К нашему появлению монолог Баюна был закончен. Халландцы стояли по-прежнему хмурые, некоторые пререкались, но уже никто не стремился проламывать головы. Кот подошел к нам, нервно подергивая кончиком хвоста, – видно, понимания добился с трудом – и сказал:
– Платон, принимай работников. Говори им, что нужно делать, и самое главное – не давай рта раскрыть. Если кто хоть слово скажет… – он подавил протяжный воинственный мявк, – не обязательно поперек, просто – хоть слово… Зови Чудо-юдо. А ты, Чудо, не побрезгуй, растерзай.
Платон, ни слова не говоря, поплевал на руки и двинулся к ожидающим распоряжений пленникам. Старшина встал рядом со мной и утер со лба пот.
– Молодец котейко, – нейтральным голосом сообщил он. – Умеет до глубины души достать.
– Идем отсюда, – позвал Баюн.
– Слушай, забыл спросить, – спохватился я. – А вот это что такое, на чем мы стоим?
– Это? Оборонительный вал, – пояснил старшина. – На случай осады. Это они влет сладили, тут разногласий не было.
Черномор, вчера не подававший признаков жизни, сегодня был нездорово активен. Каждые четверть часа ему требовалось то попить, то поесть, то до ветру, то еще чего – в общем, не вызывало сомнений, что он самым наглым образом испытывает нашу бдительность. А то и усыпляет.
На всякий случай плот его мы сожгли, а поскучневшего колдуна перевели на наш, приписанный к порту Радуги.
– Трудно будет доставить его на Русь, – заметил Рудя. – Это на острове он бессилен, а в море?
– Море ему – дом родной, – вздохнул Петр Кривов. – Давно уже русские люди хотели его изловить, и волхвы пытались, и монахи, а все без толку. Приметили только, что на суше Черномор слаб, но он на суше и не бывает почти никогда… А не мог бы ты, Чудо-юдо, такую штуку придумать, вроде цепей булатных, замков серебряных, которые, по слухам, всякое колдовство запирают?
– Попробую, – кивнул я.
Вот это и стало основной моей задачей на сегодня. Сперва я, припомнив, что доводилось читать на эту тему в фэнтези, попытался воссоздать ошейник подчинения, потом – кандалы бессилия, потом еще что-то в таком же духе. Часа три угробил, не меньше, а все не клеилось. То заклинание не складывалось, то символы не подбирались, то обрядовые жесты выходили очень уж двусмысленными, а этого в магии допускать не рекомендуется.
Настя ушла стирать скатерть. К полудню самобранка высохла и, вдохновленная чистотой, роскошно накрыла поляну. Хватило всем, даже пленникам. Настя собственноручно передавала им миски с наваристым борщом, от которого сраженные нашим великодушием викинги становились вежливыми и покладистыми, даже благодарили за сытное угощение.
Глядя на них в тот момент, я подумал: все-таки это тоже люди… И в них, звероподобных, остается что-то светлое, что-то неиспорченное, способное, как стебелек из-под асфальта, пробиться сквозь мрак душевных нечистот, когда они не маются дурью с оружием в руках, заняты трудом, а над душой у них стоит стража с жутким чудовищем во главе…
Рудя принимал активное участие в обсуждении, но с непривычки быстро запутался, объявил, что магия – самое нерыцарское из всех нерыцарских дел, и ушел с русичами конвоировать похоронную бригаду.
Платон идей не выдвигал, но, пока не был призван на стройку, послушно мастерил все, что изобретал мой усталый ум, из подручных материалов – древесины, коры, материи, камней, ножей и кожаных обрезков (в какой-то миг мне показалась удачной мысль об ошейнике на манер строгача) и прочего хлама.
Баюн несколько раз отвлекался, бегал посмотреть, как там котята, потом привел всех на пляж, чтоб были на виду – но если бы Настя не взялась приглядывать за ними, мы бы точно их потом недосчитались. И так поминутно кто-нибудь из котят (чаще всего Рыжая спинка) ускользал от ее бдительного ока и подбегал к нам:
– Пап, а пап, а я краба нашел!
– Молодец.
– Пап, а краб Дымку хвост откусил!
– Молодец… Что? Настя! Что с Дымком?
– Жив-здоров, все в порядке! – спешила успокоить его девушка, потирая палец, не без труда извлеченный из хватки крабовых клешней.
– Дядь Чуд-юд, а придумай игру, чтоб нужно было и прятаться, и бегать, а то в прятках сидеть скучно, пока Плакса всех найдет, я уснуть успела…
– Не сейчас, дети, видите, мы заняты.
– Дядь Чуд-юд, ну пожалуйста, ты же хороший, ну придумай игру, чтобы трое убегали и прятались, а четверо ловили по следам, а трое бы потом нападали из засады, а все бы…
– Гхм, ну, это несложно, – сказал я. – Эта игра называется «казаки-разбойники»…
– Не, дядь Чуд-юд, название мы сами придумаем, а ты придумай игру!
– Дети! – грозно повышал голос Баюн. – Ваша невоспитанность заставляет меня стыдиться вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108