— И как его теперь найти?
— Да нет. — Снова смешок. — Его вы, мистер Эдвин, не найдете. Это он вас найдет. — Голос растворился в темноте, фигура растаяла.
Потрясенный, но все еще окрыленный Эдвин выскочил на улицу, с трудом сдерживая шаг. (На самом деле шаг его был настолько скор, что будет точнее сказать не «выскочил», а «удрал».)
И по пути пронесся мимо большой доски объявлений со свежей надписью большими жирными буквами. Рекламировался некий проект, но Эдвин читать не стал. И напрасно — текст наверняка показался бы ему интересным:
ОЧЕНЬ СКОРО! ФОНД РОРИ П. УИЛХАКЕРА ПРЕДСТАВЛЯЕТ ПРОГРАММУ «ВОССТАНОВИМ ГОРДОСТЬ ГЕТТО». ЖИЛЬЦЫ ЭТОГО ДОМА ВЫСТУПИЛИ С РЕВОЛЮЦИОННОЙ ИНИЦИАТИВОЙ: ВЗАИМОВЫГОДНЫЙ КООПЕРАТИВНЫЙ ТАЙМШЕР С ГАРАНТИЕЙ 500% ПРИБЫЛИ. НЕ ВЫСЕЛЯЮТ НИКОГО! «У НАС ВСЕ ВПЕРЕДИ!»
Когда Эдвин вернулся на Гранд-авеню, утренний час пик был в самом разгаре. Эхо белого шума транспорта рикошетом билось меж домами, а волны людей набегали и расплескивались по сигналу светофора. Пересекая авеню на углу 41-й улицы, он, как обычно в этом месте в это время, сказал:
— Я ненавижу этот ебаный город.
Сегодня — День Д. Последний акт. Мистер Мид вернулся из очередной увеселительной поездки, которую сам себе профинансировал, и ждет рассказа о «чудесной новой книге по самосовершенствованию». Эдвин должен уйти достойно. Он придумал и отрепетировал различные финалы — от возвышенного («Мистер Мид, вы меня глубоко разочаровали. Вы руководите издательством, как второсортной студенческой газетой, поэтому я считаю, что мне пора двигаться дальше») до вызывающего («Скотская рожа! Тошнотина! Плевал я на тебя! Я ухожу! Слышишь? Ухожу!»). Эдвин даже подумывал о сжатой невербальной развязке — крепко дернуть мистера Мида за нелепый хвостик, — но в глубине души понимал, что исход нужен не такой. Последуют угрызения совести, жалкие просьбы о пощаде, злорадство Найджела. Расставание с Мэй. Возможно, навсегда.
Эдвин остановился у киоска Луи выпить последнюю чашку кофе.
— Два кофе, — вздохнул он, вынимая бумажник. — Один обычный и один…
Но Луи — с неизменной обслюнявленной сигарой в зубах — не дал ему договорить:
— Как всегда?
— Да. — От радости у Эдвина чуть сердце из груди не выпрыгнуло. — Как всегда. Я буду, как всегда. Я прихожу к вам каждое утро и хочу такой, как всегда.
Луи кивнул:
— Побольше пены, мускатный орех, корица и щепотка шафрана. Конечно, сушеного.
— Спасибо, Луи. — Эдвин был тронут до глубины души. — Огромное спасибо.
— Я — Тед, парнишка. «Луи» — торговая марка. Мы — собственность «Кока-Колы».
— Все равно спасибо, Тед. Я буду скучать по тебе. Правда.
— Как скажешь, парнишка.
И Эдвину стало легко на душе. Оттого, что он работает в таком непредсказуемом городе, оттого, что Луи (или Тед) назвал его «парнишка». Оттого, что можно действовать на нервы Мэй и ненавидеть Найдже-ла. И так не хотелось, чтобы все это в одночасье рухнуло.
Он расплатился и собрался уходить. Тут-то и возник лимузин.
