Средства массовой информации Чикаго просто захлебнулись рекламной шумихой по поводу выступления автора-затворника. В газетах и по радио обсуждали только его. Словно явился Далай Лама на пару с Иисусом Христом.
Дженни записала для Эдвина передачу Опры, и вечером они посмотрели ее вместе.
— Он прелесть, — сказала Дженни. — Просто душка.
Мистер Суаре надел простой белый хлопчатобумажный балахон — такие с незапамятных времен носят шарлатаны и гуру, — он просто излучал великолепие: на публику, на Опру, на миллионы телезрителей. Для открывателя тайн Вселенной он выглядел на удивление молодо. Растрепанные вьющиеся волосы, мягкое одутловатое лицо, казавшееся чуть крупнее, чем надо. Сияющие глаза, непринужденная, бесконечно обаятельная улыбка.
Эдвин с ужасом взирал, как Тупак невинно флиртует с Опрой, смешит и поражает публику, как Америка влюбилась в него и очертя голову бросилась в бездну слепого обожания. Он вспомнил слова Мэй о банальности зла и банальности таланта. «А он, — думал Эдвин, — объединяет в себе и то, и другое». Тупак Суаре — воплощение зла. Истинного Зла. Эдвин все больше в этом убеждался. У него не было доказательств, да они и не нужны. Он чувствовал это нутром.
— О, Эдвин, — сказала Дженни с придыханием, и лицо ее сияло, как у самого Тупака Суаре. — Он — само совершенство.
— Да, — подтвердил Эдвин. — Само совершенство. Совершенное Зло.
Глава двадцать седьмая
Две следующие недели Опра приглашала Тупака. Он стал завсегдатаем передачи — стоило ему появиться, как рейтинг взлетал до небес. Вупи уступила Тупаку центральное место, в Интернете расплодились фан-клубы и чаты, где обсуждались «послания Суаре», книги шли на ура. «Сутенир» не справлялся с объемами допечаток, поэтому пришлось заключить договоры с полудюжиной других компаний. Тупак снова вещал с экрана, изливал вселенскую любовь, излучал великолепие. Вскоре Эдвин перестал смотреть. Ничего нового: Суаре твердит свою псевдомистическую чушь, а публика наслаждается. Он просто бесконечно цитировал фрагменты своей книги, но люди все никак не могли наслушаться.
Тем временем «Сутенир Инк.» сделал удачный ход — получил лицензию на изображение Тупака (естественно, щедро ему заплатив), которое по всей стране стали шлепать на кофейные кружки, футболки и плакаты. «Пипл» напечатал биографию Тупака, затем это сделали «Тайм» и «Ньюсуик». И по-прежнему все называли его «отшельник мистер Суаре». Эдвин просто бесился. «Отшельник? — хотелось ему крикнуть у газетных киосков и перед телевизором, которые ежедневно терроризировали его изображением Суаре. — Отшельник? Да он лезет из каждой щели!»
И вот однажды произошло невообразимое. В его кабинете кипа самотека, макулатура… исчезла.
Все утро лил дождь, и Эдвин, вернувшись с обеда, напоминал унылую дворнягу — газета сырая, пиджак хоть отжимай, зонт вывернут наружу. Он потопал у порога мокрыми ботинками и направился в свое крохотное убежище.
Но замер на полпути.
— Ирвин!
Стол практиканта Ирвина стоит по ту сторону коридора, и обычно самого Ирвина не видно. Только хохолок на макушке торчит из-за горы рукописей. Он так долго уже разгребал кучу мусора, что все забыли, как он выглядит. Однако сегодня его было видно целиком. Груда рукописей исчезла, стол сверкает чистотой. Блокноты сложены по размеру, ручки и скрепки аккуратно выстроились в ряд.
— Ирвин, а где макулатура? Почтальон еще не приходил?
— Приходил. Но ничего не принес.
— Ни рукописей? Ни заявок? Ничего?
— Нет…
— Не может быть. — И без того мокрого Эдвина прошиб холодный пот. — Это очень плохо. Очень плохо.
— На самом деле, мне показалось, что перерыв к месту, — сказал Ирвин. — Всю неделю их становилось меньше и меньше. Вчера было совсем чуть-чуть, а сегодня вообще ничего.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Эдвин. — Макулатура — показатель общественного состояния. Пойми ты, все эти писаки — предвестники малейших его сдвигов. Они — лакмусовая бумажка, канарейка в шахте. Макулатурные авторы — наш авангард. Они нужны нам, все эти бездарные никто. Нам нужны эти несостоявшиеся души, желающие прыгнуть выше головы. Нам нужны их художественные романы и трех-частные трилогии. «Иссиня-светлые» волосы и «не-моргающий газ». Макулатура необходима обществу, понимаешь? Если она исчезнет, за ней последует остальное. И это плохо. Очень плохо.
