Помните, что я обещал вам за те услуги, которые вы мне окажете в будущем: мои панталоны цвета бычьей крови, как только они немного износятся! Я не забыл своего обещания, старайтесь же и вы, со своей стороны, заслужить их.
— Что же мне необходимо сделать для этого? — спросил эскрибано с безнадежным видом. — Наши партии слишком не равны. Вам так легко выполнить ваше условие, тогда как мне…
— О Боже мой! Неизвестно, что нас ожидает в будущем! — возразил алькальд. — Обстоятельства могут сложиться так благоприятно для вас, что я сразу сделаюсь вашим должником.
— Да, но может статься, до тех пор ваши панталоны совершенно утратят свою ценность!
— Пора, однако, к делу! — перебил алькальд, желая прервать излияния своего подчиненного. — Приступим к совершению акта о лишении собственности, состоящей из старой лодки, принадлежавшей Висенту Персу, который под предлогом, что у него шестеро детей, не отдал мне в срок двадцать пиастров, которые взял у меня в долг.
С этими словами дон Рамон взял ломаный соломенный стул, намереваясь сесть к столу.
— Возьмите лучше этот, — с живостью вмешался эскрибано, подавая своему патрону стул, обитый кожей, которая от употребления почти стерлась. — Вам на нем будет помягче!
— И моим панталонам тоже! — с усмешкой добавил алькальд.
Гагатинто вынул свою чернильницу и лист гербовой бумаги, и оба достойных юриста готовились приступить к делу, как вдруг поспешные удары в дверь, которую они заперли, чтобы их не тревожили понапрасну, заставили обоих прервать свое занятие.
— Какой черт там ломится? — удивился алькальд.
— Во имя святой девы Марии — раздалось с улицы.
— Если с миром, входи! — ответили в один голос алькальд и эскрибано, и после этого набожного приветствия Грегорио отворил дверь.
— Что привело вас сюда в этот час, сеньор Диас? — с удивлением спросил алькальд при виде старого слуги графини де Медиана, стоявшего перед ним с выражением глубокого горя на лице.
— А, сеньор алькальд, — простонал старик, — сегодня ночью нас постигло большое несчастье, совершено тяжкое преступление. Графиня исчезла вместе с маленьким графом!..
— Вы уверены в этом? — спросил алькальд.
— Увы! В этом нет никакого сомнения. Для того чтобы убедиться, стоит только войти в комнату сеньоры через балкон, который выходит на море, как пришлось поступить и нам, так как комната была заперта изнутри, и мы не получали никакого ответа на стук. Злодеи все перевернули в ней вверх дном.
— Правосудия, правосудия, сеньор алькальд! Пошлите всех ваших альгвазилов в погоню за убийцами! — закричал вдруг женский голос. Это была горничная графини, которая воспользовалась удобным случаем, чтобы покричать, хотя в действительности вовсе не была потрясена таинственным исчезновением своей госпожи.
— Та-та-та! Как вы спешите, — возразил алькальд. — У меня всего два альгвазила, а сегодня они, как на грех, отправились на рыбную ловлю, так как иначе немудрено им умереть с голоду в этой проклятой дыре!
— О Боже мой! — воскликнула, рыдая, горничная. — Бедная моя госпожа! Кто же ей поможет?!
— Терпение, женщина, терпение! — проговорил дон Рамон. — Не отчаивайтесь в правосудии! Может статься, нам свыше послано откровение, которое сразу укажет верный путь к установлению истины!
Однако камеристка не сочла возможным утешиться этой надеждой, и ее крики еще усилились. На шум, который она производила в припадке лицемерного отчаяния, сбежалось почти все селение; около дверей алькальда собралась толпа женщин, стариков и детей, причем многие даже проникли в святилище правосудия.
Дон Рамон Коечо подошел, наконец, к Гагатинто, который от удовольствия потирал себе руки под плащом при мысли о той массе бумаги, которую придется исписать по поводу совершенного преступления; алькальд вполголоса обратился к своему подчиненному:
— Внимание и внимание, друг Грегорио! Великая минута наступила, и если вы окажетесь на высоте вашего призвания, то панталоны кровяного цвета…
Слов более не требовалось, Гагатинто понял и побледнел от радости. Он замер около своего патрона, следя за его малейшим жестом, стараясь уловить на лету его желания, чтобы быстрее исполнить их.
Алькальд снова уселся на кожаное кресло и жестом призвал присутствующих к молчанию, затем, обращаясь к своей случайной аудитории, он произнес пышную, пространную речь со множеством витиеватых выражений, свойственных вообще испанскому языку, пожалуй, самому красочному из всех разговорных языков.
