Ему больше не о чем мечтать.
– Сомневаюсь…
– Напрасно. Ты пойми, Шанк обречен на такую судьбу. Там, на родине, он мог бы стать знаменитым гангстером, который погиб бы молодым в дурацкой перестрелке или от руки полицейского спецагента. Он добился столь же высокого положения, став бригадиром на каторге. Но у него была и другая мечта – выйти за рамки роли, назначенной ему судьбой. Он хотел, чтобы «серьезные люди» относились к нему, как к равному. В его представлении «серьезные люди» – это представители криминальной верхушки, которым нет нужды самим командовать быдлом. Верхняя Палата, к примеру, произвела на нашего простодушного бригадира сильное впечатление. Шанк никогда не поверит, что там находятся не воры и не бандиты.
По цеху медленно двигались вертухаи. Майкл вернулся к работе. «Профессор, конечно, прав, – думал он. – Бедолага Шанк наконец-то дорвался до „высшего общества“, но представления об этом самом обществе у него вынесены из низов. Ему-то кажется, что высшее от низшего отличается уровнем чести. Сказано – сделано, и все такое. Шанку гордость не позволит отпереться от вылетевших в азарте игры слов. Знал бы он, что такая щепетильность в высших кругах считается не достоинством, а дуростью, уделом быдла…»
Через час появился Шанк. Майкл приглядывался к нему, выжидая, пока он обойдет всех в цеху и со всеми распрощается. Объяснять человеку, что он дурак, лучше наедине.
– Проф, я все-таки поговорю с ним, – сказал Майкл.
– Напрасно. Чего доброго, после твоих объяснений он поймет, что завтрашнего дня для него не наступит.
– Что вы имеете в виду?
– Смерть для него – аттракцион, на котором хоть раз в жизни должен побывать каждый настоящий мужчина. Где-то подсознательно в нем живет детское убеждение, что завтра он будет хвастаться своей смелостью, мол, как лихо прошел через это испытание. Пусть. Если он поймет, всей кожей прочувствует, что этого завтра для него уже не существует, умирать ему будет несравненно тяжелее.
– Да я уговорю его отказаться от этой глупости, и все!
Профессор сомневался:
– Майк, не выйдет. У него другое представление о целесообразности или нецелесообразности некоторых поступков. Ему…
Он замолчал, чтобы не услышал Шанк.
– Проф, спасибо за все, – прочувствованно произнес бригадир.
– Мыло добыл? – уточнил профессор.
– Да! А я до чистилища добежал, быстро. Там сейчас никого. И мыло лежит открыто. Я прямо там и намылил. Майк, как к брату обращаюсь: постой на шухере, а?
Караулить, чтоб никто не вмешался, самоубийцы просили только достойнейших людей. И после удачной смерти у свидетеля повышался статус в Нижней Палате. Выбрав Майкла провожающим в последний путь, Шанк тем самым завещал ему свой решающий голос на выборах нового бригадира. Но Майкл думал не об оказанной чести, а о том, что Шанк здорово облегчил ему задачу.
Шанк специально поменялся на сегодня с Тощим Гарри – в теплицах есть на чем удавиться. Да и верту-хаи туда редко заглядывают, боятся отравиться.
– Я местечко рядом со входом выбрал, там сквознячок легкий, так что не успеешь надышаться, – говорил Шанк. – А мне удобно, там рама толстая, трех с меня выдержит. И высота большая. Я так придумал: залезу на верхний лоток, накину петлю и спрыгну. Сразу шею сломаю. Нормально, да? Я тоже так думаю.
– Шанк, не делал бы ты этого…
Бригадир застыл:
– Ты что, грибов обожрался?!
Майкл не выдержал:
– Думаешь, там, наверху, гангстеры и воры, да? Известные пираты? Черта с два. Это инженеры, которые до хрена знают лишнего о проделках хозяина, только и всего. Ты вот стараешься сделать по чести, а они ржут за твоей спиной! Типа нашелся идиот с нищей планеты, дебил, которому за счастье развлекать нас своей смертью!
– Майк, – перебил Шанк, – заткнись. Я тебя для чего позвал? Проводить меня. Стой и молчи.
– Пошел ты, – бросил Майкл и направился к выходу.
Он ждал, что Шанк окликнет его. Черта с два! «Ну и не больно-то нужно, – злился Майкл. – Дерьмо, как последний дурак полез отговаривать, мне что, больше всех надо?! Я к нему как к человеку, а он мне, сучара, приказывать вздумал. Стой и молчи, типа, motherfucker, без тебя все знаю. Устроил, бля, показуху тут…»
За спиной послышался грохот, сопровождаемый нецензурной руганью. Майкл на месте развернулся и зашагал обратно. Шанк сидел в проходе, в куче земли и поломанных грибов. Кусок веревки с петлей болтался у него на шее. Майкл поднял голову. Вторая половина жгута покачивалась на недосягаемой высоте, надежно обмотанная вокруг балки. Не достать, подумал Майкл, никак не достать. Шанк, падая, своротил хлипкие «трибуны», на которых держались лотки, и теперь, чтобы дотянуться до балки, требовалась лестница. Ну да, вертухаи только и мечтают, чтоб им тут лестницы подавать. А остатка веревки на вторую попытку не хватит.