Лоснящийся, длинный и обсидианово-черный. Появился из ниоткуда, словно акула, и бесшумно скользил за Эдвином, пока тот шел по тротуару. Эдвин не сразу понял, что его преследуют. Он повернулся, лимузин притормозил. Тонированное стекло опустилось, и появилась рука, вся в золоте. Она поманила Эдвина.
— Рори?
— Добрый день, мистер де Вальв.
Эдвин всмотрелся. В машине сидел Рори — в дорогом костюме из итальянского шелка, рядом — ослепительная женщина с лучезарной улыбкой.
— Эдвин, не забыл мою жену, Сару? Сияющая Сара выглянула в окно:
— Приветик, Эдди!
— Сара? Простите, мы знакомы?
— Корпоративная вечеринка, — напомнил Рори. — Ты принял ее за уборщицу. Попросил вычистить пепельницы.
— Правда? Простите, не помню.
— Ну разумеется, нет. — Голос Рори звучал дружелюбно и спокойно. Он улыбался так безмятежно, что напоминал буддийские статуи. Улыбка полного покоя, полного блаженства.
— Рукопись была у тебя, — сказал Эдвин. — Все это время.
— Вот я и думал, когда же ты догадаешься. Когда, наконец, проверишь график на тот день и поймешь, что утром мусор не увозили.
— Я понял по маргариткам. Ты сказал, что видел их, но рукопись лежала в конверте. Значит, ты должен был в него заглянуть. Пока я рылся в мусоре, да?
— Нет. Раньше. Когда я увидел, что ты бежишь к лифту — я все это время держал палец на кнопке «закрытие дверей», кстати, — то понял, что ты выбросил нечто важное. — Рори рассмеялся мягким и тревожащим смехом, абсолютно (если такое возможно) лишенным злорадства. Смех этот звучал в унисон с потоками самой вселенной. — Да, пришлось тебе повозиться из-за меня, верно? Когда я наблюдал, как ты роешься в огромной куче мусора, мне было так приятно. — И снова этот умиротворенный смех.
— Но почему?
— Почему? Потому что ты не нравишься мне, Эдвин. И никогда не нравился. Ни теперь, ни раньше. И моей жене тоже. Правда, милая?
— Да, — улыбаясь по-прежнему, ответила она. — Мы тебя терпеть не можем. — Они говорили об этом, словно о некоем простом и очевидном факте. Таким тоном утверждают, например, что «небо голубое» или «дождь падает вниз, шарики поднимаются вверх».
— Вы меня ненавидите? — Эдвин был просто ошарашен.
— Мы презираем тебя. — В лимузине открылся какой-то секретный отсек, и Рори сунул в него обе руки. — Думаю, тебе это пригодится. — Он протянул через окно толстую рукопись.
Эдвард сунул в урну свежекупленный кофе и принял пачку бумаги с изумлением и недоверием. Она была уже без конверта, обмотана резинками, но по-прежнему увесистая. Те же наклейки маргариток, то же письмо свернуто и всунуто внутрь. Да, мистер Суаре, мы встретились опять…
— И поверь мне, — сказал Рори. — Ли Бок на самом деле работает. Да, солнышко?
Жена хихикнула и шлепнула его по руке:
— Ой, ну перестань.
Эдвин снова переключил внимание на бывшего уборщика с женой:
— А лимузин, одежда… Откуда все?
— Ах, это… — прищелкнул языком Рори. — Просто купили. Как только поймешь, что деньги — не математика, а, скорее, органика, и все станет на свои места.
— Но…
— Я вложил деньги в краткосрочные казначейские облигации на 4,85% и в первоклассные акции и прокрутил их до вступления в силу требования о раскрытии информации в течение суток. Прибыль вложил в несколько паевых инвестиционных фондов, основную сумму — снова в акции и обналичил средства за среднесрочный период. Затем остается лишь снова вложить прибыль и повторить все сначала. Между восточным и западным побережьем четыре часовых пояса и разница в три часа, вот я и смог прокрутить деньги несколько раз в день. Далее я получил общую прибыль с разницы во времени… и вот, пожалуйста.
— И все это за неделю?
— Нет, что ты. За пару дней. Часовые пояса, Эдвин. Все дело в часовых поясах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71