— Дети мои! — начал дон Рамон. — В эту темную ноябрьскую ночь свершилось, как утверждает почтенный сеньор Хуан Диас, тяжкое преступление. Известие об этом не преминуло достичь слуха правосудия, от которого ничто не может укрыться. Тем не менее я выражаю сеньору Диасу глубокую признательность за сообщенные им сведения, хотя этот уважаемый слуга мог бы несколько пополнить их, открыв нам имена убийц!
— Но, сеньор алькальд, — прервал убитый горем слуга, — мне самому не известны их имена. Во всяком случае, я приложу все старания, чтобы отыскать мерзких негодяев!
— Вы слышите, дети мои, — продолжил алькальд, — и достойный дон Коечо в своем официальном донесении взывает к правосудию о наказании виновных; правосудие не останется глухо к его мольбам! Позвольте же теперь поговорить с вами о моих житейских делах и свободно предаться скорби, которую мне причинило таинственное исчезновение графини и юного графа де Медиана!
Здесь оратор остановился и сделал знак Гагатинто, который, несмотря на изощрение всех своих чувств с целью уловить момент для выполнения требуемых от него услуг, до сих пор оставался безнадежно пригвожденным к своему месту, тщетно мечтая о предмете своей страсти. Дон Рамон между тем продолжал:
— Вам небезызвестны, дети мои, те двойные узы, которые связывали меня с семьей де Медиана, а потому вам легко себе представить горе, которое охватило меня при известии о гнусном преступлении, тем более непонятном для нас, так как мы не знаем ни мотивов, ни виновников похищения. Увы, дети мои! Я теряю могущественную покровительницу, и мое сердце преданного слуги ее, равно как и официального лица, обливается кровью! Да, дети мои, еще вчера я посетил замок Медиана по поводу моей аренды!
— Чтобы попросить отсрочки, — чуть не крикнул Гагатинто, которому были досконально известны все дела его патрона; к счастью, алькальд не допустил свершения столь ужасного промаха, навеки разрушившего бы все надежды эскрибано на получение брюк цвета бычьей крови.
— Терпение, мой почтенный Гагатинто, смирите на время жажду правды, от которой вы сгораете. Да, дети мои, и ввиду той безопасности, в которой, по моему ошибочному мнению, находилась графиня де Медиана, я передал вчера в руки несчастной графини… — здесь голос достойного судьи оборвался, — сумму, равную десяти годам арендной платы, выплаченную мной вперед полностью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
— Что же мне необходимо сделать для этого? — спросил эскрибано с безнадежным видом. — Наши партии слишком не равны. Вам так легко выполнить ваше условие, тогда как мне…
— О Боже мой! Неизвестно, что нас ожидает в будущем! — возразил алькальд. — Обстоятельства могут сложиться так благоприятно для вас, что я сразу сделаюсь вашим должником.
— Да, но может статься, до тех пор ваши панталоны совершенно утратят свою ценность!
— Пора, однако, к делу! — перебил алькальд, желая прервать излияния своего подчиненного. — Приступим к совершению акта о лишении собственности, состоящей из старой лодки, принадлежавшей Висенту Персу, который под предлогом, что у него шестеро детей, не отдал мне в срок двадцать пиастров, которые взял у меня в долг.
С этими словами дон Рамон взял ломаный соломенный стул, намереваясь сесть к столу.
— Возьмите лучше этот, — с живостью вмешался эскрибано, подавая своему патрону стул, обитый кожей, которая от употребления почти стерлась. — Вам на нем будет помягче!
— И моим панталонам тоже! — с усмешкой добавил алькальд.
Гагатинто вынул свою чернильницу и лист гербовой бумаги, и оба достойных юриста готовились приступить к делу, как вдруг поспешные удары в дверь, которую они заперли, чтобы их не тревожили понапрасну, заставили обоих прервать свое занятие.
— Какой черт там ломится? — удивился алькальд.
— Во имя святой девы Марии — раздалось с улицы.
— Если с миром, входи! — ответили в один голос алькальд и эскрибано, и после этого набожного приветствия Грегорио отворил дверь.
— Что привело вас сюда в этот час, сеньор Диас? — с удивлением спросил алькальд при виде старого слуги графини де Медиана, стоявшего перед ним с выражением глубокого горя на лице.
— А, сеньор алькальд, — простонал старик, — сегодня ночью нас постигло большое несчастье, совершено тяжкое преступление. Графиня исчезла вместе с маленьким графом!..
— Вы уверены в этом? — спросил алькальд.