Майкл вопросительно поглядел на Шанка. Бригадир расстроенно щупал обрывок удавки.
– Гнилая. Или мыло слишком едкое, – сказал он.
– Или не судьба тебе подохнуть.
– Майк, не лезь не в свое дело. Я решил – я сделаю. Я мог бы убить Роберта. Голыми руками. Месяц карцера, потом обратно сюда. Нам, бессмертным , все равно срок не накидывают, – он ухмыльнулся. – Меня еще больше уважали бы. Но уважал бы я себя сам?
Майкл все понял. Профессор оказался прав – объяснять что-либо Шанку бессмысленно. У него два пути: смерть и крах всех иллюзий, всех представлений о мире, всего, чем он жил раньше. Шанк выбрал тот путь, что полегче.
– Пойдем, – Шанк поднялся, отряхнулся. – Теперь мне остается только в отстойник.
Со стороны могло показаться, что из них двоих топиться собирается Майкл – бригадир вышагивал, развернув плечи и легкомысленно вертя на пальце злосчастный обрывок веревки. Майкл плелся на шаг позади, чувствуя себя последним мерзавцем.
Он мог бы отговорить Шанка. Ну почему ж тогда он так малоубедителен? Как будто только для очистки совести старался. Мол, я пытался, а он все равно за свое. А внутри шевелилась подленькая мыслишка: ага, отговорю, его за базар опустят, и во всем я виноват окажусь! Оттого и самолюбие взыграло, чтоб трусость свою оправдать, честней было бы остаться в цеху, ан нет, культурка не позволяет, надо бы вид сделать, что стараешься, а уж потом – спокойно умыть ручки. И Шанк хорош – свидетель ему потребовался! Вертухаи к нему не сунутся, это ж ясно, особенно в отстойник. И помощник, чтоб поднять рещетку, ему не нужен – подзовет свальщиков. Не, он боится, небось, что вдали от посторонних глаз очко сыграет, а так – на рисовке проскочит. Вопрос только, зачем Майкл потащился за ним.
Отстойники располагались между цехами и теплицами, на открытом пространстве. Вряд ли из-за зловония – никому тут не было дела до оскорбленного обоняния каторжников. Скорей уж важным казалось, что местность относительно сухая, и в отстойниках не заведется плесень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Сомневаюсь…
– Напрасно. Ты пойми, Шанк обречен на такую судьбу. Там, на родине, он мог бы стать знаменитым гангстером, который погиб бы молодым в дурацкой перестрелке или от руки полицейского спецагента. Он добился столь же высокого положения, став бригадиром на каторге. Но у него была и другая мечта – выйти за рамки роли, назначенной ему судьбой. Он хотел, чтобы «серьезные люди» относились к нему, как к равному. В его представлении «серьезные люди» – это представители криминальной верхушки, которым нет нужды самим командовать быдлом. Верхняя Палата, к примеру, произвела на нашего простодушного бригадира сильное впечатление. Шанк никогда не поверит, что там находятся не воры и не бандиты.
По цеху медленно двигались вертухаи. Майкл вернулся к работе. «Профессор, конечно, прав, – думал он. – Бедолага Шанк наконец-то дорвался до „высшего общества“, но представления об этом самом обществе у него вынесены из низов. Ему-то кажется, что высшее от низшего отличается уровнем чести. Сказано – сделано, и все такое. Шанку гордость не позволит отпереться от вылетевших в азарте игры слов. Знал бы он, что такая щепетильность в высших кругах считается не достоинством, а дуростью, уделом быдла…»
Через час появился Шанк. Майкл приглядывался к нему, выжидая, пока он обойдет всех в цеху и со всеми распрощается. Объяснять человеку, что он дурак, лучше наедине.
– Проф, я все-таки поговорю с ним, – сказал Майкл.
– Напрасно. Чего доброго, после твоих объяснений он поймет, что завтрашнего дня для него не наступит.
– Что вы имеете в виду?
– Смерть для него – аттракцион, на котором хоть раз в жизни должен побывать каждый настоящий мужчина. Где-то подсознательно в нем живет детское убеждение, что завтра он будет хвастаться своей смелостью, мол, как лихо прошел через это испытание. Пусть. Если он поймет, всей кожей прочувствует, что этого завтра для него уже не существует, умирать ему будет несравненно тяжелее.
– Да я уговорю его отказаться от этой глупости, и все!
Профессор сомневался:
– Майк, не выйдет. У него другое представление о целесообразности или нецелесообразности некоторых поступков. Ему…
Он замолчал, чтобы не услышал Шанк.
– Проф, спасибо за все, – прочувствованно произнес бригадир.
– Мыло добыл? – уточнил профессор.
