она думала о сладкой вате, о неуловимом вкусе воздушного сахара, тающего во рту, тающего в памяти.
— Я так счастлива, — сказала она. — Так счастлива. Очень счастлива.
Эдвин попросил водителя остановиться у первого попавшегося мотеля — искать заведение, однако, пришлось довольно долго. Большинство тех, что поплоше, захирело — окна и двери заколочены, стоянки заросли сорняками. Но мотель «Синяя птица» еще работал: длинная вереница дверей вдоль гравиевой дорожки и линялая вывеска «ЦВЕТНОЕ ТВ», а под ней другая — «КОНДИЦИОНЕР ВОЗДУХА», синими буквами, с которых свисают сосульки. Четверть века назад эта вывеска была ярким маяком современности, сейчас же стала древностью наподобие пещерных рисунков палеолита. «Цветное ТВ»? Оно разве когда-то было другим?
Когда, хрустя гравием, такси остановилось перед главным входом, возникла некоторая неловкость.
— С вас семьдесят один пятьдесят. С чаевыми восемьдесят, — сказал смуглый коренастый таксист. Он явно не читал раздел книги Тупака Суаре о духовной нищете людей, требующих деньги у других.
Эдвин откашлялся.
— Вас случаем не устроит «Дайнерс Кард»? Нет? — И он неловко, чуть менее по-конановски, взглянул на Мэй. Несмотря на обретенное блаженство, та рассмеялась абсурдности ситуации:
— Давай-ка внесем ясность. Ты хочешь, чтобы я заплатила за собственное похищение?
— Да нет, я просто слегка на мели.
Мэй достала деньги и протянула водителю.
— Живите, любите, учитесь, — ласково произнесла она.
— Как скажете, дамочка. (Из-за счастья™ таксист уже лишился супруги и четырех членов семьи, и дармовые слоганы восторга у него не вызывали.)
Распрограммирование Мэй Уэзерхилл началось с пригоршни шоколадок и прочувствованной мольбы. Эдвин ушел, заперев Мэй одну в комнате, а когда вернулся через час, она сидела на полу, скрестив ноги, и дышала в унисон со Вселенной. В комнате находилась мебель из ДСП, протертые покрывала и что-то вроде плесневелого ковра. В этой обстановке медитация Мэй казалась еще нелепее, чем на чертовом колесе.
— Мэй! — вваливаясь, крикнул Эдвин. — Я с умом потратил твои денежки. Смотри! Конфеты. Для желудка, а не для души. Да здравствуют лишние калории! Вкусные и бесполезные источники чувства вины. Вот чем питается Америка! Лишними калориями. Мы состоим из пустых калорий. — И он вывалил на кровать шоколадные батончики «Марс», а затем рассыпал на простыни «Смартис», словно свадебные подарки острова Бали. — Это еще не все! — Он развернул веером глянцевые журналы. — «Космо»! «Вихрь»! «Еженедельный ежемесячник для женщин»! Взгляни на эти старые журналы. Посмотри, чего ты себя лишаешь. Мода, макияж, отношения. Вот статья о похудании, а на следующей странице… ха-ха… рецепт шоколадного чизкейка с двойной сливочной помадкой. Мэй, тебе просто не устоять! Разве не здорово? Шаг вперед — два назад. А вот спортивные журналы, тут статьи о богатых, быстрых, сильных, о тех, кто воплотил мои детские мечты. И можно воображать, что я какой-нибудь Железный Джон, хотя на самом деле я обычный служащий в сером костюме. Я не имею значения. Я — никто! Ты знаешь, какая пустота у меня здесь? — Он стукнул кулаком себя в грудь. — Ты понимаешь, какие мы придумали механизмы самообмана? Понимаешь, как мы цепляемся за них, как пытаемся забинтовать дешевой марлей свои покалеченные души? Вот мы какие, Мэй! Вот она, печаль в сердце всех вещей. Mono-no-aware. Вот что делает нас людьми — не блаженство, а глубокая печаль.
— Нет, — сказала Мэй. — Я не согласна. Мир должен быть не таким.
— А вот хрен! — вскричал Эдвин. — Миру-то все равно. От реальности никуда не денешься. Нельзя просто закрыть глаза и поверить, что нет ни старости, ни смерти, ни разочарований. Есть, Мэй. Хотим мы того или нет. Жизнь — это череда проблем, но она дается один раз. Мы не можем себе позволить ее проспать, потому что второй попытки не будет. Dum vivimus, vivimus! Будем жить, пока живется.
Но Мэй была из тех немногих людей, кто способен ответить Эдвину ударом на удар, словом на слово, термином на термин, и его латынь она парировала своей «непереводимостью».
— Kekau, — ответила она. — Индонезийское слово. Значит «пробудиться от кошмара». Но сейчас происходит нечто совершенно другое. Мы пробуждаемся не от кошмара, а к мечте. Мир наконец-то просыпается. Становится сказкой. Доброй-доброй сказкой. Воздушной и сладкой, словно… — Она запнулась.