— Увы! В этом нет никакого сомнения. Для того чтобы убедиться, стоит только войти в комнату сеньоры через балкон, который выходит на море, как пришлось поступить и нам, так как комната была заперта изнутри, и мы не получали никакого ответа на стук. Злодеи все перевернули в ней вверх дном.
— Правосудия, правосудия, сеньор алькальд! Пошлите всех ваших альгвазилов в погоню за убийцами! — закричал вдруг женский голос. Это была горничная графини, которая воспользовалась удобным случаем, чтобы покричать, хотя в действительности вовсе не была потрясена таинственным исчезновением своей госпожи.
— Та-та-та! Как вы спешите, — возразил алькальд. — У меня всего два альгвазила, а сегодня они, как на грех, отправились на рыбную ловлю, так как иначе немудрено им умереть с голоду в этой проклятой дыре!
— О Боже мой! — воскликнула, рыдая, горничная. — Бедная моя госпожа! Кто же ей поможет?!
— Терпение, женщина, терпение! — проговорил дон Рамон. — Не отчаивайтесь в правосудии! Может статься, нам свыше послано откровение, которое сразу укажет верный путь к установлению истины!
Однако камеристка не сочла возможным утешиться этой надеждой, и ее крики еще усилились. На шум, который она производила в припадке лицемерного отчаяния, сбежалось почти все селение; около дверей алькальда собралась толпа женщин, стариков и детей, причем многие даже проникли в святилище правосудия.
Дон Рамон Коечо подошел, наконец, к Гагатинто, который от удовольствия потирал себе руки под плащом при мысли о той массе бумаги, которую придется исписать по поводу совершенного преступления; алькальд вполголоса обратился к своему подчиненному:
— Внимание и внимание, друг Грегорио! Великая минута наступила, и если вы окажетесь на высоте вашего призвания, то панталоны кровяного цвета…
Слов более не требовалось, Гагатинто понял и побледнел от радости. Он замер около своего патрона, следя за его малейшим жестом, стараясь уловить на лету его желания, чтобы быстрее исполнить их.
Алькальд снова уселся на кожаное кресло и жестом призвал присутствующих к молчанию, затем, обращаясь к своей случайной аудитории, он произнес пышную, пространную речь со множеством витиеватых выражений, свойственных вообще испанскому языку, пожалуй, самому красочному из всех разговорных языков.
— Дети мои! — начал дон Рамон. — В эту темную ноябрьскую ночь свершилось, как утверждает почтенный сеньор Хуан Диас, тяжкое преступление. Известие об этом не преминуло достичь слуха правосудия, от которого ничто не может укрыться. Тем не менее я выражаю сеньору Диасу глубокую признательность за сообщенные им сведения, хотя этот уважаемый слуга мог бы несколько пополнить их, открыв нам имена убийц!
— Но, сеньор алькальд, — прервал убитый горем слуга, — мне самому не известны их имена. Во всяком случае, я приложу все старания, чтобы отыскать мерзких негодяев!
— Вы слышите, дети мои, — продолжил алькальд, — и достойный дон Коечо в своем официальном донесении взывает к правосудию о наказании виновных; правосудие не останется глухо к его мольбам! Позвольте же теперь поговорить с вами о моих житейских делах и свободно предаться скорби, которую мне причинило таинственное исчезновение графини и юного графа де Медиана!
Здесь оратор остановился и сделал знак Гагатинто, который, несмотря на изощрение всех своих чувств с целью уловить момент для выполнения требуемых от него услуг, до сих пор оставался безнадежно пригвожденным к своему месту, тщетно мечтая о предмете своей страсти. Дон Рамон между тем продолжал:
— Вам небезызвестны, дети мои, те двойные узы, которые связывали меня с семьей де Медиана, а потому вам легко себе представить горе, которое охватило меня при известии о гнусном преступлении, тем более непонятном для нас, так как мы не знаем ни мотивов, ни виновников похищения. Увы, дети мои! Я теряю могущественную покровительницу, и мое сердце преданного слуги ее, равно как и официального лица, обливается кровью! Да, дети мои, еще вчера я посетил замок Медиана по поводу моей аренды!
— Чтобы попросить отсрочки, — чуть не крикнул Гагатинто, которому были досконально известны все дела его патрона; к счастью, алькальд не допустил свершения столь ужасного промаха, навеки разрушившего бы все надежды эскрибано на получение брюк цвета бычьей крови.
— Терпение, мой почтенный Гагатинто, смирите на время жажду правды, от которой вы сгораете. Да, дети мои, и ввиду той безопасности, в которой, по моему ошибочному мнению, находилась графиня де Медиана, я передал вчера в руки несчастной графини… — здесь голос достойного судьи оборвался, — сумму, равную десяти годам арендной платы, выплаченную мной вперед полностью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198