– Да! А я до чистилища добежал, быстро. Там сейчас никого. И мыло лежит открыто. Я прямо там и намылил. Майк, как к брату обращаюсь: постой на шухере, а?
Караулить, чтоб никто не вмешался, самоубийцы просили только достойнейших людей. И после удачной смерти у свидетеля повышался статус в Нижней Палате. Выбрав Майкла провожающим в последний путь, Шанк тем самым завещал ему свой решающий голос на выборах нового бригадира. Но Майкл думал не об оказанной чести, а о том, что Шанк здорово облегчил ему задачу.
Шанк специально поменялся на сегодня с Тощим Гарри – в теплицах есть на чем удавиться. Да и верту-хаи туда редко заглядывают, боятся отравиться.
– Я местечко рядом со входом выбрал, там сквознячок легкий, так что не успеешь надышаться, – говорил Шанк. – А мне удобно, там рама толстая, трех с меня выдержит. И высота большая. Я так придумал: залезу на верхний лоток, накину петлю и спрыгну. Сразу шею сломаю. Нормально, да? Я тоже так думаю.
– Шанк, не делал бы ты этого…
Бригадир застыл:
– Ты что, грибов обожрался?!
Майкл не выдержал:
– Думаешь, там, наверху, гангстеры и воры, да? Известные пираты? Черта с два. Это инженеры, которые до хрена знают лишнего о проделках хозяина, только и всего. Ты вот стараешься сделать по чести, а они ржут за твоей спиной! Типа нашелся идиот с нищей планеты, дебил, которому за счастье развлекать нас своей смертью!
– Майк, – перебил Шанк, – заткнись. Я тебя для чего позвал? Проводить меня. Стой и молчи.
– Пошел ты, – бросил Майкл и направился к выходу.
Он ждал, что Шанк окликнет его. Черта с два! «Ну и не больно-то нужно, – злился Майкл. – Дерьмо, как последний дурак полез отговаривать, мне что, больше всех надо?! Я к нему как к человеку, а он мне, сучара, приказывать вздумал. Стой и молчи, типа, motherfucker, без тебя все знаю. Устроил, бля, показуху тут…»
За спиной послышался грохот, сопровождаемый нецензурной руганью. Майкл на месте развернулся и зашагал обратно. Шанк сидел в проходе, в куче земли и поломанных грибов. Кусок веревки с петлей болтался у него на шее. Майкл поднял голову. Вторая половина жгута покачивалась на недосягаемой высоте, надежно обмотанная вокруг балки. Не достать, подумал Майкл, никак не достать. Шанк, падая, своротил хлипкие «трибуны», на которых держались лотки, и теперь, чтобы дотянуться до балки, требовалась лестница. Ну да, вертухаи только и мечтают, чтоб им тут лестницы подавать. А остатка веревки на вторую попытку не хватит.
Майкл вопросительно поглядел на Шанка. Бригадир расстроенно щупал обрывок удавки.
– Гнилая. Или мыло слишком едкое, – сказал он.
– Или не судьба тебе подохнуть.
– Майк, не лезь не в свое дело. Я решил – я сделаю. Я мог бы убить Роберта. Голыми руками. Месяц карцера, потом обратно сюда. Нам, бессмертным , все равно срок не накидывают, – он ухмыльнулся. – Меня еще больше уважали бы. Но уважал бы я себя сам?
Майкл все понял. Профессор оказался прав – объяснять что-либо Шанку бессмысленно. У него два пути: смерть и крах всех иллюзий, всех представлений о мире, всего, чем он жил раньше. Шанк выбрал тот путь, что полегче.
– Пойдем, – Шанк поднялся, отряхнулся. – Теперь мне остается только в отстойник.
Со стороны могло показаться, что из них двоих топиться собирается Майкл – бригадир вышагивал, развернув плечи и легкомысленно вертя на пальце злосчастный обрывок веревки. Майкл плелся на шаг позади, чувствуя себя последним мерзавцем.
Он мог бы отговорить Шанка. Ну почему ж тогда он так малоубедителен? Как будто только для очистки совести старался. Мол, я пытался, а он все равно за свое. А внутри шевелилась подленькая мыслишка: ага, отговорю, его за базар опустят, и во всем я виноват окажусь! Оттого и самолюбие взыграло, чтоб трусость свою оправдать, честней было бы остаться в цеху, ан нет, культурка не позволяет, надо бы вид сделать, что стараешься, а уж потом – спокойно умыть ручки. И Шанк хорош – свидетель ему потребовался! Вертухаи к нему не сунутся, это ж ясно, особенно в отстойник. И помощник, чтоб поднять рещетку, ему не нужен – подзовет свальщиков. Не, он боится, небось, что вдали от посторонних глаз очко сыграет, а так – на рисовке проскочит. Вопрос только, зачем Майкл потащился за ним.
Отстойники располагались между цехами и теплицами, на открытом пространстве. Вряд ли из-за зловония – никому тут не было дела до оскорбленного обоняния каторжников. Скорей уж важным казалось, что местность относительно сухая, и в отстойниках не заведется плесень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94