Он подошел к воротам, с усилием толкнул их, и створки со стоном и скрипом отворились.
Похоже, Грей не слишком удивился этому, но я был поражен до глубины души.
– Что за напасть? Неужто я совершил промашку? Элли, разве я…
– Нет, конечно. Мы приезжали неделю назад, я хорошо помню, потому что в этот день мистер Грей уезжал в Лондон. И, уходя, мы закрыли ворота. Разве ты не помнишь, папа? Ключ поворачивался с трудом, и мне пришлось помочь тебе…
Не закончив фразу, она повернулась к воротам, вглядываясь в извилистую дорогу, и в ее взгляде проскользнуло беспокойство. Признаться, и меня охватило какое-то дурное предчувствие. Сначала я решил, что приехал смотритель, и если так, то мне не из-за чего волноваться. Я чувствовал себя вправе появляться здесь, когда мне вздумается, и не собирался давать отчет какому-нибудь хлыщу, который годится мне во внуки. Но ведь он мог не знать, кто я такой и какое имею право ходить сюда, и в таком случае мне придется растолковывать ему. Я замешкался, и меня начали одолевать сомнения: стоит ли нам продолжать намеченную прогулку.
Облака закрыли солнце, и все вокруг как-то сразу померкло. И меня снова охватил суеверный страх, который я пережил на рассвете, когда из маленького гробика послышался тоненький настойчивый голос: «Выпусти меня. Подними крышку – мне надо поговорить с тобой».
Я вздрогнул, пес, застывший рядом со мной, заскулил, шерсть на его загривке вздыбилась. Сегодня очередная годовщина смерти Ребекки, и мне стало не по себе. А что, если сюда заявился не смотритель, который не представлял никакой опасности, а кто-то незваный и нежеланный.
И, глядя на туннель, который образовали густые ветви над дорогой, и заросшую травой колею, я заколебался. Но сегодня темные тени под деревьями словно бы таили скрытую угрозу.
Я уже было собирался предложить своим спутникам отложить наш поход, но Грей распахнул ворота пошире и подошел к нам.
– Кто-то опередил нас, и совсем недавно, – сказал он. – Посмотрите – даже отсюда можно увидеть на дороге отпечатки колес.
Он указал на следы от протекторов в нескольких ярдах от ворот. Элли двинулась следом за ним, чтобы убедиться в правильности его слов.
– Значит, там кто-то сейчас есть, – сказала она, немного помедлив. – Может быть, нам лучше приехать в другой раз? Это очень странно. До сих пор мы никогда не встречали здесь ни души…
Она вопросительно взглянула на меня, но я промолчал в ответ.
– К чему нарываться на скандал? – Элли понизила голос, словно кто-то мог услышать ее слова. – В сущности, мы вторгаемся в частное владение. И если нам кто-то встретится… – она повернулась к Грею, – …папа выйдет из себя. И без того он становится капризным и раздражительным, когда мы приезжаем сюда. Но мне не удается отговорить его от поездок. Ему необходимо бывать здесь. Он всегда приезжает в день смерти Ребекки. Его и так огорчает, что вы приехали с нами..
– Не думаю, что для тревоги есть какие-то основания. – Грей оглянулся и посмотрел на меня. – Может быть, следы остались еще со вчерашнего дня, а если и не так и мы кого-то встретим, я уверен, что я смогу объяснить причину нашего появления. В конце концов, мы не совершаем ничего дурного, и я беру на себя всю ответственность. Меня только беспокоит расстояние. Как далеко до особняка от ворот?
– Довольно далеко. Туда лучше добраться на машине. И мы очень давно не подъезжали к дому. – Элли помедлила. – Обычно мы немного проходили по дороге вперед, где уже слышно море. Зимой отсюда можно увидеть особняк. В прошлом году мы почти доехали до дома и прошлись по Счастливой долине, где Ребекка высадила азалии. Они тянутся почти до самого моря… Но это было тогда, когда отец чувствовал себя намного лучше.
– Значит, нам надо доехать до самого дома, – сказал Грей. – А если полковник Джулиан захочет, то мы пройдемся немного, а потом сразу вернемся назад. – Он понизил голос, наклонился и что-то сказал ей. Похоже, что его слова убедили мою дочь.
Элли повернулась ко мне, ее лицо порозовело – это означало, что ей предстоит нелегкий разговор со мной. Но я не стал доставлять трудностей. Слова «капризный и раздражительный» засели у меня в голове. Трудно сказать, что я испытал, глядя, как Элли и Грей, доверительно наклонившись друг к другу, составляют заговор. Обрадовало это меня или, напротив, огорчило? Сейчас меня больше волновало другое: увижу я особняк или нет. Раз уж мы приехали, имеет ли смысл откладывать поездку? Все равно пешком мне не осилить такой долгой дороги.