Сушиться Эдвин не стал. Роняя капли, он помчался прямиком к Мэй. Дверь оказалась открыта, он вбежал без стука и выкрикнул:
— Тупак Суаре — жулик!
Мэй взглянула на него без малейшего интереса:
— Эдвин, уйди. Я занята.
— Мэй, самотека больше нет. Совсем нет! Понимаешь? Вот начало конца. Сегодня конец макулатуре, завтра — нашей привычной жизни. — Он сам поражался тому, как яростно звучал его голос.
— Эдвин, выйди из кабинета. У меня нет времени.
— Мэй, не мартышки написали эту книгу, а компьютер. Тупак Суаре — жулик. Программист, а не писатель. Он просто ввел в компьютер числа. Понимаешь, впечатал все подряд книги по самосовершенствованию, а остальное сделал компьютер.
Мэй поневоле заинтересовалась:
— Компьютер, говоришь?
— Вот послушай. Я зашел перекусить в гастроном, а в это время в какой-то полуденной радиопередаче брали интервью у нашего уважаемого автора. Обычная слащавая дребедень наподобие: «А как на вас снизошло прозрение…» И вдруг Тупак теряет бдительность и допускает промах. Промах незначительный, но многое объясняющий. Беседа велась о том, что красота есть во всем, — меня так и подмывало позвонить: «А что же уродство? В нем тоже можно найти красоту?» И вот один тип дозвонился и говорит: «Цифры — вот самое прекрасное творение природы». Природы, представь себе. На что Тупак отвечает: «Да, вы правы. В цифрах есть своя прелесть. По-моему, двоичная система — это космический танец красоты. Когда я программировал под „Юникс“, я часто ощущал…» И тут ведущий говорит: «Но вы же родились и выросли в деревне на севере Бангладеш, где нет ни электричества, ни водопровода?» На что Тупак говорит: «Да, я изучал программирование, когда прибыл в Америку». Ведущий: «Но ведь вы приехали в Америку только в прошлом году. А до этого жили в горах Тибета, верно?» И в голосе Тупака явно послышалась паника, он заволновался: «Верно. Я жил в горах. Я побывал во многих местах. Жизнь — это путешествие, а мы — всего лишь странники. Все страдают. Все исцеляются. Мы должны любить каждое живое существо». И далее по тексту, пошло-поехало, банальность на банальности. Никто больше не заметил этот промах. — Эдвин долго молчал. — Понимаешь, Мэй? Видишь, к чему я? Тупак Суаре — компьютерщик. Он придумал какую-то гениальную систему. Программу, с помощью которой создал универсальную книжку по самосовершенствованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Дженни записала для Эдвина передачу Опры, и вечером они посмотрели ее вместе.
— Он прелесть, — сказала Дженни. — Просто душка.
Мистер Суаре надел простой белый хлопчатобумажный балахон — такие с незапамятных времен носят шарлатаны и гуру, — он просто излучал великолепие: на публику, на Опру, на миллионы телезрителей. Для открывателя тайн Вселенной он выглядел на удивление молодо. Растрепанные вьющиеся волосы, мягкое одутловатое лицо, казавшееся чуть крупнее, чем надо. Сияющие глаза, непринужденная, бесконечно обаятельная улыбка.
Эдвин с ужасом взирал, как Тупак невинно флиртует с Опрой, смешит и поражает публику, как Америка влюбилась в него и очертя голову бросилась в бездну слепого обожания. Он вспомнил слова Мэй о банальности зла и банальности таланта. «А он, — думал Эдвин, — объединяет в себе и то, и другое». Тупак Суаре — воплощение зла. Истинного Зла. Эдвин все больше в этом убеждался. У него не было доказательств, да они и не нужны. Он чувствовал это нутром.
— О, Эдвин, — сказала Дженни с придыханием, и лицо ее сияло, как у самого Тупака Суаре. — Он — само совершенство.
— Да, — подтвердил Эдвин. — Само совершенство. Совершенное Зло.
Глава двадцать седьмая
Две следующие недели Опра приглашала Тупака. Он стал завсегдатаем передачи — стоило ему появиться, как рейтинг взлетал до небес. Вупи уступила Тупаку центральное место, в Интернете расплодились фан-клубы и чаты, где обсуждались «послания Суаре», книги шли на ура. «Сутенир» не справлялся с объемами допечаток, поэтому пришлось заключить договоры с полудюжиной других компаний. Тупак снова вещал с экрана, изливал вселенскую любовь, излучал великолепие. Вскоре Эдвин перестал смотреть. Ничего нового: Суаре твердит свою псевдомистическую чушь, а публика наслаждается. Он просто бесконечно цитировал фрагменты своей книги, но люди все никак не могли наслушаться.
