Скандальные интрижки со знаменитыми дамами, драки в барах и тому подобное. Боксер-профессионал и в то же время печально известный пьяница. Больше шестидесяти ролей, но, ей-богу, я вообще не помню, чтобы видел его. Странно. Насколько я знаю, он не читал книг по самосовершенствованию. Говорил, что жалеет только о том, что не опустошил все бары и не переспал со всеми женщинами планеты.
— Очаровательно. Эдвин кивнул:
— Не отличался особой чувствительностью.
— Ну и?.. — спросила Мэй. Он пожал плечами:
— Ничего. Просто… просто на обороте одной страницы Тупак Суаре кое-что о нем черкнул, наверное, случайно… но это никак не идет у меня из головы. При чем тут Оливер Рид? Какое отношение он имеет к поискам духовного просветления или обретению внутренней гармонии?
— Может, Суаре говорил по телефону, — предположила Мэй. — Многие в это время пишут что-нибудь на первом попавшемся клочке бумаги. Болтал с приятелем, а тот, к примеру, киноман, упомянул Оливера Рида, и Суаре машинально написал его имя. Не ищи скрытый смысл в авторских каракулях на обороте.
— Ты права, — сказал Эдвин. — Наверное, так и было. Просто записал. Что общего у вервольфа и доктора Джекилла с Тупаком Суаре, верно? Да? Но все равно… — Эдвин задумался. Интуитивно он чувствовал, что за этим что-то стоит, возможно, смерть Оливера Рида — ключ к разгадке истинных намерений Суаре. Но где связь? «И мне что-то нездоровится» — что он хотел этим сказать? И почему будущий гуру, который якобы не признает алкоголь, написал эти слова явно под мухой…
— Прием! — сказала Мэй. — Вызывает Земля.
— Прости. — Эдвин вернулся в реальность. — Я задумался.
— Да уж вижу. Я, конечно, не самый интересный собеседник на свете, но, раз уж мы проводим вечер вместе, не хочется, чтобы ты каждые пять минут впадал в прострацию.
— А? — Эдвин снова погружался в размышления. Мэй улыбнулась.
— Я хочу сказать, что мы хорошо понимаем друг друга. У японцев есть выражение ah-un, то есть общение без слов, какое бывает у старых друзей и… — Она запнулась. Понятие относилось также и к любовникам.
Эдвин собирался ответить, но что-то привлекло его внимание. Что-то снаружи. Ночная бригада под свет мигалок и вой сирены вешала рекламный щит. Огромный щит, а когда его прикрепили на фасад заброшенного здания, Эдвин прочитал: «Новый уникальный проект Фонда Рори П. Уилхакера!» И забыл про Оливера Рида.
— Интересно, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Мэй, — банки еще открыты?
— Уилхакер? — произнесла Мэй. — А у нас не…
— Да, работал у нас уборщиком. Как ты думаешь, — обернулся он к ней, — Первый Национальный на Салливан-стрит еще открыт?
Она посмотрела на часы:
— Думаю, да. По-моему, они работают до одиннадцати. Но только те, что занимаются депозитами и переводом.
— Отлично! — Эдвин допил пиво. — Тогда я побежал. Пока.
И умчался — даже пальто не надел, и уже в дверях сигналил рукой таксисту. Мэй наблюдала его побег с недоумением. Вечер оборвался внезапно. Она не знала, что и подумать. Было обидно. Но хуже всего — чувство вины за то, что она съела так много чизкейка.
— Что ж, — вздохнула она, — хватит с меня женских хитростей, чтобы увлечь женатого мужчину. Разумеется, — сейчас она была сама язвительность, — «мужчину» в самом приблизительном смысле этого слова.
И снова Мэй задумалась: что она вообще увидела в этом дерганом, своенравном, тощем, насмешливом маньяке? И снова ответа не нашла. (И никто никогда не находит. Настоящего то есть.)
— Еще чизкейка! — махнула она официанту, словно раненый солдат, что зовет на помощь. — И побольше!
Глава восемнадцатая
Выпрыгивая из машины перед Первым Национальным, Эдвин уже знал, как действовать. В такси он перечитал часть рукописи, посвященную органической экономике.
Свои небольшие сбережения — меньше двух тысяч долларов — Эдвин положил на новый счет, потом перевел в конвертируемые первоклассные акции, а затем в краткосрочные казначейские облигации (по 3,94%).
— Деньги поступят только завтра, — предупредила клерк за пуленепробиваемым стеклом.
— Хорошо. У меня ровно сутки, чтобы их прокрутить.
Рано утром Эдвин открыл оборотный счет. Затем вложил прибыль и обналичил все за среднесрочный период. Осторожно играя на разнице времени между Восточным и Западным побережьями, до конца недели Эдвин прокрутил свои деньги туда и обратно пять раз. В понедельник его первоначальная сумма превратилась в восемнадцать тысяч долларов. Во вторник — в сто шестьдесят семь тысяч. В среду составляла шестьсот восемьдесят. В четверг явились агенты ФБР.