— Словно сахарная вата, — подхватил Эдвин. — Приторной и иллюзорной. Мир воздушного сахара. Вот до чего хотят нас довести.
— Не довести. Пробудить.
Эдвин один за другим кинул на кровать еще несколько журналов.
— Смотри, я нарыл старые журналы со сплетнями о знаменитостях. Помнишь, что такое сплетни? Эти журналы битком набиты скандалами и душещипательными историями. Можно ощутить и жалость, и негодование к совершенно незнакомым людям! — Он поднял над кроватью потрепанный чемодан. Внутри звякнуло стекло. — Виски. Джин. Гашиш. Сигареты. Даже… — и он жестом фокусника извлек металлическую палочку, — …помада.
Но Эдвин все меньше походил на волшебника и все больше на коммивояжера, исчерпавшего запас трюков. Автоматически схватил с телевизора листок.
— Ха-ха! — провозгласил он, к этому времени его «ха-ха» стали заметно натянутыми. — Что у нас тут? Порнуха! Тринадцатый канал, домашнее видео. Теперь можно пожить чужой интимной жизнью. Заплатить и поглазеть, как в течение десяти минут незнакомые люди веселятся так, как нам не светит за всю жизнь! — И он включил платный канал. Появилась дрожащая картинка нездорового зеленого оттенка. — Порнуха, Мэй! Люди используют друг друга. Вот смысл жизни.
Сияющая девушка и кудрявый мужчина, оба в белых купальных халатах, лучезарно улыбались в камеру.
— Вот, смотри, — обрадовался Эдвин. — С минуты на минуту начнется акробатический, абсолютно немотивированный секс.
Раздался голос диктора:
— Следующий сюжет: бывшие порнозвезды делятся своими сокровенными чувствами.
— Что? — Эдвин едва не поперхнулся. — Бывшие порнозвезды? Бывшие?
Девушка отбросила назад длинные светлые волосы, которые из-за плохого изображения казались болотно-зелеными:
— Я прочла книжку Тупака во время съемок моего последнего фильма, сиквела «Соси рядового Райана», и подумала: «Вот это да! А он соображает…»
— Нет! — завопил Эдвин. — Хватит болтать. Раздевайся!
Но ей, безмятежно улыбаясь, уже вторил молодой человек:
— Последний раз я снимался в «Не себя я чувствую сегодня», и хотя этот фильм обладает несомненными художественными достоинствами, я чувствовал…
— Чувствовал? — вскрикнул Эдвин. — Не чувствуй. Не думай. Делай. Давай же! — Он уже бурно жестикулировал. — Вы оба позорите человеческую сексуальность! Постыдились бы людям на глаза показываться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Я так счастлива, — сказала она. — Так счастлива. Очень счастлива.
Эдвин попросил водителя остановиться у первого попавшегося мотеля — искать заведение, однако, пришлось довольно долго. Большинство тех, что поплоше, захирело — окна и двери заколочены, стоянки заросли сорняками. Но мотель «Синяя птица» еще работал: длинная вереница дверей вдоль гравиевой дорожки и линялая вывеска «ЦВЕТНОЕ ТВ», а под ней другая — «КОНДИЦИОНЕР ВОЗДУХА», синими буквами, с которых свисают сосульки. Четверть века назад эта вывеска была ярким маяком современности, сейчас же стала древностью наподобие пещерных рисунков палеолита. «Цветное ТВ»? Оно разве когда-то было другим?
Когда, хрустя гравием, такси остановилось перед главным входом, возникла некоторая неловкость.
— С вас семьдесят один пятьдесят. С чаевыми восемьдесят, — сказал смуглый коренастый таксист. Он явно не читал раздел книги Тупака Суаре о духовной нищете людей, требующих деньги у других.
Эдвин откашлялся.
— Вас случаем не устроит «Дайнерс Кард»? Нет? — И он неловко, чуть менее по-конановски, взглянул на Мэй. Несмотря на обретенное блаженство, та рассмеялась абсурдности ситуации:
— Давай-ка внесем ясность. Ты хочешь, чтобы я заплатила за собственное похищение?
— Да нет, я просто слегка на мели.
Мэй достала деньги и протянула водителю.
— Живите, любите, учитесь, — ласково произнесла она.
— Как скажете, дамочка. (Из-за счастья™ таксист уже лишился супруги и четырех членов семьи, и дармовые слоганы восторга у него не вызывали.)
Распрограммирование Мэй Уэзерхилл началось с пригоршни шоколадок и прочувствованной мольбы. Эдвин ушел, заперев Мэй одну в комнате, а когда вернулся через час, она сидела на полу, скрестив ноги, и дышала в унисон со Вселенной. В комнате находилась мебель из ДСП, протертые покрывала и что-то вроде плесневелого ковра. В этой обстановке медитация Мэй казалась еще нелепее, чем на чертовом колесе.