Тем временем «Сутенир Инк.» сделал удачный ход — получил лицензию на изображение Тупака (естественно, щедро ему заплатив), которое по всей стране стали шлепать на кофейные кружки, футболки и плакаты. «Пипл» напечатал биографию Тупака, затем это сделали «Тайм» и «Ньюсуик». И по-прежнему все называли его «отшельник мистер Суаре». Эдвин просто бесился. «Отшельник? — хотелось ему крикнуть у газетных киосков и перед телевизором, которые ежедневно терроризировали его изображением Суаре. — Отшельник? Да он лезет из каждой щели!»
И вот однажды произошло невообразимое. В его кабинете кипа самотека, макулатура… исчезла.
Все утро лил дождь, и Эдвин, вернувшись с обеда, напоминал унылую дворнягу — газета сырая, пиджак хоть отжимай, зонт вывернут наружу. Он потопал у порога мокрыми ботинками и направился в свое крохотное убежище.
Но замер на полпути.
— Ирвин!
Стол практиканта Ирвина стоит по ту сторону коридора, и обычно самого Ирвина не видно. Только хохолок на макушке торчит из-за горы рукописей. Он так долго уже разгребал кучу мусора, что все забыли, как он выглядит. Однако сегодня его было видно целиком. Груда рукописей исчезла, стол сверкает чистотой. Блокноты сложены по размеру, ручки и скрепки аккуратно выстроились в ряд.
— Ирвин, а где макулатура? Почтальон еще не приходил?
— Приходил. Но ничего не принес.
— Ни рукописей? Ни заявок? Ничего?
— Нет…
— Не может быть. — И без того мокрого Эдвина прошиб холодный пот. — Это очень плохо. Очень плохо.
— На самом деле, мне показалось, что перерыв к месту, — сказал Ирвин. — Всю неделю их становилось меньше и меньше. Вчера было совсем чуть-чуть, а сегодня вообще ничего.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал Эдвин. — Макулатура — показатель общественного состояния. Пойми ты, все эти писаки — предвестники малейших его сдвигов. Они — лакмусовая бумажка, канарейка в шахте. Макулатурные авторы — наш авангард. Они нужны нам, все эти бездарные никто. Нам нужны эти несостоявшиеся души, желающие прыгнуть выше головы. Нам нужны их художественные романы и трех-частные трилогии. «Иссиня-светлые» волосы и «не-моргающий газ». Макулатура необходима обществу, понимаешь? Если она исчезнет, за ней последует остальное. И это плохо. Очень плохо.
Сушиться Эдвин не стал. Роняя капли, он помчался прямиком к Мэй. Дверь оказалась открыта, он вбежал без стука и выкрикнул:
— Тупак Суаре — жулик!
Мэй взглянула на него без малейшего интереса:
— Эдвин, уйди. Я занята.
— Мэй, самотека больше нет. Совсем нет! Понимаешь? Вот начало конца. Сегодня конец макулатуре, завтра — нашей привычной жизни. — Он сам поражался тому, как яростно звучал его голос.
— Эдвин, выйди из кабинета. У меня нет времени.
— Мэй, не мартышки написали эту книгу, а компьютер. Тупак Суаре — жулик. Программист, а не писатель. Он просто ввел в компьютер числа. Понимаешь, впечатал все подряд книги по самосовершенствованию, а остальное сделал компьютер.
Мэй поневоле заинтересовалась:
— Компьютер, говоришь?
— Вот послушай. Я зашел перекусить в гастроном, а в это время в какой-то полуденной радиопередаче брали интервью у нашего уважаемого автора. Обычная слащавая дребедень наподобие: «А как на вас снизошло прозрение…» И вдруг Тупак теряет бдительность и допускает промах. Промах незначительный, но многое объясняющий. Беседа велась о том, что красота есть во всем, — меня так и подмывало позвонить: «А что же уродство? В нем тоже можно найти красоту?» И вот один тип дозвонился и говорит: «Цифры — вот самое прекрасное творение природы». Природы, представь себе. На что Тупак отвечает: «Да, вы правы. В цифрах есть своя прелесть. По-моему, двоичная система — это космический танец красоты. Когда я программировал под „Юникс“, я часто ощущал…» И тут ведущий говорит: «Но вы же родились и выросли в деревне на севере Бангладеш, где нет ни электричества, ни водопровода?» На что Тупак говорит: «Да, я изучал программирование, когда прибыл в Америку». Ведущий: «Но ведь вы приехали в Америку только в прошлом году. А до этого жили в горах Тибета, верно?» И в голосе Тупака явно послышалась паника, он заволновался: «Верно. Я жил в горах. Я побывал во многих местах. Жизнь — это путешествие, а мы — всего лишь странники. Все страдают. Все исцеляются. Мы должны любить каждое живое существо». И далее по тексту, пошло-поехало, банальность на банальности. Никто больше не заметил этот промах. — Эдвин долго молчал. — Понимаешь, Мэй? Видишь, к чему я? Тупак Суаре — компьютерщик. Он придумал какую-то гениальную систему. Программу, с помощью которой создал универсальную книжку по самосовершенствованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71