Грей еще шире распахнул ворота, а когда мы проехали, закрыл их и сел на свое место. Элли нажала на газ, и машина нырнула в темный прохладный туннель, края которого утопали в изумрудных зарослях папоротника, примулы и мха.
Мои страхи тотчас рассеялись. И как только мы тронулись вперед, прошлое, словно я повернул волшебный бинокль, начало придвигаться мне навстречу – возраст подарил мне волшебные окуляры, позволявшие видеть невидимое. Мне оставалось только повернуть голову или перевести взгляд с одной точки на другую, как время и расстояние переставали иметь значение. И я мог бы протянуть руку и коснуться того, что открывалось моему внутреннему взору. Оно никогда и никуда не исчезало, оно всегда оставалось тут, и мне вдруг почему-то стало жаль Элли и Грея – еще таких молодых и не обладавших такой способностью.
Вот я в матросском костюмчике бегу мимо деревьев, и мне никак не удается догнать бабочку и накрыть ее сачком. Краем глаза я увидел мать, задумчивую и печальную, в черном платье – она никогда не снимала траура. Она сидела на скамье и рассматривала дикую орхидею: рыжеватые веснушки покрывали ее лепестки, яркие, будто выкрашенные анилиновой краской.
Она окликнула меня, а затем повернулась, для того чтобы в одно мгновение очутиться в другом времени и через восемнадцать лет улыбнуться моей сестре, которая шла нам навстречу в бледно-розовом платье и размахивала стопкой книг, перетянутых бечевкой. Она смеялась, глядя на Максима, который шел за нею.
– Меня часто спрашивают, почему я вышла замуж за Максима, – проговорила Ребекка, остановив машину, на которой она мчалась по дороге – новенький дорогой автомобиль с мощным двигателем.
Она затормозила очень резко как раз на этом повороте или, быть может, на следующем и повернулась в мою сторону. Ее волосы растрепал ветер, ее кожа светилась, а в удивительных глазах отражалось солнце, но, как только тень от ветвей скрыла его, выражение их изменилось… как апрельский день – всегда непредсказуемый и неожиданный.
– Я всегда говорю им неправду – презираю тех, кто лезет с такими вопросами. Говорю, что вышла из прихоти, в один ненастный день или из-за денег – в зависимости от того, какой ответ они ждут от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Похоже, Грей не слишком удивился этому, но я был поражен до глубины души.
– Что за напасть? Неужто я совершил промашку? Элли, разве я…
– Нет, конечно. Мы приезжали неделю назад, я хорошо помню, потому что в этот день мистер Грей уезжал в Лондон. И, уходя, мы закрыли ворота. Разве ты не помнишь, папа? Ключ поворачивался с трудом, и мне пришлось помочь тебе…
Не закончив фразу, она повернулась к воротам, вглядываясь в извилистую дорогу, и в ее взгляде проскользнуло беспокойство. Признаться, и меня охватило какое-то дурное предчувствие. Сначала я решил, что приехал смотритель, и если так, то мне не из-за чего волноваться. Я чувствовал себя вправе появляться здесь, когда мне вздумается, и не собирался давать отчет какому-нибудь хлыщу, который годится мне во внуки. Но ведь он мог не знать, кто я такой и какое имею право ходить сюда, и в таком случае мне придется растолковывать ему. Я замешкался, и меня начали одолевать сомнения: стоит ли нам продолжать намеченную прогулку.
Облака закрыли солнце, и все вокруг как-то сразу померкло. И меня снова охватил суеверный страх, который я пережил на рассвете, когда из маленького гробика послышался тоненький настойчивый голос: «Выпусти меня. Подними крышку – мне надо поговорить с тобой».
Я вздрогнул, пес, застывший рядом со мной, заскулил, шерсть на его загривке вздыбилась. Сегодня очередная годовщина смерти Ребекки, и мне стало не по себе. А что, если сюда заявился не смотритель, который не представлял никакой опасности, а кто-то незваный и нежеланный.
И, глядя на туннель, который образовали густые ветви над дорогой, и заросшую травой колею, я заколебался. Но сегодня темные тени под деревьями словно бы таили скрытую угрозу.
Я уже было собирался предложить своим спутникам отложить наш поход, но Грей распахнул ворота пошире и подошел к нам.
– Кто-то опередил нас, и совсем недавно, – сказал он. – Посмотрите – даже отсюда можно увидеть на дороге отпечатки колес.
Он указал на следы от протекторов в нескольких ярдах от ворот. Элли двинулась следом за ним, чтобы убедиться в правильности его слов.