— Мэй! — вваливаясь, крикнул Эдвин. — Я с умом потратил твои денежки. Смотри! Конфеты. Для желудка, а не для души. Да здравствуют лишние калории! Вкусные и бесполезные источники чувства вины. Вот чем питается Америка! Лишними калориями. Мы состоим из пустых калорий. — И он вывалил на кровать шоколадные батончики «Марс», а затем рассыпал на простыни «Смартис», словно свадебные подарки острова Бали. — Это еще не все! — Он развернул веером глянцевые журналы. — «Космо»! «Вихрь»! «Еженедельный ежемесячник для женщин»! Взгляни на эти старые журналы. Посмотри, чего ты себя лишаешь. Мода, макияж, отношения. Вот статья о похудании, а на следующей странице… ха-ха… рецепт шоколадного чизкейка с двойной сливочной помадкой. Мэй, тебе просто не устоять! Разве не здорово? Шаг вперед — два назад. А вот спортивные журналы, тут статьи о богатых, быстрых, сильных, о тех, кто воплотил мои детские мечты. И можно воображать, что я какой-нибудь Железный Джон, хотя на самом деле я обычный служащий в сером костюме. Я не имею значения. Я — никто! Ты знаешь, какая пустота у меня здесь? — Он стукнул кулаком себя в грудь. — Ты понимаешь, какие мы придумали механизмы самообмана? Понимаешь, как мы цепляемся за них, как пытаемся забинтовать дешевой марлей свои покалеченные души? Вот мы какие, Мэй! Вот она, печаль в сердце всех вещей. Mono-no-aware. Вот что делает нас людьми — не блаженство, а глубокая печаль.
— Нет, — сказала Мэй. — Я не согласна. Мир должен быть не таким.
— А вот хрен! — вскричал Эдвин. — Миру-то все равно. От реальности никуда не денешься. Нельзя просто закрыть глаза и поверить, что нет ни старости, ни смерти, ни разочарований. Есть, Мэй. Хотим мы того или нет. Жизнь — это череда проблем, но она дается один раз. Мы не можем себе позволить ее проспать, потому что второй попытки не будет. Dum vivimus, vivimus! Будем жить, пока живется.
Но Мэй была из тех немногих людей, кто способен ответить Эдвину ударом на удар, словом на слово, термином на термин, и его латынь она парировала своей «непереводимостью».
— Kekau, — ответила она. — Индонезийское слово. Значит «пробудиться от кошмара». Но сейчас происходит нечто совершенно другое. Мы пробуждаемся не от кошмара, а к мечте. Мир наконец-то просыпается. Становится сказкой. Доброй-доброй сказкой. Воздушной и сладкой, словно… — Она запнулась.
— Словно сахарная вата, — подхватил Эдвин. — Приторной и иллюзорной. Мир воздушного сахара. Вот до чего хотят нас довести.
— Не довести. Пробудить.
Эдвин один за другим кинул на кровать еще несколько журналов.
— Смотри, я нарыл старые журналы со сплетнями о знаменитостях. Помнишь, что такое сплетни? Эти журналы битком набиты скандалами и душещипательными историями. Можно ощутить и жалость, и негодование к совершенно незнакомым людям! — Он поднял над кроватью потрепанный чемодан. Внутри звякнуло стекло. — Виски. Джин. Гашиш. Сигареты. Даже… — и он жестом фокусника извлек металлическую палочку, — …помада.
Но Эдвин все меньше походил на волшебника и все больше на коммивояжера, исчерпавшего запас трюков. Автоматически схватил с телевизора листок.
— Ха-ха! — провозгласил он, к этому времени его «ха-ха» стали заметно натянутыми. — Что у нас тут? Порнуха! Тринадцатый канал, домашнее видео. Теперь можно пожить чужой интимной жизнью. Заплатить и поглазеть, как в течение десяти минут незнакомые люди веселятся так, как нам не светит за всю жизнь! — И он включил платный канал. Появилась дрожащая картинка нездорового зеленого оттенка. — Порнуха, Мэй! Люди используют друг друга. Вот смысл жизни.
Сияющая девушка и кудрявый мужчина, оба в белых купальных халатах, лучезарно улыбались в камеру.
— Вот, смотри, — обрадовался Эдвин. — С минуты на минуту начнется акробатический, абсолютно немотивированный секс.
Раздался голос диктора:
— Следующий сюжет: бывшие порнозвезды делятся своими сокровенными чувствами.
— Что? — Эдвин едва не поперхнулся. — Бывшие порнозвезды? Бывшие?
Девушка отбросила назад длинные светлые волосы, которые из-за плохого изображения казались болотно-зелеными:
— Я прочла книжку Тупака во время съемок моего последнего фильма, сиквела «Соси рядового Райана», и подумала: «Вот это да! А он соображает…»
— Нет! — завопил Эдвин. — Хватит болтать. Раздевайся!
Но ей, безмятежно улыбаясь, уже вторил молодой человек:
— Последний раз я снимался в «Не себя я чувствую сегодня», и хотя этот фильм обладает несомненными художественными достоинствами, я чувствовал…
— Чувствовал? — вскрикнул Эдвин. — Не чувствуй. Не думай. Делай. Давай же! — Он уже бурно жестикулировал. — Вы оба позорите человеческую сексуальность! Постыдились бы людям на глаза показываться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71