Когда он неторопливо добрался до работы, его уже поджидали двое. Оба в стандартных темных очках, черных строгих костюмах, с подобающе мрачными лицами. Представители славного ФБР, чей девиз: «А нам это смешным не кажется».
— Мистер де Вальв, — начал первый, — я агент Нафиг, а это агент Нефиг. (Имена запоминать ни к чему.)
Эдвин бросил пиджак на стол и улыбнулся:
— Вы что, ходите к одному портному?
К сожалению, шутку не оценили. (См. девиз выше.)
— Довольно тесное и скромное рабочее место, — сказал один, оглядывая крохотную каморку, — для миллионера. Не находите?
Черт побери!
— Вот как? — осведомился Эдвин. — Миллион? Я подсчитывал вчера перед сном, но не был уверен, что сегодня уже набежит миллион. В арифметике я не силен, но мне казалось…
— Если быть точным, два с половиной миллиона, — сообщил агент Нафиг.
— Ха! Вот это да! Итак, джентльмены, соблаговолите минутку подождать, я только дерну кое-кого за хвостик и поколочу одного коллегу. Я мигом вернусь, соберу вещи, и мы продолжим разговор где-нибудь еще. Скажем, на борту частного авиалайнера в Южную Пасифику.
— На вашем месте я бы этого не делал.
— Сядьте, мистер де Вальв. — Агент занимал единственный в комнате стул.
— Я лучше постою.
— Как пожелаете, но имейте в виду: если вы сбежите, мы будем вынуждены открыть огонь.
Повисло молчание.
— Вы шутите?
— Мы никогда не шутим, мистер де Вальв.
— Будете стрелять?
— Будем стрелять.
— И пострадают ни в чем не повинные люди?
— Пострадают ни в чем не повинные люди.
— Ничего себе, — сказал Эдвин, — они же просто редакторы. Правда, не ахти какие, но все же… — И тут впервые с начала разговора он осознал, что, похоже, серьезно влип. Очень серьезно. Что закончить он может не на пляже в Бали, поедая охлажденную клубнику, пока слуга медленно обмахивает его большой веткой, а Найджел болтается вверх ногами над открытым мусорным баком. Сценарий может развиваться совсем по другой схеме.
— Ваш счет заморожен, мистер де Вальв. Будущие сделки блокированы, сейчас идет полная проверка.
— Я что — совершил преступление?
— Пока неясно.
Так что Эдвин подписал отказ, и его отвезли на допрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Очаровательно. Эдвин кивнул:
— Не отличался особой чувствительностью.
— Ну и?.. — спросила Мэй. Он пожал плечами:
— Ничего. Просто… просто на обороте одной страницы Тупак Суаре кое-что о нем черкнул, наверное, случайно… но это никак не идет у меня из головы. При чем тут Оливер Рид? Какое отношение он имеет к поискам духовного просветления или обретению внутренней гармонии?
— Может, Суаре говорил по телефону, — предположила Мэй. — Многие в это время пишут что-нибудь на первом попавшемся клочке бумаги. Болтал с приятелем, а тот, к примеру, киноман, упомянул Оливера Рида, и Суаре машинально написал его имя. Не ищи скрытый смысл в авторских каракулях на обороте.
— Ты права, — сказал Эдвин. — Наверное, так и было. Просто записал. Что общего у вервольфа и доктора Джекилла с Тупаком Суаре, верно? Да? Но все равно… — Эдвин задумался. Интуитивно он чувствовал, что за этим что-то стоит, возможно, смерть Оливера Рида — ключ к разгадке истинных намерений Суаре. Но где связь? «И мне что-то нездоровится» — что он хотел этим сказать? И почему будущий гуру, который якобы не признает алкоголь, написал эти слова явно под мухой…
— Прием! — сказала Мэй. — Вызывает Земля.
— Прости. — Эдвин вернулся в реальность. — Я задумался.
— Да уж вижу. Я, конечно, не самый интересный собеседник на свете, но, раз уж мы проводим вечер вместе, не хочется, чтобы ты каждые пять минут впадал в прострацию.
— А? — Эдвин снова погружался в размышления. Мэй улыбнулась.
— Я хочу сказать, что мы хорошо понимаем друг друга. У японцев есть выражение ah-un, то есть общение без слов, какое бывает у старых друзей и… — Она запнулась. Понятие относилось также и к любовникам.
Эдвин собирался ответить, но что-то привлекло его внимание. Что-то снаружи. Ночная бригада под свет мигалок и вой сирены вешала рекламный щит. Огромный щит, а когда его прикрепили на фасад заброшенного здания, Эдвин прочитал: «Новый уникальный проект Фонда Рори П. Уилхакера!» И забыл про Оливера Рида.