– Значит, там кто-то сейчас есть, – сказала она, немного помедлив. – Может быть, нам лучше приехать в другой раз? Это очень странно. До сих пор мы никогда не встречали здесь ни души…
Она вопросительно взглянула на меня, но я промолчал в ответ.
– К чему нарываться на скандал? – Элли понизила голос, словно кто-то мог услышать ее слова. – В сущности, мы вторгаемся в частное владение. И если нам кто-то встретится… – она повернулась к Грею, – …папа выйдет из себя. И без того он становится капризным и раздражительным, когда мы приезжаем сюда. Но мне не удается отговорить его от поездок. Ему необходимо бывать здесь. Он всегда приезжает в день смерти Ребекки. Его и так огорчает, что вы приехали с нами..
– Не думаю, что для тревоги есть какие-то основания. – Грей оглянулся и посмотрел на меня. – Может быть, следы остались еще со вчерашнего дня, а если и не так и мы кого-то встретим, я уверен, что я смогу объяснить причину нашего появления. В конце концов, мы не совершаем ничего дурного, и я беру на себя всю ответственность. Меня только беспокоит расстояние. Как далеко до особняка от ворот?
– Довольно далеко. Туда лучше добраться на машине. И мы очень давно не подъезжали к дому. – Элли помедлила. – Обычно мы немного проходили по дороге вперед, где уже слышно море. Зимой отсюда можно увидеть особняк. В прошлом году мы почти доехали до дома и прошлись по Счастливой долине, где Ребекка высадила азалии. Они тянутся почти до самого моря… Но это было тогда, когда отец чувствовал себя намного лучше.
– Значит, нам надо доехать до самого дома, – сказал Грей. – А если полковник Джулиан захочет, то мы пройдемся немного, а потом сразу вернемся назад. – Он понизил голос, наклонился и что-то сказал ей. Похоже, что его слова убедили мою дочь.
Элли повернулась ко мне, ее лицо порозовело – это означало, что ей предстоит нелегкий разговор со мной. Но я не стал доставлять трудностей. Слова «капризный и раздражительный» засели у меня в голове. Трудно сказать, что я испытал, глядя, как Элли и Грей, доверительно наклонившись друг к другу, составляют заговор. Обрадовало это меня или, напротив, огорчило? Сейчас меня больше волновало другое: увижу я особняк или нет. Раз уж мы приехали, имеет ли смысл откладывать поездку? Все равно пешком мне не осилить такой долгой дороги.
Грей еще шире распахнул ворота, а когда мы проехали, закрыл их и сел на свое место. Элли нажала на газ, и машина нырнула в темный прохладный туннель, края которого утопали в изумрудных зарослях папоротника, примулы и мха.
Мои страхи тотчас рассеялись. И как только мы тронулись вперед, прошлое, словно я повернул волшебный бинокль, начало придвигаться мне навстречу – возраст подарил мне волшебные окуляры, позволявшие видеть невидимое. Мне оставалось только повернуть голову или перевести взгляд с одной точки на другую, как время и расстояние переставали иметь значение. И я мог бы протянуть руку и коснуться того, что открывалось моему внутреннему взору. Оно никогда и никуда не исчезало, оно всегда оставалось тут, и мне вдруг почему-то стало жаль Элли и Грея – еще таких молодых и не обладавших такой способностью.
Вот я в матросском костюмчике бегу мимо деревьев, и мне никак не удается догнать бабочку и накрыть ее сачком. Краем глаза я увидел мать, задумчивую и печальную, в черном платье – она никогда не снимала траура. Она сидела на скамье и рассматривала дикую орхидею: рыжеватые веснушки покрывали ее лепестки, яркие, будто выкрашенные анилиновой краской.
Она окликнула меня, а затем повернулась, для того чтобы в одно мгновение очутиться в другом времени и через восемнадцать лет улыбнуться моей сестре, которая шла нам навстречу в бледно-розовом платье и размахивала стопкой книг, перетянутых бечевкой. Она смеялась, глядя на Максима, который шел за нею.
– Меня часто спрашивают, почему я вышла замуж за Максима, – проговорила Ребекка, остановив машину, на которой она мчалась по дороге – новенький дорогой автомобиль с мощным двигателем.
Она затормозила очень резко как раз на этом повороте или, быть может, на следующем и повернулась в мою сторону. Ее волосы растрепал ветер, ее кожа светилась, а в удивительных глазах отражалось солнце, но, как только тень от ветвей скрыла его, выражение их изменилось… как апрельский день – всегда непредсказуемый и неожиданный.
– Я всегда говорю им неправду – презираю тех, кто лезет с такими вопросами. Говорю, что вышла из прихоти, в один ненастный день или из-за денег – в зависимости от того, какой ответ они ждут от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128