— Интересно, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Мэй, — банки еще открыты?
— Уилхакер? — произнесла Мэй. — А у нас не…
— Да, работал у нас уборщиком. Как ты думаешь, — обернулся он к ней, — Первый Национальный на Салливан-стрит еще открыт?
Она посмотрела на часы:
— Думаю, да. По-моему, они работают до одиннадцати. Но только те, что занимаются депозитами и переводом.
— Отлично! — Эдвин допил пиво. — Тогда я побежал. Пока.
И умчался — даже пальто не надел, и уже в дверях сигналил рукой таксисту. Мэй наблюдала его побег с недоумением. Вечер оборвался внезапно. Она не знала, что и подумать. Было обидно. Но хуже всего — чувство вины за то, что она съела так много чизкейка.
— Что ж, — вздохнула она, — хватит с меня женских хитростей, чтобы увлечь женатого мужчину. Разумеется, — сейчас она была сама язвительность, — «мужчину» в самом приблизительном смысле этого слова.
И снова Мэй задумалась: что она вообще увидела в этом дерганом, своенравном, тощем, насмешливом маньяке? И снова ответа не нашла. (И никто никогда не находит. Настоящего то есть.)
— Еще чизкейка! — махнула она официанту, словно раненый солдат, что зовет на помощь. — И побольше!
Глава восемнадцатая
Выпрыгивая из машины перед Первым Национальным, Эдвин уже знал, как действовать. В такси он перечитал часть рукописи, посвященную органической экономике.
Свои небольшие сбережения — меньше двух тысяч долларов — Эдвин положил на новый счет, потом перевел в конвертируемые первоклассные акции, а затем в краткосрочные казначейские облигации (по 3,94%).
— Деньги поступят только завтра, — предупредила клерк за пуленепробиваемым стеклом.
— Хорошо. У меня ровно сутки, чтобы их прокрутить.
Рано утром Эдвин открыл оборотный счет. Затем вложил прибыль и обналичил все за среднесрочный период. Осторожно играя на разнице времени между Восточным и Западным побережьями, до конца недели Эдвин прокрутил свои деньги туда и обратно пять раз. В понедельник его первоначальная сумма превратилась в восемнадцать тысяч долларов. Во вторник — в сто шестьдесят семь тысяч. В среду составляла шестьсот восемьдесят. В четверг явились агенты ФБР.
Когда он неторопливо добрался до работы, его уже поджидали двое. Оба в стандартных темных очках, черных строгих костюмах, с подобающе мрачными лицами. Представители славного ФБР, чей девиз: «А нам это смешным не кажется».
— Мистер де Вальв, — начал первый, — я агент Нафиг, а это агент Нефиг. (Имена запоминать ни к чему.)
Эдвин бросил пиджак на стол и улыбнулся:
— Вы что, ходите к одному портному?
К сожалению, шутку не оценили. (См. девиз выше.)
— Довольно тесное и скромное рабочее место, — сказал один, оглядывая крохотную каморку, — для миллионера. Не находите?
Черт побери!
— Вот как? — осведомился Эдвин. — Миллион? Я подсчитывал вчера перед сном, но не был уверен, что сегодня уже набежит миллион. В арифметике я не силен, но мне казалось…
— Если быть точным, два с половиной миллиона, — сообщил агент Нафиг.
— Ха! Вот это да! Итак, джентльмены, соблаговолите минутку подождать, я только дерну кое-кого за хвостик и поколочу одного коллегу. Я мигом вернусь, соберу вещи, и мы продолжим разговор где-нибудь еще. Скажем, на борту частного авиалайнера в Южную Пасифику.
— На вашем месте я бы этого не делал.
— Сядьте, мистер де Вальв. — Агент занимал единственный в комнате стул.
— Я лучше постою.
— Как пожелаете, но имейте в виду: если вы сбежите, мы будем вынуждены открыть огонь.
Повисло молчание.
— Вы шутите?
— Мы никогда не шутим, мистер де Вальв.
— Будете стрелять?
— Будем стрелять.
— И пострадают ни в чем не повинные люди?
— Пострадают ни в чем не повинные люди.
— Ничего себе, — сказал Эдвин, — они же просто редакторы. Правда, не ахти какие, но все же… — И тут впервые с начала разговора он осознал, что, похоже, серьезно влип. Очень серьезно. Что закончить он может не на пляже в Бали, поедая охлажденную клубнику, пока слуга медленно обмахивает его большой веткой, а Найджел болтается вверх ногами над открытым мусорным баком. Сценарий может развиваться совсем по другой схеме.
— Ваш счет заморожен, мистер де Вальв. Будущие сделки блокированы, сейчас идет полная проверка.
— Я что — совершил преступление?
— Пока неясно.
Так что Эдвин подписал отказ, и его отвезли на допрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71